Луна. Укройся волнами, начни сначала

Крепкие, покрытые темными линиями мозолей руки скручивают сеть и наматывают ее на локоть.

В узких ячейках трепыхаются две рыбешки, маленькие, но каким-то образом умудрившиеся попасться.

Быстро выдернув за хвост одну, а затем вторую, мужчина с силой и злостью бросает их в море.

Значит, он рыбак. И сегодняшний улов не принес ничего хорошего. Возможно, он зол из-за этого? Или причина все-таки во мне?

Смотав сеть, мужчина закидывает ее в лодку – от удара о дно брызги воды выскакивают из полотна, взвиваются и разлетаются в разные стороны.

Капли холодом обдают мое лицо, шею, руки. Они кажутся ледяными, и я тут же покрываюсь мурашками. Хотя, наверное, дело не в воде – голова раскалывается от боли. Похоже, у меня жар.

Хочу согреться и обхватываю себя руками.

Только сейчас я обращаю внимание на свою одежду: футболка темного цвета разорвана внизу, но не по шву, а так, словно я зацепилась за что-то острое, джинсы тоже порваны, в нескольких местах ткань висит клоками, а под ней видна израненная кожа. Стопы босые, исцарапанные.

Провожу пальцами по футболке, пытаюсь понять, что за принт на ней. Но все кажется не моим и словно с чужого плеча.

Я ничего не помню.

Вообще ничего.

Бросаю взгляд на незнакомый берег, куда через минуты мне предстоит сойти, а затем на скалу – огромную, устрашающую, склонившуюся над морем, как мачеха над непослушным ребенком.

Мужчина вплотную прижимается к лодке и с силой толкает ее вперед. Пошатнувшись от резкого толчка, я ударяюсь затылком о доски.

Боль в голове вырастает в гору из тяжелых булыжников. Становится объемной и нестерпимой.

Хватаюсь руками за корму, желая удержаться, но следующий толчок оказывается еще сильнее.

Лодка с шаркающим звуком заползает на берег. Каждая доска вибрирует, протискиваясь вперед по мелкой гальке. Эта ужасная вибрация наполняет все тело.

–Хватит! – выкрикиваю, падая на дно и чувствуя, как в моей голове что-то щелкает, шипит и стонет. – Не надо толкать! Пожалуйста!

Но он не обращает внимания на мою мольбу.

Еще несколько толчков, и я уже едва справляюсь с тошнотой.

– Выходи, – громкий раздраженный голос звучит совсем близко.

– Не могу, – говорю шепотом. Сознание делает шаг назад, а со всех сторон снова крадется темнота.

– Пойдешь через лес, по тропе. Потом метров пятьсот и выйдешь к людям. Крайний дом на второй улице – дом врача.

– Я не могу, – голос такой тихий, что я сама еле слышу его.

– Постучишь, скажешь, что Эдгар выловил у скалы Печали, он поймет, много таких, как ты, видел.

С каждым мигом слова становятся все дальше и тише. Я хочу думать, что мужчина отходит от меня, но догадываюсь, что это не так.

Я лежу на холодном дне старой деревянной лодки, мои руки и ноги теряют последнюю силу, глаза закрываются, и я то ли засыпаю, то ли просто проваливаюсь в свою боль и забытье.

Глава 10. Луна, прошлое

Из школы я иду медленно, стараясь растягивать каждый шаг. Любуюсь цветами в соседских садах, рассматриваю витрины магазинчиков и глажу бездомных блаженных котов, которые так и путаются под ногами.

Но время все равно тянется слишком медленно. Я знаю, что если приду домой рано, вновь нарвусь на разговор о том, что в моем возрасте неприлично общаться только с родителями, а дружить только с братом.

Потянув за нагретую солнцем резную ручку калитки, заглядываю во двор дома – отцовская машина на месте, но самого отца не видно. Это хорошо. Посижу немного у крыльца или пройдусь до беседки.

– Здравствуй, Лунаи, – шепот садовника раздается, как только я проскальзываю на дорожку, ведущую вдоль розовых кустов.

