Оценить:
 Рейтинг: 0

Вдыхая тень зверя

Год написания книги
2024
Теги
<< 1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 >>
На страницу:
16 из 21
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Я так не считаю! Равно, как не считаю, что пролетариат имеет право на диктатуру! В чём, скажи мне, Арсений, разница между тем строем, что был, и тем, что вы устроили? И тогда, и сейчас одних людей признают в большем праве, чем других. Только тогда имел место примат родового дворянства, а вы провозгласили главенство рабочего класса!

– Мы провозгласили главенство труда, равных возможностей и справедливого распределения материальных благ!

– Справедливого?! – взвился Руднев. – В тюрьме уголовникам, которых по какой-то неведомой мне причине приравнивают к трудовому народу, полагалось полфунта хлеба в день, а мне – четверть, хотя я честно несу трудовую повинность и являюсь служащим советского культпросвета! Это ты называешь «справедливостью»?

Никитин открыл было рот, очевидно, желая что-то возразить, но вдруг осёкся, снова потупил глаза и беспокойно заелозил, словно испытывая невероятную неловкость или затруднение.

– Что? – спросил Дмитрий Николаевич, сверля друга пристальным взглядом. – Что ты мне сказать хотел, Арсений?

Бывший московский студент и нынешний служащий наркомюста поднял на друга близорукий взгляд, вдруг показавшийся Рудневу испуганно кротким, и совсем не по-адвокатски запинаясь, ответил.

– Да я, собственно… Я про твою трудовую повинность… Ты, конечно, художник замечательный, и призвание в этом деле имеешь, но в нынешнее время иной твой талант куда больше нужен… Понимаешь?.. Ты ведь сыщик от Бога!

Руднев оборвал Никитина нетерпеливым жестом.

– Арсений, не юли! Говори же, что у тебя случилось? Ты ведь мне чего-то важного не досказал, так?

Никитин окончательно смешался.

– Ты, Дмитрий, только не подумай, что я из какой корысти за тебя хлопотал!.. Я лишь вчера узнал… От Катерины… Она меня потому и просила приехать… У нас там, в Зубалове, странные вещи творятся…

Договорить Арсений Акимович не успел. В дверь Пречистенского флигеля позвонили долгим, нетерпеливым звонком.

Белецкий, захолонувший в душе и оттого двигающийся как-то неестественно угловато, словно ожившая статуя, отпер дверь.

В гостиную вошёл рослый молодой человек в военной форме и красной повязкой на руке.

– Вы Дмитрий Николаевич Руднев? – басовито спросил он, вперив в хозяина дома прямой уверенный взгляд.

– Да, я, – выдохнул Руднев, чувствуя внутри тоскливую сосущую пустоту.

Армейский протянул Дмитрию Николаевичу запечатанный конверт без подписи и приказал:

– Ознакомитесь!

Руднев машинально взял конверт, распечатал и прочёл: «Гр. Рудневу Д.Н. лично в руки. Приказываю явиться завтра к девяти часам утра ко мне на Лубянку. Нач. особ. секр. отд. ВЧК Горбылёв», ниже под машинописными строчками от руки было начертано: «Нам нужна ваша помощь, товарищ Руднев», и стояла подпись «Александр Фёдорович Горбылёв».

Дмитрию Николаевичу потребовалось не меньше минуты, чтобы, стряхнув с себя липкий страх, опутавший его словно паутина при звуке дверного звонка, осмыслить прочитанное.

– Вам всё ясно, гражданин Руднев? – отчеканил вестовой.

– А если я не приду? – неожиданно даже для самого себя спросил Руднев.

Армейский поднял брови, отчего лоб его пересекло несколько глубоких ассиметричных морщин, придавших ему вид актёра трагикомического жанра.

– Вы придёте, – размеренно, чуть не по слогам, ответил он и вышел, не дожидаясь, что его станут провожать.

Повисшую в гостиной тишину нарушил четкий и деловитый голос Белецкого:

– Савушкин достал для нас с вами, Дмитрий Николаевич, два паспорта, а Никифор приготовил два чемодана с самым необходимым. Если мы поторопимся, то успеем сесть на вечерний поезд до Харькова.

Руднев взглянул на друга так, будто бы тот вдруг заговорил с ним по-китайски, потом тяжело вздохнул, энергично потёр лицо, как это делает человек, отгоняющий сон или наваждение.

– Сегодняшний поезд на Харьков уедет без нас, – заявил он и добавил с невесёлой усмешкой. – Но паспорта и чемоданы держи наготове.

Потом он повернулся к Никитину и устало спросил:

– Что там у вас на даче стряслось?

Арсений Акимович, которого появление вестового из ВЧК потрясло не меньше всех остальных, не сразу смог собраться с мыслями. Он снял очки, надел, снова снял и принялся протирать их платком с таким остервенением, словно намеревался измельчить стекло в порошок.

– Наверно тебе, Дмитрий, сейчас не до того… – пробормотал он извиняющимся тоном.

