– Мисс Форбиден, – послышалось из-за моего плеча, – позвольте взглянуть?
Гвен заметно занервничала. Я взяла кубик двумя пальцами, чтобы передать учителю.
Мастер Тинтрэ повертел кость в ладони – одновременно с тем, как на коже его полыхнуло плетение отрывистых зеленоватых линий, убегавших под длинный рукав рубашки. Говорят, печать отражает характер мага, но я никогда не сказала бы, что в характере Александра Тинтрэ есть острые углы. А вот моя вполне соответствовала этому утверждению: в четыре года, когда печать впервые проявилась, выдав во мне юного мага, она состояла из весёленьких жизнерадостных спиралей, однако с возрастом рисунок менялся, расправляясь из крутых завитков в плавный изгиб узора, напоминавшего стебли вьюнка. Хорошо хоть печать проявляется, только когда колдуешь… Не хотелось бы мне, чтобы она торчала на руке эдакой татуировкой, позволяя каждому встречному делать о тебе далекоидущие выводы.
– Четвёрка ослепляет, – комментировал мастер, неторопливо проворачивая кубик в пальцах, – тройка парализует, двойка создаёт морок, а единица… щитовой барьер? – Хмыкнув, учитель кинул кость обратно на парту. Лишь сейчас я заметила, что окружающие забросили собственные экзерсисы, глядя на нас. – И почему же барьер, мисс Форбиден? Я понимаю, если бы защитная сфера, но её мы будем изучать лишь в следующем году, а щит… Вы ведь в курсе насчёт радиуса действия этого заклинания.
– Если кинуть четыре кости вокруг себя, создав четыре щита со всех сторон, получится аналог сферы, – пояснила я. – Это будет быстрее и эффективнее, чем тратить силы на создание сферы такого размера. Учитывая, что лично моих сил всё равно не хватит на то, чтобы долго её поддерживать.
Мастер удовлетворённо почесал подбородок:
– Четыре кости, значит… а у вас творческий подход, мисс Форбиден. Всем бы здесь такой.
Гвен надулась от гордости, но я под чужими взглядами неловко ссутулилась.
Любимчики учителей редко пользуются любовью однокурсников. Меня спасало то, что я охотно делилась конспектами, помогала менее усердным товарищам готовиться к очередному зачёту и дружила с Гвен, которая, в свою очередь, дружила со всеми. Иначе я бы наверняка стала изгоем, особенно учитывая регулярные отказы от пьянок после экзаменов и походов в бар с ребятами: крепкий алкоголь нам пока не наливали, но на пиво, вино или сидр после шестнадцати мы вполне могли претендовать. Да только ни пиво, ни вино, ни сидр мне не нравились, мама была против, а для шумных посиделок я была слишком глубоким интровертом. Любые сборища, где количество участников превышало пять-шесть человек, очень скоро вызывали у меня желание сбежать на поиски пустой комнаты, где можно закрыться и посидеть в тишине. Так что я предпочитала выбираться в кафешки вдвоём с Гвен или коротать наш совместный досуг за сериалами, читать и обсуждать прочитанное с Эшем, а иногда вообще бродить по городу в одиночестве – случалось у меня и такое настроение…
– На сегодня время вышло. Упаковывайте кости в контейнер. Если есть что упаковывать, – добавил мастер. – Завтра продолжите работу, поменявшись местами.
Гвен торжествующе щёлкнула на графоне кнопку дезактивации, вынудив экран и клавиатуру растаять в воздухе. Пока подруга складывала вещи, я возвратила кубик в картонную коробочку, аккуратно подписанную маркером «Элайза Форбиден, Гвен Хайлин». Там уже лежала одна готовая кость и две, которые только предстояло зачаровать. Отстояв небольшую очередь из приунывших студентов, я отнесла контейнер на учительский стол; встретившись со мной глазами, мастер тепло улыбнулся, и я ответила ему улыбкой.
Наша любовь была абсолютно взаимной. Моя – к одному из самых прекрасных учителей, что мне попадались за жизнь, и его науке. Мастера – к пытливой, понятливой и многообещающей студентке, которая собиралась сделать его предмет своим призванием. Для боевого мага мой потенциал был слабоват: и силёнок маловато, и скорость реакции так себе. Тихо сидеть за партой, сплетая магические формулы, неторопливо преобразовывая разлитую в воздухе энергию в нечто большее, – другое дело. Потому я и хотела стать магом-артефактором – с тем, чтобы созданные мной артефакты использовал кто-то другой…
По сложной цепочке мыслей и ассоциаций скользнув к воспоминаниям о неведомой опасности, я разом перестала улыбаться. Спешно отвернулась, пока учитель не заметил в моём лице того, чего ему видеть не полагалось.
Что скажет мастер Тинтрэ, когда любимая ученица не придёт на его урок, как сквозь землю провалившись?..
– Неплохо, да? – покидая аудиторию, воодушевлённая Гвен почти пританцовывала. – Это мы так с костями раньше всех закончим! Может, мастер нам и камни для зачарования сразу выдаст? Ну, в порядке исключения?
– Вряд ли, – уныло ответила я, сворачивая к лестнице.
– Эй, ты чего такая кислая? Дома что-то случилось?
– Просто настроение плохое, – легко соврала я, ведя рукой по стене, чувствуя кончиками пальцев шероховатость фигурной штукатурки. – Из-за сна этого.
– Да ладно тебе! Мало ли чего приснится. Как будто в Самайн никогда не засыпала. – Копытца Гвен бодро цокали по гранитным ступеням. – Помнишь, что Повелитель Кошмаров в том году учудил, когда мы с тобой за фильмом задремали?
