Жизнь духа

– Как? – поморщилась Лара, не прекращая, тем не менее, своих обычных действий, как то: скидывание туфель и изящно-скроенного брючного костюма от Кардена по дороге в комнату.

– Я не люблю тебя, – отчетливо произнес голос Василия. Однако, сам Василий так и не являл свое лицо из темной комнаты, полагаясь, судя по всему, на силу слова, пусть и не совсем печатного.

Лара накинула халат, вытащила из упаковки ароматную салфетку для снятия макияжа и принялась тщательно стирать с лица тон.

– Ты слышала меня? – снова раздался мрачный голос Василия. И Ларе это наконец надоело.

– Слышу, слышу! – недружелюбно отозвалась она и со злостью швырнула салфетку прямо в раковину. – Очнулся, придурок!

Она развернулась и вздрогнула. Василий, бледный и с лихорадочным блеском в глазах, стоял в дверях ванной комнаты и, не отрываясь смотрел на нее.

– Я не придурок! – отчетливо проговорил он дрожащим голосом. – Сама ты…дура…

И тут Лара рассвирепела.

– Кого это ты тут дурой кличешь, идиот?! – взревела Лара, словно хорошо смазанный мотор. – Да где бы ты был сейчас, если бы не я?! Жрешь да пьешь целыми днями, да книжки читаешь! Тоже мне, гений! Да за последние пять лет ты ничего мало-мальски стоящего не сделал! И вообще, сидел бы до сих пор в своем НИИ как твой папаша и гнил бы потихоньку!

– Не трогай отца, – проблеял Василий, отступающий под напором законной супруги обратно в коридор. – Ты недостойна даже его …ногтя!

– Ах ногтя я не достойна! – Лара с удовольствием набрала в легкие воздуха. – Ах ты интеллигент вшивый! Судить он будет, чего я достойна, а чего нет! Хочешь развода – вали отсюда. А квартиру я тебе не отдам! Я на тебя, придурка, полжизни угрохала! И ты думаешь, что теперь просто так от меня отделаешься?! Вали отсюда!

– Ах ты… ах ты…тварь…– растерянно пробормотал Василий, по-видимому, ожидавший более цивилизованной сцены, и на мгновение застыл. Но именно это мгновение и решило его судьбу. Он размахнулся и со всей силой хлопнул визжащее перекошенное существо, маячившее перед ним, по лицу.

Существо на секунду застыло, уставившись на Василия в немом изумлении, затем слегка качнулось, словно в замедленном кадре, и впечаталось головой в гардероб.

Василий услышал сначала какой-то чавкающий звук, а затем стук падающего тела и зажмурил глаза, подозревая, что через некоторое время последует страшное продолжение омерзительной сцены. Но никакого продолжения не последовало. В квартире воцарилась привычная Василию тишина. Он осторожно приоткрыл один глаз, затем второй и уставился на неподвижное тело жены.

«Я убил ее», мелькнула в голове страшная мысль и Василий громко ойкнул и тут же зажал рот рукой. Склонившись над женой, он осторожно дотронулся до нее, но жена не подавала признаков жизни.

«Она просто потеряла сознание», ободрил себя Василий и уже более решительно перевернул тело. На виске виднелась кровоточащая рана, а глаза Лары, серые и полные невыразимой тоски, взирали на него стеклянным взглядом.

«Боже!» – подумал Василий и поднял глаза на гардероб. Тяжелая бронзовая рукоятка была измазана кровью.

Осознав весь ужас содеянного, Василий отключился.

При включении, правда, Василий не обнаружил никаких серьезных изменений. Труп жены точно так же лежал на полу в коридоре, не желая превращаться в видение. Василий нервно огляделся, стащил с вешалки какое-то пальто и накинул его на тело. Так он хотя бы не мог видеть этого пугающего взгляда, который сверлил его с неумолимой жестокостью.

