Спокойной ночи, красавчик

И хотя ложь Сэму – ужасная привычка, для меня есть вещи и похуже, чем принимать душ и выходить из дома на два часа в день, три раза в неделю (это мой примерный график). У меня есть составленный мною список культурных объектов, которые я планирую посетить в те часы, когда нужно будет выходить из дома. И, чтобы максимально использовать эту ложь, начать нужно прямо сейчас, в три часа дня в эту прекрасную среду. Мой первый день на «работе» – в Историческом обществе Честнат-Хилла. Мое настроение поднимается, когда я въезжаю на стоянку перед маленьким белым зданием. Построенное в 1798 году, оно содержит коллекцию предметов из тех времен, когда Честнат-Хилл был процветающим центром кирпичного производства, выставку артефактов времен Гражданской войны и постоянную экспозицию о семье Лоуренсов, основателей города.

Я паркуюсь рядом с единственной машиной на стоянке, темно-коричневым «Бьюиком», и поднимаюсь по трем шатким ступенькам. Лысый мужчина за конторкой, похоже, искренне удивляется, увидев меня. – Вам помочь?

– Да, я хочу посмотреть постоянную экспозицию. – Я держу в руках статью, распечатанную с сайта: «Лоуренсы – семья основателей Честнат-Хилла». Я не могу удержаться и наклоняюсь вперед, чтобы дать ему небольшой совет. – Что за банальное заглавие. Может, вы предложите что-то более вдохновляющее?

– Второй этаж, – говорит он с отсутствующим видом. – Лифт сломался, поднимайтесь по лестнице.

– Спасибо. – Я поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, меня волнует мысль о том, что я смогу узнать еще больше о семье, чей дом я занимаю, о химических магнатах, создавших состояние, загрязняющее землю, их усилия увековечены здесь, на втором этаже: тридцать две панели, которые не мешало бы хорошенько протереть от пыли.

Я начинаю с самого начала. Джеймс Майкл Лоуренс сделал свои деньги на нефти, прежде чем обратиться к химикатам.

Филипп, большой покровитель искусств.

Мартин, вложивший деньги в газеты и свою жену Селесту.

У меня такое чувство, что теперь, изучив большую часть бумаг Агаты Лоуренс, я знаю их всех очень близко. Джеймса свалил жар из-за скарлатины. Мартина мучает колит. Филипп работает над введением сухого закона в округе Грин.

Конечно, больше всего меня интересует Агата. Местные думают, что знали ее: одинокая женщина, которая умерла в одиночестве в шестьдесят семь; бедная старая дева на холме. Но она была совсем не такой. На самом деле, она, возможно – самая интересная женщина, когда-либо встреченная мной. Найденные мною страницы ее дневника по-настоящему завораживают. Она была бесстрашно независима и умна, входила в первый женский класс, принятый в Принстон в 1969 году. После окончания колледжа редко общалась с другими членами семьи – все они были убежденными консерваторами. Будучи дизайнером текстиля, она путешествовала по миру, большую часть времени в одиночку. Ее работы выставлялись в галереях Нью-Йорка и Лондона, и она жила с женщиной в Сан-Франциско, когда узнала, что ее отец умер. Она знала, что этот день придет, что она станет единственной наследницей поместья Лоуренсов. И она вернулась в Честнат-Хилл, в семейный дом, где удивила всех, продав компанию и потратив большую часть выручки на покупку больших земельных участков, которые передала в трастовый фонд, компенсируя то, что ее семья в течение нескольких десятилетий была худшим загрязнителем в штате Нью-Йорк.

«Фурия» – так мой отец называл таких женщин, и это не было комплиментом. Слишком амбициозные и дерзкие. Но меня такие очаровывают. В конце экспозиции есть ее фотография – она стоит перед мольбертом в гостиной дома. Подпись гласит: «Агата Лоуренс умерла в Доме Лоуренсов в возрасте шестидесяти семи лет. Она была последним живым членом семьи». Я долго стою перед этим снимком, рассматривая пытливое выражение ее лица, ярко-рыжие волосы и гадая, не страшно ли ей было в тот день, когда она умерла, одна в своем кабинете.

Будильник на моих часах громко звонит, напоминая, что «счастливый час» с Сэмом начинается через сорок пять минут. Я направляюсь к двери, горя желанием вернуться домой и увидеть его. Он захочет услышать все о том, как прошел мой день.