Я оглядываюсь, но никого не вижу.

– Я здесь, – знакомый голос с легким акцентом звучит очень тихо и откуда-то снизу.

– Где?

– Здесь, присядь.

Присаживаюсь на корточки и сразу встречаю веселый, по-мальчишески озорной взгляд темных глаз Сиюна по ту сторону густых кустов.

Сиюн – кореец, сын нашего старого садовника Джиху. Сейчас, когда сад уже раскинут и оформлен, Джиху работает в другом доме, а его отпрыск, как начинающий специалист, трудится у нас на полставки и присматривает за созданным отцом творением садоводческого искусства. Одевается Сиюн всегда в одну и ту же рабочую одежду темно-зеленого цвета, а с виду он совсем не дурен собой – крепкий, высокий, черноволосый. Иногда я вижу, как девчонки из школы, проходя мимо нашего дома, украдкой пытаются заглянуть через забор и состроить Сиюну глазки. Но он всегда занят делом и, кажется, не очень заинтересован в таком общении. Я думаю, что садовник немногим старше меня, но он не учится ни в школе, ни в институте, потому что вынужден работать.

Улыбаясь мне, Сиюн сидит на корточках и старательно проделывает какую-то манипуляцию с опустившим голову розовым бутоном.

– Все твои дома, встречают гостей – уважаемых Нино и Заза, – говорит он, не отрываясь от работы.

– Нино и Заза? – удивленно переспрашиваю я.

Сиюн кивает.

Очень странно, мои бабушка и дедушка по линии отца редко наведываются в гости без повода или крупного праздника, а их приезд всегда сопровождается излишней суетой, потому что они очень любят внимание. Я давно не видела их и, пожалуй, должна бы испытывать радость, но ее совсем нет.

Родственники по маминой линии рождают в моей душе намного больше тепла. Но живут они в столице, далеко от нашего городка, поэтому видимся мы редко, а общаемся в основном по видеосвязи.

Когда мы с Эриком слышим из динамика маминого телефона знакомую грузинскую речь, очерченную придыханием, сразу бросаем все занятия и с воплями радости бежим вниз – это звонит бабушка Тина.

Тина всегда сокрушается, что мы мало общаемся лично и редко приезжаем на лето. Она может бесконечно расспрашивать маму о нас и о самых обычных вещах: что мы едим, хорошо ли спим, какие фильмы любим, какая погода в Дапарули и о прочих мелочах. Бабушка даже через расстояние готова бессчетное количество минут окутывать нас теплом простой заботы. Дедушка Серго умер несколько лет назад, с тех пор жизнь бабушки изменилась, но она мужественно выдержала нападки одиночества и печали, сохранила доброту сердца и веселый нрав.

Иногда видеобеседы украшают и другие мамины родственники: дядя Тимур и тетя Лейла живут в Грузии, но часто путешествуют и бывают в столице; крестные Сосо и Софико недавно переехали – теперь обитают недалеко от бабушки и часто заходят к ней в гости. Мамины двоюродные сестры Диана и Тамина с мужьями и детьми, их племянники с родителями, троюродные дяди и сводные тети – все любят Тину, все тянутся к ней, как к теплому огоньку для ума и сердца. Иногда мне кажется, что мы встречаемся с бабушкой реже, чем со всей остальной родней, не знаю, достоверны ли мои ощущения, но если это так, то причина тому однозначно в отце, который никогда не ладил с маминой семьей.

Сиюн разводит руками. Этот жест – посильная поддержка, понимание моей безрадостной реакции на приезд Нино и Заза.

– Да уж, – вздыхаю я.

Садовник пожимает плечами. Он прекрасно знает обо всем, что происходит в доме. Поэтому я так безошибочно считываю сочувствие на его лице. И поэтому он говорит шепотом, чтобы не выдать мой ранний приход из школы.

– А что с цветком? – спрашиваю, наблюдая, как ловкие пальцы прикладывают к ветке деревянную палочку, бережно закрепляют ее бечевкой сначала у основания бутона, а затем у основания ветки.