Зрение начинало меня обманывать. Темное платье Сатиры подчеркивало её безупречно белую кожу. И в то же время цветы, нарисованные белым косметическим карандашом, должны были подчеркивать контраст между её кожей и истинным белым цветом… Словно она говорила всем: «Я не ангел, но так к этому близка…».
– Тод, где Юлий, он ещё не вернулся? – Тон её голоса выдавал легкое волнение.
– Он будет через пару минут, – Тод с усилием отвёл от нее глаза – очевидно, пялиться на девушку Серого Кардинала было «нехорошо». – Мы видели его на улице.
Она кивнула, намереваясь снова уйти сквозь толпу.
– Сатира, – окликнул ее Тод, – кажется, он не в лучшем настроении.
Безмолвно наблюдая за их разговором, я увидела, как на лбу Сатиры в ответ на предупреждение Тода настороженно собрались две горизонтальные складочки. Но вот скрипнула входная дверь, и складочки плавно разгладились.
Сатира ещё раз кивнула Тоду и, мягко улыбнувшись, поплыла к вошедшему.
Взгляд Юлия был острым и холодным. Все почувствовали приход Серого Кардинала. Движение в один миг замерло; люди ждали, пока он что-нибудь скажет, что-нибудь сделает, что-нибудь позволит… Даже дым бамбуковых палочек, казалось, остановил свое течение по комнате. Юлий и правда значил для присутствующих нечто большее, чем просто хозяин этого дома. Нечто высшее, подобное божеству. И они жадно пожирали взглядами его усталость и холод, прятавшийся в локонах чёрных волос. Они ждали волшебства, магии, их глаза молили об этом: «Дай нам огня, дай воздуха…».
А божество лишь небрежно положило руку на плечи Сатире и раздраженно проговорило:
– Веселитесь, не нужно тишины.
Возня, разговоры, стук барабанов, запах лаванды и корицы вернулись вновь. Словно кто-то нажимал на кнопку «пауза» и теперь снова включил яркий, одурманивающий фильм.
Серый Кардинал прошептал Сатире несколько слов, но среди общего шума я не разобрала их. Он увел блондинку за узкую дверцу, располагавшуюся возле входа в Песочную Комнату.
Тод затащил меня в толпу – наверное, специально подальше от той двери. И мы танцевали, как и все вокруг, смеялись и болтали, как и все вокруг, дышали общим воздухом Комнаты Там-Тамов, смешанным с завораживающим дымом тлеющих благовоний. Мы делали то же самое, что и все вокруг нас.
– Почему здесь так много народу? – Я задала вопрос спонтанно, на самом деле мне было всё равно.
– А как, ты думаешь, называют это место? – Тод хитро ответил вопросом на вопрос, и я, не раздумывая, сдалась:
– Не знаю. Как?
– Дом, Где Никогда Не Запирается Дверь.
– Мне кажется, – я перестала танцевать, делая вид, что устала. – Мне кажется, что вы слишком много вкладываете в название. Вещи такие, какие они есть. Всего лишь вещи.
– Да, но название очень подходит к этому месту, не правда ли? Серый Кардинал никогда не запирает входную дверь. – Тод тоже остановился, внимательно смотря на меня.
– А почему вы его так называете? Почему именно «Серый Кардинал»?
– Не знаю, – он пожал плечами. – Все его так называют. Раз называют, наверное, на это есть причина.
– Я устала, хочу немного отдохнуть, – мне хотелось пойти следом за Юлием и Сатирой, но Тод внезапно схватил меня за локоть:
– Послушай, тебе не следует соваться к Юлию. Сатира долго думать не станет…
– Спасибо за предупреждение, – я вывернулась из его цепких ладоней. – Но кто сказал тебе, что я собираюсь влезать в их взаимоотношения?.. Да и потом, ты же сам говорил об этом, – я потянулась и прошептала ему на ухо: – Я же сплю со своей подругой.
Тод рассмеялся:
– Это вовсе не означает, что беспокоиться не о чем.
Проскользнув за дверцу, за которой скрылись Сатира и Юлий, я оказалась в длинном коридоре. Пол был уложен старой исцарапанной кафельной плиткой, а по сторонам коридор разветвлялся на многочисленные комнаты. Кое-где не было дверей, везде лежала пыль, с потолка свисали одинокие паутинки. Эта часть развалин совсем не изменилась с тех пор, как мы с Никки бывали здесь год назад.
Шелест ткани, отзвуки пошлой возни и всхлипы доносились из комнаты в конце коридора. Дверь там отсутствовала, и я тихонечко остановилась у входного проема, осознав, какую глупость сделала, придя сюда.
Черный френч был небрежно брошен на стопку книг, сваленных на пыльном столе. Сатира сидела на подоконнике, ногами обнимая Юлия, который сжимал её бедра, откинув длинные воланы темно-фиолетовой ткани. С трудом отрывая его руки от себя, она всё же стянула с Серого Кардинала рубашку.