Удалившись на кухню, Василий нервно порылся в сумочке жены и обнаружил в ней полупустую пачку изящных дамских цигарок. Он закурил и уставился окно, размышляя, что делать. Воображение рисовало Василию довольно кошмарные картины. И хотя он никогда не читал детективов, элементарная мысль о том, что необходимо как-то избавиться от тела, настойчиво сверлила его мозг. Вот он видел себя, бредущим сквозь темные московские переулки с тяжелым чемоданом, в котором скрючившись лежала бездыханная Лара. Однако, в воображении за ним обязательно увязывалась какая-нибудь приблудная собачонка, учуявшая подозрительный запах, и Василию приходилось отгонять ее тихим и настойчивым шипением. Как только от него отвязывалась собачонка, из темноты ночи выплывал пугающий синий огонек милицейской машины, и у Василия начинало бешено биться сердце.

Наконец он яростно раздавил сигарету в раковине, в полной мере осознав всю тщетность своих измышлений. Преступник из него получался довольно никудышный. К тому же, в душе его где-то теплилась слабая надежда на правосудие, которое обязательно учтет…должно учесть…

Что оно должно учесть, Василий сам не понимал. Все-таки он был человеком науки и привык следовать сухой логике, пусть и разбавленной иногда фантазией. «Если я совершил преступление, то я же и должен понести за него наказание!», твердо решил он и дрожащей рукой набрал 02.

Через сорок минут он уже открывал дверь молодому лейтенантику с группой сопровождающих. Лейтенантик сухо поздоровался, приподнял пальто и издал долгое протяжное «ууууууу», от которого у Василия все внутри мгновенно похолодело.

– Как это ее так угораздило? – поинтересовался лейтенант, хитро поглядывая на трясущегося Василия.

– Я не знаю… все произошло так неожиданно… Она упала и, видимо, ударилась об эту дурацкую ручку… – в подтверждение своих слов Василий неуверенно ткнул пальцем в направлении окровавленной бронзовой ручки. Лейтенант с интересом перевел взгляд на непосредственное орудие убийства и кивнул молчаливым сопровождающим. Защелкала вспышка фотоаппарата, и Василий даже зажмурился от неожиданности.

– Что-то мне нехорошо, – сдавленным голосом произнес он и опустился на пол, зеленея на глазах.

– Воды, быстро, – выкрикнул лейтенант, и уже через секунду Василий почувствовал, как скользнула за воротник холодная змейка живительной влаги.

– Значит, несчастный случай, – произнес лейтенант, с любопытством осматривая обстановку в комнате, куда переместили Василия после незапланированного обморока.

– Очень …несчастный…– выдавил Василий и бросил на лейтенанта пронзительный взор.

– Сильно жену-то любили? – спросил лейтенант, и Василию показалось, что в уголках его темно-карих глаз мелькнула откровенная насмешка.

– Ссссильно, – признался Василий, которому, действительно показалось на мгновение, что он понес невосполнимую утрату.

– Понятно, – еще более весело проговорил лейтенант. – Ладно, экспертиза покажет.

Что именно покажет экспертиза, Василий до конца не понял, но в словах лейтенанта ему почудилась надежда.

Из коридора настойчиво позвали лейтенанта, и Василий встал вместе с ним. Наклонившись над телом Лары, врач осматривал рану на виске. Осторожно смахнув ватным тампоном кровь, врач повернул голову так, чтобы наглядно продемонстрировать лейтенанту тонкую и почти незаметную царапину.

– Царапина, товарищ лейтенант, и больше ничего… – произнес он слегка удивленно.

– Вижу, – мрачно отозвался лейтенант и бросил подозрительный взгляд на бледного Василия, который маячил у него за спиной. – Все равно придется переночевать в КПЗ, дружок. А там видно будет, – проговорил он наконец и кивнул напарнику, чтобы забирал клиента.

Василий покорно протянул руки и лишь немного вздрогнул, когда услышал сухой щелчок наручников на запястьях.

