Теперь, глядя в зеркало, я всегда буду пытаться вспомнить и представлять свой шаг со скалы. Шаг, на котором оборвалась одна жизнь и началась другая.
Изучаю отражение дальше, и дрожь становится все сильнее: голубые глаза с темными вкраплениями похожи на пустующие планеты, в них столько боли и отчаяния, словно передо мной глаза настоящего горя.
Большие глаза большого горя.
Мои скулы острые, нос вздернут; в целом меня можно было бы назвать симпатичной, если бы не бесцветные губы, уродливый шрам и кожа бледно-серого цвета, плотно-плотно натянутая на кости.
Я дотрагиваюсь пальцем до разорванной кожи шрама. Несколько засохших бордовых комочков – бывших кровяных капель – отрываются и обнажают алую плоть рубца.
Мне больно от этого касания, но я не убираю руку.
Кровь просачивается через едва заживший слой кожи, настигает мой палец.
Зачем я хотела себя убить?
Нажимаю на рану сильнее и, стиснув зубы, терплю.
Зачем? Зачем же?!
Красные линии крови сбегают в ладонь, устремляются вниз, опускаются к локтю и падают на пол.
Раздирая рану, я смотрю в свои глаза в маленьком зеркале и не могу ни заплакать, ни вскрикнуть. В этот миг все мои чувства атрофируются для того, чтобы я могла оживить и услышать память.
Кровь идет все сильнее, стекает по виску, щеке, шее.
Почему же ответов все нет? Ведь желая убить себя о скалы, я должна была представить свое лицо именно таким, окровавленным, уродливым, истерзанным!
Или я не думала об этом? Могла ли не думать?
Палец заходит под кожу, расковыривая плоть.
Кровь течет ручьем, и я не знаю, смогу ли теперь ее остановить.
И захочу ли.
В этом моменте я по-настоящему хочу только одного: наказать себя, сделать больно той себе, которая заставила меня настоящую быть здесь, не имея памяти, не зная и не понимая ничего.
Кровь попадает в глаза. Я зажмуриваюсь и ныряю в глубину, но там снова пусто. Пусто, как всегда.
– Кто ты такая?! – кажется, я спрашиваю это вслух. Распахиваю глаза и вижу только очертания в алом тумане.
– Кто! Ты! Такая!
Боль наконец становится нестерпимой, и я, вздрогнув, отдергиваю пальцы от раны.
Маленькое зеркало выскальзывает из рук. Теряется из виду и через секунду звонко ударяется об пол – я слышу звенящий хруст разлетающихся осколков.
– Эй, ты что там творишь? – резкий удар в дверь туалета с другой стороны. – Выходи, быстро!
Еле держась на ногах, я дотягиваюсь до щеколды и сдвигаю ее в сторону.
Дверь распахивается.
Я не вижу Эдгара, но чувствую его ярость всем своим существом.
– Ты, ты… – он ищет слова. Он почти рычит. – Какая же ты дрянь!
Что он сделает со мной за лужу крови на полу? За разбитое зеркало? За вторжение в его жизнь?
– Ты что, идиотка, натворила! Кто это будет убирать?! Что ты сделала с моим домом?
Зажав рубец ладонью, я опираюсь о стену и жду наказания.
Он будет бить меня? Надеюсь, что да.
Я хочу, чтобы он ударил что есть силы, чтобы мне было больно, очень больно, больно невыносимо.
Больно за все, что я натворила с собой!
Но вместо боли я слышу быстрые удаляющиеся шаги. Щелчок выключателя. Шорох, шум, а затем снова голос Эдгара.
– Если ты не хочешь, чтобы я ее придушил, приходи прямо сейчас!
На миг повисает пауза, видимо, он кому-то звонит, но на том конце телефонной линии пытаются возразить.
– Да мне плевать, что сейчас ночь! Приходи немедленно, пока я не швырнул ее обратно в море!
Глава 16. Дапарули
Если бы мы хорошенько узнали людей маленького южного городка, то поняли бы, что каждое новое лицо для них подобно открытию галактики. И сегодня такая галактика ворвалась в привычный размеренный ритм и закрутила его по своей траектории.
Новые жители заехали в каменный дом на окраине и уже заставили всех местных судачить о себе. Еще бы! Три грузовика с вещами подняли пыль столбом на объездной дороге, нескольких мужчин привлекли для работы грузчиками, плотниками, электриками, несколько женщин были наняты, чтобы привести много лет стоящий в запустении дом в порядок и приготовить ужин для приезжающих.
Ну а пока новоселы обустраиваются, наше внимание направляется в уже знакомую школу, день в которой начинается с интереснейшего события – новый ученик приступает к занятиям в выпускном одиннадцатом классе.
Новенький, тем более парень – это повод для разговоров между девчонками всех возрастов. Малышки из начальной школы изучают прибывшего с интересом и шпионят за ним по коридорам, средняя школа вспыхивает нахлынувшими нежными чувствами, а старшеклассницы, самые близкие по возрасту, ведут себя сдержанно, ловко стреляют глазами и только успевают подкрашивать губы.
Каждой девушке хочется первой познакомиться с парнем и захватить его внимание, ведь он такой высокий, темноволосый, молчаливый и к тому же очень загадочный. Не то что эти приевшиеся одноклассники. Возможно, он умный и веселый, возможно, с ним приятно говорить о чем-то новом и интересном, о чем-то таком, чего девушки сами еще не знают, но очень хотят узнать, почувствовать, всколыхнуться и сказать: «Вот это да!»
И пока большая часть старшеклассниц обдумывает способы подружиться с новеньким, лишь несколько учениц думают совсем о другом.
Глава 17. Вечерний улов
В двадцать лет ты думаешь, что бессмертен и ты сам, и все, кто для тебя важен.
К тридцати начинаешь признавать смерть – да, она есть, иногда она проскальзывает совсем рядом, так близко и неожиданно, что сердце холодеет.
И только на закате молодости понимаешь, что смерть – это часть всего, ее не нужно бояться, она достойна принятия. А если что-то и обрывает жизнь, то точно не смерть. По крайней мере, не своя собственная.