– Да не мямли ты! – раздражённо оборвал его Руднев. – Рассказывай давай!

– Я толком и не знаю, что рассказать… – Никитин наконец оставил в покое свои очки и переключился на тисканье носового платка. – Я хотел тебя просить подъехать и на месте разобраться…

– Так что случилось-то?

– Может, и ничего не случилось, – вздохнул Арсений Акимович. – Может, всем только показалось… Понимаешь, Дмитрий, нашим соседом по даче является некто Христофор Георгиевич Дульский, старый революционер-народник, ещё с Чернышевским в Нерчинске дружбу водил. Ему глубоко за восемьдесят, но старик он умом крепкий и интересный очень даже, при этом абсолютно одинокий. Катерина с ним сдружилась. Ну, знаешь, как бывает, старики к молодым милым женщинам благородный и нежный интерес питают. Так и тут. Катюша к нему ежедневно захаживает. Они чай пьют, разговаривают, он ей про свою молодость рассказывает. И вот третьего дня пришла она к нему, как обычно, а он какой-то сам не свой. Катерина даже испугалась, что старик захворал, но тот говорит, нет, мол, всё хорошо. Катюша волновать Христофора Георгиевича побоялась и потому с вопросами приставать не стала, но, уходя, зашла к его экономке – бабе на редкость склочной и зловредной – и попросила присмотреть за Дульским повнимательнее, а в случае чего, сразу слать за доктором и за ней. Кухарка выслушала Екатерину и ехидно так высказалась в том смысле, что бывают же такие бесстыжие люди, что доверчивых стариков обманывать не гнушаются, а потом ещё из себя заботу корчат. Ты Катерину знаешь, она у меня боевая, спуску никому не даст. В общем, припёрла она экономку к стенке и потребовала объяснений. Выяснилось, что случилось происшествие, не иначе как криминального характера: Христофор Георгиевич утром обнаружил, что вскрыт его швейцарский несгораемый шкаф с сейфовым замком.

– Старик в сейфе ценности хранил? – перебил Руднев.

– Да какие там у Христофора Георгиевича ценности?! Разве что книги, да и те он почти все для нужд школы передал. Дульский на партийную пенсию живёт! Ему валенки по специальной разнарядке выдали, а так в дранных башмаках ползимы проходил.

– Зачем ему тогда несгораемый шкаф, да ещё и с сейфовым замком?

– Он там свои мемуары держит, – улыбнулся Никитин. – Говорит, что по его запискам всю историю русской революции проследить можно. Считает это своим наследием для будущих поколений.

– Ясно, – протянул Дмитрий Николаевич. – Раз в сейфе ни денег, ни драгоценностей, милиция не очень-то усердствовала?

– А милиции и не было. Вызывать её Дульский наотрез отказался, хотя кухарка, по её словам, очень его на то уговаривала. Кабы к ним из органов пришли, заявила гнусная тётка, она бы уж им рассказала, что последней в комнату к старику заходила Катерина и в шкафах там копалась.

– А она действительно заходила? – снова задал вопрос Руднев.

– Да! И в шкаф действительно лазила. Дульский ей накануне вечером рассказывал про то, как в эмиграции закрутил роман с американской суфражисткой, и фотографии всякие разные из тех времён показывал, а потом попросил Катюшу отнести альбом в его комнату и убрать в шкаф. Кухарка тогда её, наверное, и увидела… Намёки экономки, понятное дело, Катерину возмутили до крайности, и она хотела тут же пойти к Христофору Георгиевичу и настоять на вызове милиции, но тут старик сам к ним на кухню зашёл и потребовал прекратить всякие бредовые рассуждения о взломанном сейфе. Дескать, это он сам забыл его закрыть. Однако Катерина в его объяснения не поверила.

– Почему? – удивился Руднев. – Все люди… ну, кроме Белецкого… иногда что-нибудь забывают! А старик, разменявший девятый десяток, и подавно имеет право на подобную небрежность.

– Я Катюше тоже так сказал, когда к ней приехал, а потом сам засомневался, после того как у Христофора Георгиевича ночью сердечный приступ случился.

– Жив стрик?

– Жив и даже в больницу ехать отказался… Я переговорил с врачом, который к нему приезжал, и тот сказал, что сердце у Дульского не в пример некоторым сорокалетним, и что причиной приступа, по его мнению, являлось сильное эмоциональное потрясение.

Дмитрий Николаевич состроил скептическую мину.

– Ну, знаешь, это не аргумент! Мало ли что твоего Дульского потрясти могло! Может, он как раз от того и расстроился, что его память подвела. Понял, что стареет, вот его и подкосило! – Никитин шутке Дмитрия Николаевича даже не улыбнулся, и тот перешёл на серьёзный лад. – Арсений, нет ничего странного в том, что старику, которому за восемьдесят, сердце прихватило, и в том, что он шкаф с мемуарами забыл закрыть, тоже.
<< 1 ... 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 >>
На страницу:
16 из 21