– Базовых! Я бы даже добавил, что одних из фундаментальных. Безусловно, к каждой девочке нужно подбирать свой исключительный ключик. Но есть стержневые каркасы, которые имеются у всякой девушки. Например, женщины любят ушами, а мужчины глазами. Что это значит? Когда девочки с кем-то знакомятся, они меньше чем юноши обращают внимание на внешность. Вот ты, как по-моему мнению, очень приятный парень, даже симпатичный, но для девчонок это совсем не главное. Им, безусловно, нравятся твои глаза такого редкого насыщенно-голубого цвета, но впечатление девчонки сложат, только тогда, когда с тобой пообщаются.
– И о чём с ними говорить? – позабыв о пончиках, «созрел» Дима до вопроса.
– Тут важен контекст ситуации. Будете на стадионе, и о футболе можно поговорить. А если в парке, то и темы соответствующие: о цветах, деревьях, птичках, погоде. Но это должны быть какие-нибудь интересные факты, а не общеизвестная информация. А ещё лучше выяснить заранее, чем девушка увлекается и, подготовившись, степенно рассуждать на животрепещущие для неё тематики. Причём обрати внимание. Узнать надо у неё самой. Ведь далеко не всегда подружки или родные в курсе оказываются. Таким образом, в начале любых отношений находятся точки соприкосновения. Очень важно чтобы вдвоём было интересно. Первостепенно важно. Потому что если нет ни одной совместной привлекательной для вас обоих темы, то настоящая дружба не завяжется. Усвоил?
– Усвоил, – неуверенно отозвался Дима.
– И ещё две премудрости. Первая: если женщина неправа, попроси у неё прощения. Так она скорее остынет, и вы сможете быстрее найти общий язык. Вторая: не дури девчонке голову, если ты не уверен в собственных чувствах.
Быстро заморгав, Дима кивнул и впился зубами в очередной пончик, усердно начав его жевать. Папа, подмигнул сыну и, похлопав его по плечу произнёс:
– Для первого раза достаточно. Если будут вопросы, обращайся. Хотя постой! Ещё одна базовая вещь: счастье добудет тот мужчина, который способен рассмешить женщину, когда она злится. Сынок, юмор это наше всё. Если не знаешь что делать, то пора шутить и разряжать обстановку. И это касается не только темы общения с девочками.
Наступила звенящая тишина, отец налил ещё чай и тоже принялся за поедание благоухающих пончиков, а юный волхв терзался в сомнениях: «Если я сейчас начну расспрашивать, как бы мне ближе познакомиться с Наузовой, у родителей возникнут мысли, что я на неё запал. Но сам я подойти никак не могу, повода нет. Не в кино же мне её с бухты барахты приглашать, чтобы попытаться выведать кто она такая? А может изобразить влюблённого? А если она только того и ждёт, чтобы я к ней сунулся? Вдруг она специально бросает на меня странноватые взгляды? Хочет, чтобы я первый подошел, потому что планирует заманить в ловушку Дивинус?».
Размышления остановил вопрос папы.
– Хочешь, расскажу, как я в твоём возрасте с девчонками знакомился?
Дима чуть не поперхнулся оттого, что быстро закивал и уже через секунду он воспрял духом и с нескрываемым интересом внимал каждое слово отца.
– Я всегда начинал с коротких бесед. Понимал, что если надолго подходить, то или оробею и начну мямлить или вообще замолчу. Подходил к девчонке и что-нибудь спрашивал. Просил одолжить циркуль или уточнял, что задали на дом. Потом предлагал чем-нибудь на время обменяться, ну там значком или книжкой. Ещё я присутствовал во всех радостях и горестях, которые происходили с объектом моего обожания. Я строил печальную гримасу, если понравившуюся мне девочку ругал учитель или поставил ей невысокую оценку. Поднимал большой палец вверх, когда она получала отличные отметки. Когда девочка привыкала к моим нейтральным просьбам и видела, что я ей сопереживаю и не докучаю, то постепенно сама начинала со мной общаться. Я же всегда был неподалёку.
– Классно придумано, – похвалил юный волхв, прикидывая как ему эти знания, помогут разоблачить Милану.
На следующий день на перемене перед последним уроком Дима, наконец-то подловил нужный момент, и подошёл к Наузовой, когда одноклассница с удручённым видом сидела с открытым учебником истории.
– Мила, напомни, а нам что на сегодня задали?
– Вот это, – она, не отвлекаясь от чтения, ткнула пальцем в книгу.
Дима вслух прочитал название параграфа:
– Особенности советской индустриализации, – и махнув рукой, добавил, – о, так это леготня.
Наузова оторвалась от учебника и с раздражением произнесла:
– Неостроумно.
– Тут, правда, ничего сложного.
– И ты можешь в паре слов объяснить суть?
– Конечно. СССР за золото, художественные ценности и пшеницу закупал за рубежом станки для заводов. Пытались перекрыть просадку в развитии. Она случилась из-за нескольких разгромных факторов: значительное уничтожение флота во время русско-японской войны с его дорогостоящим восстановлением, расходы Первой мировой войны, хаос от двух революций семнадцатого года с последующей гражданской войной, включая иностранную военную интервенцию. Нужно было многое заново построить, к тому же во время индустриализации пару лет случился неурожай из-за засухи, которым воспользовались некоторые несогласные с советской властью и своими действиями привели к массовому голоду по всей стране. Как итог по объёму промышленной продукции СССР занимал второе место в мире после США уже к концу второй пятилетки, а к началу Второй мировой войны было запущено около девяти тысяч новых предприятий, построены крупнейшие авто и железнодорожные магистрали, аэродромы, заработали институты, провели перевооружение армии. Как-то так.