Глава 9

Сэм делает шаг вперед в очереди, его голова кружится. Под мышкой зажат фирменный бланк «Бурных вод» – доверенность, подписанная его матерью. Всего один кассир – девушка лет двадцати с лишним, с темно-рыжими кудрями и веснушчатым лицом. Она жует нижнюю губу, ожидая, пока женщина за стойкой достанет из бумажника свою банковскую карточку. Сэм нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Звонок. Он делает шаг вперед и откашливается.

– Я пришел закрыть счет и переоформить его на свое имя. Вот документ, – он протягивает ей письмо.

– Я вам помогу, – говорит она, одарив его ослепительной улыбкой. Он не сводит глаз с ее лица, подальше от блузки, где пуговицы сражаются в чудесной версии перетягивании каната на ее груди. Не делай этого, Сэм. Не смотри вниз. Она просматривает бумаги и поворачивается к клавиатуре. – Вы уже подготовили костюм на Хэллоуин? – спрашивает она, щелкая по клавиатуре длинными розовыми ногтями.

Сэм улыбается, с языка готов сорваться его типичный ответ из прежних времен. Нет, но мне нравится твой. Горячая кассирша банка. Очень умно.

– Пока нет, – говорит он вместо этого. Мысленно он уже направляется в «Парлор», где через двадцать минут должен встретиться с Энни. Она не знает, что письмо уже пришло. Энни не было дома, когда доставили почту, и Сэм вскрыл письмо прямо у почтового ящика, чувствуя, как спадает тяжесть. Наконец-то. К письму было приложена справка от штатного врача, с его выводом, что Маргарет в здравом уме. Как на крыльях, Сэм влетел в дом и выписал чеки кредитным компаниям, прежде чем позвонить в «Парлор» и забронировать столик в задней части зала и бутылку «Шато Палмер Марго» 2009 года с графитовыми и лакричными нотками и ценником в 150 долларов.

Сэм тянется за мини-сникерсом из миски рядом со стаканчиком с ручками, когда принтер выплевывает лист бумаги. Девушка кладет его перед Сэмом. Он чувствует себя до неприличия неловко; конечно, кассир не привыкла к людям, входящим сюда за суммой в 2 миллиона долларов. Но выражение ее лица никак не меняется, и он вынужден отдать ей должное. Она настоящий профессионал.

– Хорошо, – произносит она и подмигивает, когда Сэм заканчивает подписывать. – Хотите получить их наличными?

Он смеется. – Определенно. Можете сложить все это в несколько больших мусорных мешков?

Она смеется вместе с ним, а потом колеблется, неуверенная. – Вы серьезно? Вам нужны наличные?

– Нет, – отвечает он. – Кассового чека достаточно.

Она снова стучит по клавиатуре, и Сэм чувствует прилив восторга.

– Все готово, – отчитывается девушка, протягивая ему чек. 274 доллара и 18 центов.

– Тут неверно. – Сэм смотрит на нее, паника захлестывает его тело выбросом адреналина. – Там было… больше.

Она возвращается к экрану. – Дайте посмотреть. – Она проводит пальцем по экрану, проверяя счет. – Извините, вы правы. – Сэм с облегчением выдыхает. – Мне следовало пояснить, что мы недавно начали брать четыре доллара за закрытие счета. Я бы хотела помочь, но это запрограммировано, их снимают автоматически. – Она наклоняется вперед и понижает голос. – Банки, дружище. Они точно знают, как надуть скромного парня. Но это объясняет разницу в сумме. – Она одаривает его ослепительной улыбкой. – Можем помочь вам чем-нибудь еще? Мы предлагаем неплохую сделку по новой карте «Виза».

– Нет, я думаю, это все, – бормочет Сэм дрожащим голосом.

– Что ж, спасибо, что обратились в Банк «Северная Звезда», и… вот. – Она достает из ящика стола леденец «Тутси-поп» на палочке и протягивает ему. – Сегодня мой день рождения. Я их всем раздаю.

– Спасибо. – Сэм берет леденец и бредет на выход, но едва добирается до стула в приемной. Ему трудно дышать, в ладонях покалывает, и он вынужден напомнить себе, что надвигающаяся смерть не реальна. Он испытывает симптомы панической атаки. Бессмысленной, ведь у всего этого должно быть объяснение. Обязательно. Может быть, есть другой счет с другим номером. Что-то на имя его отца.

– Скажите, что это не Сэм Статлер! – Мужской голос доносится из-за его спины. Только не сейчас. Сэм оборачивается.

