К другому берегу

– Ну, а ты?

– Я? Я никто.

О господи, опять…

– А мне кажется, ты кошка!

– Драная…

– Перестань! Такая… сиамская кошка.

– Так у меня глаза не голубые.

– Они у тебя всякие. Бывают и голубые, когда небо отражается.

– Нет, я себя кошкой не чувствую. Не знаю, кто я. Так, зверушка какая-то мелкая.

Раненая зверушка – подумал с тоской Леший, а сам все продолжал говорить:

– А вот, кстати, про кошек – ты знаешь, Дуся со мной на этюды ходит! Я сначала думал – случайно. Потом смотрю – нет. Бежит за мной, деловая такая. Потом я работаю, а она вокруг лазает. Или придет, у ног ляжет, смотрит. Ну, говорю, как тебе? Понюхает, фыркнет! Смешная…

– Надо же!

– А хочешь со мной пойти на этюды? Можем в лес, на поляну – ягод наберешь! Или к реке?

– А я не помешаю?

– Нет, что ты!

Посмотрел – улыбается!

– Поесть не хочешь? А то я не завтракал.

– Не знаю. Ты поешь, а я еще картинки посмотрю, можно?

– Смотри, конечно! Может, чаю попьешь?

– Чаю?.. Да.

– Хочешь – с мятой?

– Хочу.

– Вот и ладно!

– А у тебя тепло тут, уютно. Пахнет чем-то знакомым…

– Это хлебом от печи пахнет и сеном от матрацев.

– Ты сам хлеб печешь?

– Научился.

– А откуда эта кошка взялась?

– Дуся-то? Это тети Маши! У нее их много. А эта меня выбрала! Сама пришла, стала жить. Я уезжаю, она к тете Маше уходит. Приезжаю – ко мне.

– А на что ты живешь? Ты же не работаешь нигде? Или работаешь?

– Я вольный стрелок! Ничего хорошего в этом нет, конечно. Но как-то так получилось. Я когда с работы ушел – сначала машину продал. Потом один немец картины у меня купил – сразу много! Вот. Потом я сам в Измайлове продавал. Потом с ребятами сговорился – я им отдаю оптом, они продают. Мне-то не очень выгодно, но жалко времени – сидеть там, покупателей ловить. В галерею отдал картины, там тоже потихоньку продаются. Я приезжаю, хожу везде, смотрю – что продается, что нет.

– И на это можно жить?

– Да не особенно, конечно. Еще бывает халтура – реставрирую мебель. Только особенно негде. У матери тесно, да и столярка бывает нужна, приходится к ребятам обращаться, у кого есть.

– Да ты просто мастер на все руки!

– Ой, есть захочешь – всему научишься! Фреску писал одному придурку.

– Почему – придурку?

– А! Эротическую фреску потому что! По его задумке. Ой, мама! Но – хозяин – барин.

– Что ж там было-то, на фреске?

– Ага, так я тебе и рассказал. Здесь-то много денег не надо, на подножном корму. Я картошку стал сажать. Морковку всякую. Растет, правда, плохо – север все-таки. У тети Маши куры есть, молоко опять же. В магазин кое-что привозят… да ничего, нормально. Летом грибы-ягоды, рыба – щука, налим. Бобра даже ел!

– Бобра?! И как?

– Да ничего: на ночь в печь поставил, он затомился. Вкусно, слегка рыбой отдает. Бобра, знаешь, и монахи в пост едят, за рыбу сходит. И черепаху едят, потому что в скорлупе, вроде как орех.

– Ой, врешь ты все!

– Да вот те крест!

А сам смотрел и радовался – почти прежняя, живая! Только бы опять не ушла в туман этот, удержалась. Может… может – поцеловать?

– Марин… а ты помнишь… как мы… в Суханове?..

Дернулась, словно ударил.

Черт! Зачем вылез! Рано! Но не мог больше терпеть, что она с ним как с чужим!

– А-а! Вот вы где! – Серёга вломился. – А меня Танька послала разыскивать. Что такое, говорит. Где Маринка? Ушла за водой и пропала. А они вон что!

– А мы чай пьем.

– Чай? Ну-ну!