Ночь в КПЗ прошла для Василия практически также, как и все остальные ночи. Будучи человеком неприхотливым, Василий никогда не задумывался о комфорте или, наоборот, о его отсутствии. Мысли его были заняты анализом содеянного, потому что только теперь, во мраке ночи, в холодной и сырой камере, вдали от привычного человеческого мира, Василий со всем ужасом осознал, что убил человека. Он прокручивал в голове всю свою жизнь, вспоминал безмятежные годы работы в институте, свое уютное советское детство, в котором усталое, но улыбчивое лицо отца причудливым образом переплеталось с докторской колбасой и велосипедом «Кама». Он вспоминал мать свою Антонину Сергеевну, на которую ему никогда не хватало времени. И вся роковая цепь случайностей совпадений выстроилась в его строгом аналитическом мозгу в стройную цепь логических событий. Он был преступно равнодушен к окружающим его людям, понял Василий, он позволил Ларе заполнить жизнь матери, а затем и свою, потому что ему было абсолютно все равно. Дойдя до этой ужасающей в свой простоте мысли, Василий тихо заплакал, окунув лицо в холодные ладони, и так и заснул.

А утром в его камере возник лейтенант с насмешливым взглядом

и сообщил ошеломленному Василию, что тот ему теперь по гроб жизни обязан. Почему, спросил Василий, и тут же получил ответ. Потому что он, лейтенант, сразу учуял своим безошибочным сыщицким чутьем, что никакой Василий не убийца, а просто жертва обстоятельств. Посему и настоял лейтенант на быстрой экспертизе, которая наглядно доказала, что жена его скончалась вследствие оторвавшегося тромба, а никак не в результате злонамеренных действий Василия.

Василий продолжал сидеть на своей койке, совершенно не понимая, о чем ему втолковывает этот странный человек. За ночь он уже успел пережить все этапы страшного пути вплоть до показательной смертной казни, которая рисовалась Василию почему-то в средневековом интерьере и непременно в виде пылающего пламени посреди величественной площади, заполненной всяким средневековым людом.

Дальнейшее он помнил, как в тумане. Как хоронил жену, как выслушивал соболезнования от каких-то сослуживцев жены. Особенно запомнился ему один не в меру суетливый парнишка, отчаянно утиравший глаза розовым дамским платком. Вернувшись в пустую квартиру после поминок, Василий рухнул на кровать прямо в торжественном черном костюме какого-то английского портного, в свое время купленном заботливой женой на распродаже, и громко захрапел.

Он проспал целые сутки, а проснувшись, с удивлением огляделся и первым делом стащил с себя ненавистный костюм. Оставшись в одних трусах и майке, Василий прошлепал на кухню и заглянул в холодильник. Там нашлось немало интересного, что порадовало Василия. Причмокивая от предвкушения, он вынул из холодильника шмоток розовой ветчины, пачку масла и прозрачную упаковку помидоров-черри, которые Лара закупала постоянно, зачарованная их изящным видом. Налив себе кружку чая, Василий обильно намазал хлеб маслом, шмякнул сверху кривовато отрезанный, зато аппетитный, кусок ветчины и раскрыл рот, намереваясь сглотнуть всю заботливо приготовленную красоту, когда над самым его ухом отчетливо раздался голос:

– Жрешь, гнида?!

От неожиданности рука Василия совершила в воздухе какой-то неописуемый пируэт, и великолепный бутерброд смачно шлепнулся об пол, разом потеряв всю свою привлекательность.

– Какого…– пробормотал Василий и нагнулся-было, чтобы подобрать розовое месиво с пола, но почему-то застыл на полпути и задумался, а кто это, собственно говоря, с ним вступил в контакт. То, что контакт был, Василий не сомневался. Он совершенно ясно слышал голос… голос …голос… Но следующая мысль казалась столь нелепой и одновременно дикой, что продолжать ее не хотелось. Конечно же, Василий сразу же узнал голос своей безвременно почившей жены. А следующая фраза поставила окончательную точку в его сомнениях.

– А я вот и пожрать теперь не могу, – голос на этот раз звучал как-то грустно, так что у Василия все внутри сжалось, и рука его невольно потянулась к ветчине, которую он, как человек щедрый и гостеприимный, намеревался немедля предложить оголодавшему голосу, но рука его застыла в воздухе, а мозг пронзила неприятная мысль о том, что он просто-напросто сошел с ума.

Однако понимая всю абсурдность ситуации, он, тем не менее, еще раз внимательно оглядел кухню и, внутренне холодея, произнес слабым голосом:

– Это ты, Лара?

– Я, я! – брякнула в ответ невидимая Лара. – А что, ты кого-то другого ждал?