Прости меня родная, если сможешь…
В душе моей мне не унять боли борьбу!»
Он нервно курит сигарету на балконе.
И ровный белый дым течёт рекой.
Как поздно понял он, что всё пропало,
А как же хочется её достать рукой…
И в мыслях вспоминая её образ.
Окурок выбросил на ветер и ушёл.
Он понимал, что потерял полжизни,
И лишь осадок горький на душе нашёл…
Мужчины тоже плачут
Когда я уходила, он смотрел мне вслед.
Его глаза блестели и сверкали.
Всё этой ночью было, как всегда,
А утром оба мы привычкою молчали.
«Я позвоню!» – Он бросил в спину мне.
Я не ответила, направилась к окну.
Мне было холодно и грустно в твоём доме,
Но я тебя, ни в чём не упрекну.
«Уже уходишь?» – Ты стал быстро одеваться.
Я промолчала, было нечего сказать.
Нет силы, больше хитро улыбаться,
И нет желания опять всё доказать.
Я вышла в двери, лишь накинув кофту.
И осень не помеха во дворе.
Нужно обдумать всё, остаться в одиночестве,
Выйти за рамки жизни, что живут в одной поре.
Мне не простить тебя… Я знаю это точно.
И пусть ты дорог сердцу, по другому не могу.
Одна часть тела гонит прочь всё,
Другая смело говорит – ещё люблю.
Я уходила от тебя, не пряча грусти.
Давно чужими стали мы – это не факт.
А ты смотрел мне вслед и тихо плакал,
Закончился печально наш антракт.
Не видела я раньше слёз мужчины.
И даже сердце сжалось в каменный кулак!
«Я так люблю тебя родная, очень сильно!
Прости если, возможно, я дурак…»
Шизофрения
Палата. Холодно и тихо.
Вокруг лишь стены. Дверь и пустота.
В рубашке белой, с рукавами за спиною,
В углу далёком на полу сидит она.
Её забыли все. Родные отказались тоже.
Собрали, привезли сюда, оставили одну.
Теперь её судьба под пристальным контролем,
Теперь она сама в обыденном плену.
Ухмылка на лице её и взгляд жестокий в стену.
Карябает ногтями, обивку на полу.