Девичья память

Дальше следовало приглашение на вебинар, где можно все эти ошибки проработать и научиться, наконец, писать качественные тексты. Всего за пять тысяч.

Я задумалась.

Деньги не большие, но отдавать их за результат, столь же неявный, как финальный вывод моего рассказа, не хотелось от слова совсем. Жаба на шее смотрела снизу-вверх грустными глазами и тихонечко квакала на ухо что-то про новый флакон духов. Конечно, я сдалась ей без боя. С такими-то аргументами!

Через месяц пришло повторное письмо, с призывом не упустить свой шанс и ссылкой на прошлогодний разбор текста в рамках всё того же вебинара. В конце была пророческая приписка: «Вам надо!»

–Ну ладно, – подумала я, – это, и впрямь, может быть пинок от Вселенной, – и решила посмотреть демоверсию.

По ссылке сидел перед камерой щуплый дядечка с усами Боярского, глазами Николаева и залысинами Мягкова.

Дядечка представился писателем, коучем и автором курса, на который, собственно, всех желающих и нежелающих активно приглашает. Это вступление заняло всего-ничего, минут 30.

Потом он, весело подмигнув в объектив, объявил, что разбирать будет свой собственный рассказ, дабы зрители учились на хорошем. Прочитав пару абзацев, писатель, автор курса и коуч, скромно сравнил свою персону с Набоковым.

Я поперхнулась чаем.

Владимир Владимирович перевернулся в гробу.

Поисковик, как я его не пытала, о дяденьке из видео ничего не знал.

Обнаружить свидетельства каких-либо заслуг перед русской и мировой литературой коуча, писателя и автора курса, кроме коротенькой рекламы из ВК и того самого видео, мне не удалось. Так что, мы с жабой снова и окончательно решили остаться при своём. Без руководства опытных специалистов, с моим натужным юмором и поверхностными персонажами. Без шанса на личностный рост. Зато с новым парфюмом.

В общем, писать я так и не научилась. А могла бы…

Девичья память

Телефон настойчиво требует внимания. Приходится отвлечься. На экране жизнерадостно улыбается с фотографии Ляля, давняя моя приятельница и совершенно эпичная, в смысле количества связанных с ней забавных случаев и баек, личность.

Я на всякий случай сохраняю незаконченную презентацию и поспешно тычу в дисплей, чтобы ответить. Лялька в последнее время появляется нечасто, чему я и одновременно огорчаюсь, постольку успеваю за ней изрядно соскучиться, но и радуюсь, зная, что плотная занятость подруги главный залог её благополучия, не только материального, кстати. Просто Ляля из тех людей, кому совершенно противопоказано бездействие. Стоит ей зависнуть «в моменте», как кипучая Лялькина энергия, не находя выхода, начинает толкать свою хозяйку навстречу приключениям, что нередко приводит к проблемам на Лялькину же голову, а если период бездействия по каким-то причинам затягивается, подруга и вовсе, тускнеет и вянет, что цветок без воды, начинает изводиться сама и виртуозно изводить домашних. В общем, чем насыщеннее Лялькина жизнь, тем спокойней окружающим.

– Привет! Ты чего не отвечаешь? Я тебе фотки скинула в Вайбере, а ты не смотришь и не смотришь, вот, решила набрать, – обрушивается на меня из трубки вихрь по имени Ляля, – Ты только глянь, что я нашла! Совершенно исторические вещички!

Со вздохом лезу в мессенджер, посмотреть, что такого исторического обнаружила эта неугомонная женщина. Приложение загружает присланные Лялей кадры, и я невольно расплываюсь в улыбке. На них пёстрая от наклеек и разноцветных гелиевых ручек тетрадь-анкета, кривоватая надпись поперёк обложки трижды обведена неоново-розовым маркером, сама норовит раскрыться на сложенных треугольником страницах со строгими надписями: «Секрет!!! Не читать!!!», которые, конечно же, всегда разворачивались первыми. Бисерные фенечки, сплетённые когда-то в подарок, нитяные «браслеты дружбы», фантики от жевательной резинки «Love is…», альбом с гербарием, который мы вместе собирали целое лето, а после так и не оформили под стекло, потемневший кулон сердечко, журнальные вырезки, бусины чешского стекла, выцветшие от времени Полароидные снимки, где мы позируем в обнимку на фоне памятников и цветущих деревьев, открытки и магнитики из дальних и не очень путешествий – вся история нашей дружбы, начиная со школьных лет, упакованная в коробку из-под обуви и заботливо хранимая подругой все эти годы. Милые памятные мелочи, частички безоблачного детства и беззаботного девичества.

– Лялька, ты где это всё откопала?

Подруга смеётся в ответ.

– Да вот, вещи перебирала, нашла на антресолях. Скажи здорово? Час уже сижу перебираю. Столько воспоминаний…

– Это да, – хмыкаю я, – Вспомнить нам действительно есть что, жаль, внукам нечего будет рассказать. А с чего это тебя на антресоли понесло посреди лета? Ремонт что ли затеяла?

Ляля вздыхает в трубку.

– Не ремонт. Переезд.

– Квартиру меняешь? Здорово! Поздравляю! Ты ж давно хотела перебраться.

