– Это безумно, но заслуживает уважение. То, ради чего ты оставил Ляльки.
Тинар покачал головой:
– Просто обещание из тех, что нельзя отбросить. Каким бы оно не казалось безумным, опасным, даже никчёмным или глупым. Кроме того, мне уже назначили цену за его образ. Так что нужно просто пойти и сделать. Времени у меня не так уж много.
– Какую цену? – удивилась девушка. – Кто назначил?
– Капь, – непонятно ответил Тинар. – Капь явила образ из тени. Она выставила счёт, который я не могу не оплатить. Чуть позже, но это всё равно нужно будет сделать.
Он помолчал. Затем вдруг произнёс те слова, которые Улия никак не ожидала от него услышать.
– На самом деле я сейчас ничего не боюсь. Потому, что испытал это. Своими глазами наблюдать, как унизили и растоптали близкое тебе существо, но не в силах ничего предпринять. Вот это – самая мучительная вещь на свете.
– Хорошо, – просто сказала Улия, отбирая огромный кусок солонины у Сёмы. Зверёк повис под её рукой, вцепившись зубами в желанный ломоть, но понял, что захотел больше, чем в него влезет, разжал челюсти и полетел вниз.
– Я просто ещё немного должен подумать, так как мой план нуждается в некоторой доработке.
– Доработке?
– Думаю, я не рассмотрел все варианты, – Тинар махнул рукой и схватил кусок солонины, провожаемый жалобным взглядом Сёмы. – А что насчёт тебя? Ты так и не рассказала, почему пошла со мной. И вообще – зачем ты появилась в Таифе?
Улия вздохнула:
– Не только ты можешь давать обещания, которые нельзя не исполнить.
– Ты кому-то поклялась?
– Не так, чтобы прямо поклялась-поклялась… Я пообещала Эль кое-что.
Улия не знала, стоит ли говорить Тинару о некоем мальчике Рафе, и решила пока утаить эту часть своих поисков.
– О фенирах, – сказала она. – Я пообещала, как можно больше узнать о фенирах.
Тинар с недоумением воззрился на девушку:
– О фенирах? В Таифе? Какого… Какой задней части зверя Ниберу ты решила, что здесь известно о них больше, чем в Тумале?
– Врага изучают тщательнее, чем друга, ты не находишь? – Улия вдруг развеселилась. Словно вспомнила что-то забавно прекрасное. – Наверняка здесь я могу найти сведения, которые в Тумале сочли незначительными.
И в самом деле…
– А ведь ты права! И… Нужно поторопиться, если мы не хотим ночевать прямо посреди степи.
С некоторых пор Тинар ненавидел ночевать в степи.
– Просто не копайся. Если нас ничего не задержит, то после полудня мы будем уже у стен Каракорума. И если мне не изменяет память, то попадём аккурат на празднование совершеннолетия наследного принца.
Глава седьмая. Утро совершеннолетия
Его высочество наследный принц Раф в утро своего четырнадцатого дня рождения проснулся в слезах. В этом юный дофин не мог признаться даже самому себе, но факт оставался фактом: лицо и подушка были мокрыми, когда первые лучи солнца робко заглянули в опочивальню. Он полежал ещё немного, пряча высыхающие щёки в летучий шёлк одеяла и пытаясь унять неистовый перестук сердца. Раф чувствовал, что Дарс стоит у кровати, и тень старого дворецкого навалилась и вдавливала в ложе.
«Он видел», – думал Раф, – «Он жалеет меня, и это так стыдно».
Принц плакал, потому что ему снилась девушка, тянущая серебряные нити из облака.
Сначала сон был радостным и безмятежным. Раф смеялся и баловался: старался запутать луч света, выстроившийся в тонкую линию, а она деланно сердилась, пытаясь скрыть улыбку за суровым выражением лица.
С Эль в этих снах они всегда встречались не на земле, а в каком-то неизвестном пространстве. Там, обнявшись, летали – широко и свободно, не скованные толпой озабоченных насущными проблемами существ. И Раф знал, что это состояние монолитности и полёта – единственно правильное из всех возможных. Свобода и наполненность. Поток и целостность. С тех пор, как наследный принц Раф три года назад встретил в храме Первозверя Ниберу светлую путницу, он всегда чувствовал острое одиночество. А после сегодняшней ночи к этому выматывающему душу ощущению пустоты без неё прибавилась тёмная, мрачная тайна.