– Такое вряд ли забудешь. Когда у тебя червяки лезут из рук и жрут твои пальцы… Но сейчас-то не Самайн.
– Пф, как будто ему кто мешает не в Самайн пошалить! Тем более Лугнасад[10 - Кельтский языческий праздник начала жатвы и осени, отмечался 1-го августа.] скоро. – При нашем приближении стеклянные двери на улицу гостеприимно раздвинулись, вынудив подругу сощуриться, пряча зрачки от света за длинными ресницами. – Хорошо хоть всю Дикую Охоту из потустороннего мира не вытащил… Так мы сегодня к тебе или ко мне?
Спускаясь по крыльцу к кленовой аллее, я быстро вывернула руку ладонью наружу, скрестив пальцы в оберегающем жесте (с Дикой Охотой лучше не шутить). Запоздало вспомнив, что мы договаривались после практики посмотреть ещё пару серий «Кодекса Форбидена», хотела было ответить, что сегодня мне в принципе не до гостей, но вспомнила, что должна вести себя как обычно.
– Лучше к тебе. – Уж точно не к нам, где ждут бардак в моей комнате, мама, запершаяся в спальне, и Эш с лицом ледянее обычного. – Только я сегодня ненадолго.
– А что так?
– Дела.
Гвен вздохнула, доставая графон. Над короткой трубочкой всплыл и замерцал голографический экран – на сей раз небольшой, с ладошку, не чета полноформатному, который мы использовали на уроках.
– Окей, напишу маме, что ты у нас обедаешь…
Перешагивая через кленовые тени, мне хотелось сказать ей искреннее «спасибо» за отсутствие расспросов. Впрочем, сейчас подруга уже привыкла, что время от времени мне, глубокому интроверту, нужно побыть одной. Когда мы только познакомились, в ответ на такое заявление она обиженно поджимала губы, думая, что надоела.
По правде говоря, дружескую болтовню с Гвен действительно нужно было дозировать: небольшими порциями, до учёбы и пару часов после. Передозировка грозила хронической усталостью и ушами, увядшими от болтовни.
Мы неторопливо шли по скверу, приближаясь к перекрёстку, за которым начинались жилые кварталы. Гвен сосредоточенно набивала сообщение маме, расчерчивая пальцами голограмму экрана; асфальт пустой дороги купался в прозрачном горячем мареве – три часа, разгар жары. Видимо, все водители предпочли пересидеть это время дома. На светофоре горел зелёный, но он уже начинал тревожно мерцать.
– Перебежим? – убирая графон в карман, предложила нетерпеливая Гвен.
Я сорвалась с места, устремившись к пешеходной «зебре», и мы вприпрыжку выбежали на дорогу в миг, когда зелёный сменился красным.
В миг, когда я поняла, что по ту сторону перехода стоит оно.
…следующие мгновения тянулись бесконечно долго.
Вот я смотрю на безликую тьму, зависшую в паре сантиметров над землёй, явившуюся из моего кошмара.
Вот по спине волной прокатывается беспомощный ужас, сковывающий по рукам и ногам, заставляющий застыть на месте.
Вот кожу обжигает мерзкое ощущение от безглазого взгляда, устремлённого на меня. Гвен медленно, странно медленно бежит через дорогу навстречу монстру, оставляя меня за спиной; я хочу крикнуть ей «стой», позвать на помощь, сделать хоть что-то, но язык мой отнялся, как и моё тело.
Следом я слышу истошный визг тормозов.
Я поворачиваю голову, с каким-то отстранённым интересом наблюдая за мобилем, наезжающим на меня. Вижу перекошенное лицо водителя, отчаянно отдавливающего педаль тормоза. Понимаю, что капоту до моего тела осталось не больше фута[11 - Мера длины, равная 30,48 см.] – и что я сейчас умру.
…а потом чувствую, как что-то тисками обхватывает мой живот, болезненным рывком оттаскивает назад…
…и время потекло с прежней скоростью.
Жадно вдохнув (последние секунды мои лёгкие благополучно забывали о такой мелочи, как потребность в воздухе), я проводила взглядом одинокий мобиль, проехавший ещё ярдов десять, прежде чем затормозить. Посмотрела на другую сторону дороги, где застыла Гвен: мертвенно-бледная, прижавшая ладони ко рту, не сводящая с меня полного ужаса взгляда, как и парочка случайных прохожих… и никого кроме.
Надо же. Я жива. А где чёрный кошмар?..
Поняв, что монстр бесследно исчез, я опустила взгляд. Заметила чужие руки на моей талии за секунду до того, как те разжались и скользнули мне за спину.
Обернулась.
Первым, что я увидела, были его глаза: тёплый блеск аметиста, весенняя сирень и фиалковый свет заката. Потом к картинке добавилось юное белокожее лицо и серебро длинных волос: спереди непослушные прямые пряди падают на скулы, доставая до губ, сзади отпущены ниже плеч – насколько ниже, с этого ракурса разглядеть было трудно. Ещё немного погодя – штаны и рубашка причудливого покроя, рукавами достающая почти до ступней босых ног: в дневном свете белая ткань его одежд, на которой кровавой вязью расцветали алые узоры, отливала лунным серебром.
Сид.
Осознав, что без него я уже была бы кучей мяса и переломанных костей, пачкающей кровью дорогу, я кое-как разомкнула губы.
– Спасибо, – голос был хриплым, мысли путались, слова отказывались идти на язык. Откуда-то доносились встревоженный гул чужих пересуд и гневная отповедь, которой невезучий водитель решил наградить безумных девчонок, прыгающих под колёса, но я почти не понимала смысла того, что слышу. – Вы… Я…
Сид отступил на шаг. Лицо его ничего не выражало.