Снова вздох. Тревожное предчувствие стискивает рёбра.

– Да, вот и перебираюсь. В…

Она называет город и у меня вдруг перехватывает дыхание.

– Это же три тысячи километров, – выдавливаю я, наконец.

Лялька печально сопит.

В голове вихрем проносятся сотни мыслей, обрывки воспоминаний, словно в калейдоскопе, выстраиваются в причудливые узоры и рассыпаются на части, тут же сменяясь другими. Вот Лялька учится кататься на велосипеде, а я её страхую, у обеих сбитые в хлам коленки и счастливые улыбки – получается! До конца улицы проехала сама!

Первый звонок, волнуемся обе. Держимся за руки, плотно переплетя чёрные от ореховой кожуры пальцы, бант у Ляльки сбился набок, нос за лето облупился, и вообще, вид самый что ни на есть боевой, перед школьными воротами она оборачивается ко мне и залихвацки подмигивает, мол, не бойся, прорвёмся!

Зима, красная от мороза и обиды Лялька пылает праведным гневом и жаждет мести, её только что «намылил» снегом одноклассник Димка. Я подговариваю ещё четверых девчонок и после уроков мы организуем засаду. Противник пойман, повержен в сугроб и от души выкатан в снегу. Ликуем, справедливость восторжествовала, Лялька отмщена!

Дача Лялькиных родителей, напоенный весенними ароматами воздух, свежевскопанные грядки. Серьёзная Лялька, надвинув панаму на глаза (облупившийся нос теперь проблема, а не признак крутизны) усердно втыкает в землю семечки подсолнечника из купленной в ларьке пачки. Лялькин отец, выяснив что к чему, покатывается со смеху, подруга дуется. Кто ж знал, что жареные они для посадки не годятся?

Седьмой класс, Димка теперь каждый день таскается за нами следом от школы до Лялькиного дома, носит её портфель гордо, словно рыцарь подвязку на копье, угощает нас на переменах краснобокими яблоками, выпытывает у меня какие Ляльке нравятся песни и когда у неё день рождения. Разумеется, прежде чем предоставить ему стратегические разведданные, я всё согласую с подругой.

Каникулы. Мы с Лялькой заперлись в моей комнате, экспериментируем с её причёской. Чёлка получилась немного короче, чем планировалось, но подруга настроена оптимистично, отрастёт – будет супер. А вот с пепельными прядями что-то не задалось, на светло русых Лялькиных волосах предательский краситель проявился отчётливой зеленью. Но она и тут не унывает, говорит, так даже интересней вышло, теперь ещё бровь надо проколоть, и курить научиться. Идею с бровью я отметаю сразу, колоть Ляльку у меня рука не поднимется. Зато приношу с кухни сигареты отчима. Обеих после них ещё сутки тошнило…

Выпускной. Мы страшно красивые, путаемся в платьях, непривычно длинных, нарядных, как у принцесс. Лялька с Димкой танцуют вальс. Какая милая пара, говорит кто-то рядом, и я смотрю на них с такой гордостью, будто собственноручно вчера вылепила этих двоих из глины.

– Всего каких-то три тысячи километров – нарочито бодро произносит трубка голосом Ляли, – Тут же лететь всего ничего! Можно гонять друг к другу в гости хоть каждые выходные!

Я что-то мычу в ответ, соглашаясь. Действительно, в наше время расстояние не препятствие, всё равно обе заняты по горло, живя в одном городе, не чаще чем пару раз в месяц видимся, только вот по телефону или в переписке и общаемся. Так какая разница? Но горло сжимает невидимая рука и на глаза невольно наворачиваются слёзы. Смахиваю их поскорей, пока не проявились в голосе.

– Работу предложили, да?

– Да. Место отличное, грех упускать.

Мы болтаем ещё немного, обещаем друг другу непременно встретиться пару раз до Лялькиного отъезда, вспоминаем, что из старых нереализованных планов необходимо наверстать, смеёмся и перешучиваемся, как обычно. Ляля подробно рассказывает о своих планах на новом месте, а я искренне желаю ей всех возможных удач. Наконец, попрощавшись, конечно же, до скорого свидания, кладу трубку.

Открываю шкаф.

До верхней полки я не достаю даже в прыжке, так что сначала приходится сходить на кухню за табуретом, но в конце концов мне удаётся извлечь из дальнего угла заваленную всевозможным нужным хламом коробочку. Сажусь на пол рядом с распахнутым шкафом, бережно стираю пыль с розовой картонной крышки, развязываю потрёпанную ленту. Под ней пёстрая от наклеек и разноцветных гелиевых ручек тетрадь-анкета, блокнот, куда переписывались от руки стихи, свои и чужие понравившиеся, бисерные фенечки, сплетённые когда-то в подарок, нитяные «браслеты дружбы», фантики от жевательной резинки «Love is…», альбом с гербарием, который мы вместе с Лялькой собирали целое лето, а после так и не оформили под стекло, потемневший кулон сердечко, журнальные вырезки, бусины чешского стекла, выцветшие от времени Полароидные снимки, открытки и магнитики из дальних и не очень путешествий – вся история нашей дружбы. Вся наша с Лялькой память.