Неземным, потусторонним холодом надвинулась на Эль и Рафа неожиданная туча, нити, не выдержав её напора, лопались с протяжным стоном, разъединяя принца и путницу. Эль тонко вздрогнула, взмахнула руками и полетела вниз, как если бы в твёрдом небе вдруг образовалась дыра, и она в неё скатилась, не удержавшись на скользком краю. Раф рванулся следом, но без Эль в нём не было энергии, а у неё без Рафа не осталось полёта, поэтому она всё падала и падала в неизвестность, на ходу вращаясь и отскакивая всем телом от невидимых стен тоннеля.
– В этом только твоя вина, – сказал кто-то наследному принцу его же голосом. – Ты торопишься, Раф, всё время торопишься. Постоянно забегаешь вперёд и поэтому – отстаёшь. Почему ты так спешишь?
И Раф почувствовал себя куском мяса, наколотым на шампур над разгорающимся костром. Едкий дым окутывал его, а горячий, острый соус стекал по бокам, прожигая кожу. У куска мяса не нашлось рук, чтобы защититься от кипящих подтёков, и ног – поджаться от наступающих языков огня. Тот, кто старательно лил на него подливу с пряными приправами, неумолимо продолжал:
– Ты поспешил родиться почти на век раньше, чем твоя огненная часть, и всё пошло не так, как нужно.
В тот же миг Раф почувствовал себя кем-то очень старым. Тело, в котором оказался скорчившийся от боли кусок мяса, избегало лишних движений, казалось, что кожа расползётся от ветхости. Именно в этот момент принцу стало вдруг так горько и страшно, как не случилось до сих пор, даже когда он висел абсолютно беспомощным куском мяса над разгорающимся огнём.
– Шон, – неожиданно для самого себя позвал Раф. – Почему ты явился только сейчас?
– Ты становишься мужчиной, – ответил старый незнакомый вайнир сам себе, – тонкая грань между прошлым и будущим, именно сейчас тебе позволено заглянуть за пределы физического тела.
– Это не я, а ты торопился, – догадался вдруг Раф. – Это тебе нужно было срочно устранить ошибку во времени. Ты настолько промахнулся, что физически не мог дождаться её. А с моей помощью пытаешься это исправить, так? И меня же ещё и винишь…
– Прекрати!
Старый Шон закричал на него:
– Пустые слова, никчёмная трата времени и сил. Не цепляйся за бесполезные вещи. Найди её. Времени мало, так мало его всегда в этом мире, умирающим зверем Ниберу…
Шон, которым был во сне Раф, с трудом обернулся (принц чуть не взвыл от неожиданного прострела в пояснице), и увидел… Эль. Девушка сидела на красной от пенящейся лавы земле, судорожно вцепившись в неё двумя руками, и беспомощно смотрела в безнадёжно бурое небо, сильно запрокинув голову. Её волосы стали совершенно белыми, как у старухи, а верхнюю половину лица Эль закрывала плотная маска. Она хваталась за горячую, чёрную от копоти пену лавы настолько привычно неуверенно, что не возникало сомнений: девушка слепа. И так давно, что успела привыкнуть к этому состоянию.
– Эль! – закричал Раф, выбиваясь из ненавистного старого тела, – Эль!
И проснулся. Почувствовал мокрое от слёз лицо и натянул на него одеяло, словно этим жестом мог стереть ужасный кошмар. Старый вайнир Шон, уходя, оставил на совершеннолетие наследного принца подарок. Непонятное послание. Что-то в словах умершего сосуда для духов заставило Рафа сесть на постели, отбросив одеяло, и прикусить палец. Младенческая привычка, от которой Дарс с трудом отучил его к пяти годам от роду.
– Ваше высочество, с днём рожде…
Дарс, уже несколько часов ожидавший, когда принц проснётся, замер с заготовленной фразой на устах. Во взгляде Рафа всего за одну ночь появилось что-то совершенно потустороннее. От этой мудрой до отчаяния старости верному слуге вдруг захотелось немедленно отправиться в паломничество в храм Первозверя Ниберу. Закрыться в ветшающем зале от всего мира и долго-долго не выходить из его покоя.
– Дарс, слушай… А ты случайно не знаешь что-нибудь о вайнире по имени Шон?
Чего угодно мог ожидать в это праздничное для всей страны утро старый дворецкий его высочества Дарс, только не подобного вопроса. Он подавился воздухом (которым благополучно дышал всю свою жизнь, а тут вдруг глотнул слишком много) и закашлялся.
– Откуда вы… – растерянно пролепетал он, когда приступ кашля немного спал, и Раф увидел в глазах слуги страх, и тут же сам испугался.
– Значишь, знаешь… – принц обречённо вздохнул. Последняя попытка представить, что сон оказался просто глупым кошмаром, потерпела неудачу. Всё в Дарсе – паника во взгляде, внезапно и предательски задрожавшие руки, сорвавшаяся фраза – говорило о том, что он явно в курсе загадочной истории с Шоном.