– Получается, что без всего этого бума строительства заводов мы бы Вторую мировую проиграли? – подытожила Мила.
– Можно и так сказать, – скромно кивнул Дима, с трудом скрывая радость, и вернулся на своё место.
Через минуту прозвенел громогласный звонок. Дроздов весь урок старался не обращать внимания на то, что новенькая как-то по-другому на него поглядывает и лишь когда она получила положительную оценку за ответы, едва Наузова обернулась, он поднял большой палец, за что удостоился улыбки Милы, в которой в этот раз дерзость не читалась.
Глава 2
В изысканной, играющей бликами заходящего солнца гостиной семьи Бойченко на накрытом обеденном столе стояли зажжённые свечи. Отблески пламени словно оживляли полотна многочисленных картин. Приятно пахло запечённой уткой и кисло-сладким вишнёвым соусом. Под любопытным взглядом белого щенка лайки, растянувшегося на плюшевой подушке на диванчике из ротанга, постепенно пустела фарфоровая горка, уставленная пирожными в шоколадной глазури – это юная хозяйка, теребя край юбки в чёрно-красную клетку, один за другим поглощала миниатюрные нежные эклеры. И вот, подкрепившись сладким, она подскочила со стула и пулей умчалась в глубину многокомнатной квартиры.
Взволнованная Маша отыскала брата за чтением.
– Глебушка, у меня скоро будет гостья. Ты у себя посидишь или выйдешь поздороваться?
Глеб щёлкнул пальцами:
– А чего это ты интересуешься?
Он нисколько не смутил сестру прямым вопросом. Она почесала нос, пригладила русую косу и, разглядывая, освещённые люстрой узоры на ковре, тихо произнесла:
– Это очень необычная гостья. Я хочу произвести впечатление.
– Какое впечатление?
– Хорошее! Она красивая и умная и она юнармеец. Мы познакомились, когда я выгуливала Моцарта. Она обещала отвести меня в краснодарский штаб, и я тоже смогу вступить в «Юнармию». Я надеялась, что папа сегодня вернётся из командировки. Хотела за ужином познакомить её с семьёй. Но папа задерживается ещё на неделю, а у мамы неожиданно срочный заказ на картину появился, и она только что умчалась на какую-то художественную выставку, сам понимаешь, вернётся за полночь, не раньше.
Плотноватого телосложения брат, встав из-за стола, начал разминать затёкшую от долгого сидения спину, и лениво уточнил:
– Так, а от меня, ты что хочешь?
Маша замялась, на щеках вспыхнули алые пятачки, голубые глаза пылали мольбою:
– Понимаешь, мне как-то неловко. Одно дело мы пару раз поболтали в парке, пока она выгуливала пса, которого ей на время на попечение оставили, и совсем другое дело общение дома. Я не хочу, чтобы она во мне разочаровалась. Вдруг она передумает меня в штаб вести. Это же, как бы её репутация пострадать может, если я буду не достойным кандидатом. Ужин мама приготовила, всё уже на столе.
– Это ты, поэтому так вырядилась?
Оправив пышный воротник белоснежной блузки, Маша коротко кивнула.
– Хорошо. Посижу, послушаю. Но если мне будет неинтересно в вашей компании, то через десять минут я уйду.
– Спасибо! И переоденься, пожалуйста!
– Что не так с моим спортивным костюмом? – изумился Глеб.
– Мы же должны быть в едином семейном образе…
Брат уже хотел съязвить, не нужно ли одеть галстук-бабочку, но звонок в дверь ему этого сделать не дал.
– Оёёюшки! Это Оля! Скорее переодевайся! – воскликнула сестра, и проворной пумой выскочила встречать гостью.
Взгляд Глеба сиюминутно опечалился. Просторная, оформленная в классическом стиле спальня в бежевых тонах, ему стала неимоверно тесной. Он прошагал к шкафу и, вытаскивая белую рубашку с брюками, мысленно заворчал: «Оля. Почему именно Оля? Ещё и юнармейка!».
Приглаживая аккуратную причёску типичного умника-отличника, Глеб избегал собственного взгляда в зеркальной двери. Горькие воспоминания о сказочно-прекрасной, но холодной Ольге Лагорской, с которой они летом вместе побывали на археологических раскопках, нахлынули штормовой, сбивающей с ног волной, вновь заставив сердце парня сжиматься в мучительных спазмах от пережитого неудачного опыта первой любви. Не так давно, очередной бессонной ночью, Глеб принял для себя то, что эта девушка навсегда останется занозой в его душе, надо реже о ней думать, чтобы было легче жить. Он определился с выходом из запутанной ситуации, решив выждать спасительное время, которое, как утверждали в книгах философы всех мастей, обладает лечащими свойствами. Он старался не размышлять о Лагорской, но не тут то было. Фортуна подкидывала ему один за другим неожиданные перепутья, на которых он нос к носу сталкивался с Олей. Казалось, что чем сильнее Глеб хотел её забыть, тем чаще она попадалась ему на глаза. На последнем таком пересечении на межшкольной олимпиаде по литературе он узнал фамилию Оли и её увлечение русским языком, словно по крупинкам продолжал, собираться портрет внутреннего мира девушки.