На мгновение я прикрыла глаза. Тяжело вдруг стало видеть её счастливое лицо, слышать его нарастающее дыхание, шелест скользящей ткани. Но потом блондинка начала стонать всё громче, и я снова открыла глаза, чтобы не обманывать свое воображение.
На лице Сатиры отражалась сладостная агония. Тонкие цепкие пальчики оставляли на спине Юлия темные борозды садистских наслаждений. Она то целовала его, то неистово запрокидывала голову назад, позволяя Серому Кардиналу губами стирать белые цветы, нарисованные на её плечах.
Когда дыхание её начало сбиваться, она порывисто обняла его за плечи, словно цепляясь за последний выступ скалы перед тем, как упасть в пропасть. Взгляд Сатиры проскользнул по столику с книгами, противоположной стене и дверному проему. В животе похолодело и оборвалось, когда я поняла, что она смотрит прямо на меня. Смотрит уверенно, чуть насмешливо, со стоном закрывая и открывая глаза.
– Знаешь, Мой… Удивительный, иногда… чтобы получать удовольствие, всего лишь… нужна публика… – Ее тонкий мелодичный голос звучал прерывисто, но так легко, словно она просто запыхалась от утренней пробежки.
Юлий не ответил. Сжав рукой горло Сатиры, он целовал её губы, глаза, шею, не обращая внимания на размазанную косметику и растрёпанные белые локоны. Сатира провела мягкой ладонью вверх по его спине, оцарапала шею и запустила пальчики в длинные волосы Серого Кардинала.
Я не ушла. Опустив взгляд, заметила, как за объёмную пряжку в виде фиолетовой розы на шикарной туфельке Сатиры зацепились её черные трусики с белым кружевом.
Невероятно. Белые цветы на плечах. Белые ленты корсета. И белое кружево на нижнем белье. То, что не увидит никто, кроме него и то, что оценит каждый. Сатира не просто оделась для «обычного» вечера, она продумала и сопоставила каждую деталь в своем наряде. Всё это для Юлия?.. Невероятно…
Одно движение, и трусики упали на пыльный пол. Вряд ли она вообще вспомнит потом о них. Юлий перевернул Сатиру на живот. Она без стеснения кричала в открытое окно. Кричала в звёздную, бесполезную ночь.
В памяти всплыли слова позабытого автора. «Когда вы в этом участвуете – это порнография, когда наблюдаете со стороны – эротика». Никки и я тоже были когда-то в этой комнате. На этом же самом подоконнике. Но острая любовь этих двоих так не похожа на те нежные ласки, что были между нами.
И только теперь, стоя на пороге святилища чужой любви, я понимала: правы лишь они. Страсть – это страсть, и в ней не может быть нежности, осторожности или стеснения. Именно поэтому, когда царапины на спине Юлия заживут, Сатира оставит на нём новые отметины. А сейчас это он, держа руки на её талии, сжимает пальцы так, что на теле Сатиры наверняка останутся синяки. Их движения не скованны и не пошлы, они напоминают волны морского прибоя, учащающиеся с каждой минутой, подгоняемые ветром. С единственным желанием заполучить друг друга.
Примета № 3. Не возвращайтесь за забытой вещью, иначе ваш путь будет неудачным
30 сентября
Бесконечные ряды книжных стеллажей окружали меня, словно путаные ходы лабиринта. Чтобы выбрать в этом кошмаре хоть что-нибудь, нужно потратить уйму времени. Взглянув на ценник очередного бестселлера, я поняла – и уйму денег тоже. Книжные магазины всё больше разочаровывали меня. Ничего особо стоящего на полках не было видно. Чересчур часто попадались томики с эзотерикой и пособия для глупышек типа «Как выйти замуж за миллионера». Где нестандартная мистика? Где уникальная классика, которой жаждут ещё не заплесневелые мозги одиноких искателей пищи для ума?
Я с грустной улыбкой вспомнила, как в прошлом одна из моих немногочисленных подруг спросила: «А кто такой профессор Доуэль?». И, фыркнув в ответ на мои объяснения, покрутила пальчиком у виска: «Бред какой».
Она обняла меня за талию, подойдя со спины. Никки не позволила мне повернуться к ней. Плотно сжав объятия, она прошептала на ушко:
– Я вчера звонила тебе сотню раз. Где твой телефон?
– Я вчера оставила его дома, – мне не нравилось такое начало разговора, тем более, что тон её голоса был тихим и холодно-заинтересованным.
– Раз ты оставила его дома и не отвечала, значит, самой тебя дома не было, – её легкий укус за шею можно было воспринимать и как знак примирения, и как угрозу.
Мне не хотелось лгать ей. Да и совершенно не к чему было вообще что-то сочинять:
– Я была в развалинах детского сада.
– Кого же ты там встретила? – Её объятия стали более тугими, жесткими.