Краш Андерсен. Выпуск 1993-го года. Звездный полузащитник, известный тем, что принял вызов Джоуи Амблина и выпил шесть литров «Апельсинового Краша[27 - Orange Crush – марка газировки с натуральным экстрактом цитруса, создана в начале 20-го века фармакологом Нилом Уордом и бизнесменом Клейтоном Хауэллом.]» на вечеринке на поле после того, как они проиграли финал штата. – Как поживаешь, приятель? – спрашивает Краш, хлопая Сэма по руке и притягивая его в неловкое объятие.

– Хорошо, Краш, отлично. – За исключением серьезного опасения, что его вот-вот стошнит.

– Да, чувак? – уточняет Краш. – Так что у тебя творится?

– О, да знаешь, – отвечает Сэм. – Все так же, по-старому. – Сэм не знает, почему он говорит именно это – возможно, ожидая, что парень вроде Краша привык слышать подобные ответы. Затем Краш рассказывает ему, как на днях пришел Джесси Альтер, и что «Все это похоже на какую-то встречу выпускников посреди банка, правда?» Сэм изо всех сил пытается изобразить внимание. Краш говорит о трех годах в должности помощника управляющего филиалом, и шести – в качестве добровольного медика скорой помощи в пожарной службе. Но Сэм сосредоточен на том, чтоб удержать в желудке свой обед. – А как насчет тебя? – Краш понижает голос и кривит губы. – Твой отец все еще живет с моделью из «Спортс Иллюстрейтед?»

– Из журнала «Талботс», – поправляет Сэм. – И нет, они разошлись. Слушай, Краш. – Сэм берет Краша за локоть. – Ты не мог бы проверить, нет ли у вас счета на его имя? Тед Статлер.

– Извини, приятель, я не уполномочен делиться такой информацией, – говорит Краш, затем наклоняется ближе и подмигивает. – Но почему бы нам не обсудить это в моем угловом номере? – Он ведет Сэма в маленькую офисную клетушку с прозрачными стенками и садится за стол, жестом приглашая его сесть на жесткий пластиковый стул. Краш тычет в клавиатуру, а Сэм убеждает себя, что все будет хорошо. Его мать ошиблась. Счет не на ее имя, а на имя его отца…

– Нет, – сообщает Краш. – Никаких счетов Статлеров, кроме твоей мамы.

– Тогда ладно. – Сэм хлопает себя по бедрам. – Спасибо за помощь.

– Рад был тебя видеть, приятель. И послушай, чувак. В эти выходные мы могли бы посмотреть игру. Ты должен прийти. Или ты стал слишком хорош для нашей компании, Статс?

Сэм поднимается, ощущая слабость в ногах. – Нет, Краш. Вовсе нет, дружище. Я приду.

Глава 10

Я в ванне, хор пузырей лопается у меня на шее, холод пробирает до костей. Все вокруг холодно. Воздух, вода, Сэм.

Вот уже три дня, как он в таком состоянии. Ворчливый, резкий, проявляющий ровно нулевой интерес к моей (фальшивой) волонтерской деятельности. Мне казалось, что ему будет хотя бы немного любопытно услышать об интересных мелочах, собранных мною в качестве новоиспеченного местного эксперта. Но на днях утром на мой вопрос знает ли он, что в 1797 году Честнат-Хиллу не хватило одного голоса, чтобы стать столицей штата, Сэм едва пробурчал что-то в ответ. А затем этот инцидент с запиской. Она был приколота к входной двери – неоново-зеленая бумага с надписью жирным маркером, чтобы у меня не оставалось шансов не заметить ее, выходя из дома.

Можешь сдвинуть свою машину. Пациентам нужно место.

И все. Забыто даже приличие соблюдать верную пунктуацию. Это не было бы так уж важно, не будь эта записка нашим единственным общением за весь день, поскольку Сэм очевидно не был настроен на «счастливый час». (Головная боль, утверждал он. Мой совет был: выпить два стакана воды и хорошенько выспаться. О том что его головная боль, вероятно, связана с двумя банками пива решено было умолчать. Сэм открыл пиво внизу, где пробыл еще час после ухода Мрачной Директрисы Школы, как обычно, в пять тридцать.) Мне больно это говорить, но эта его сторона раньше мне не открывалась, и она мне не особенно нравится: теперь он уныло бродит здесь со взглядом ослика Иа.

Это печально, но я не позволю капризам Сэма вывести меня из себя.

Причины не унывать, несмотря на плохое настроение Сэма. Список в порядке убывания:

3. Верно говорят: тяжелый труд окупается, потому что со вчерашнего утра я занимаю пятнадцатое место в рейтинге рецензентов на «Амазон» (выкуси, Лола из Пенсаколы!).

2. Все утро шел дождь, и, конечно же, никакие фальшивые туристы не заявятся на мою фальшивую работу, что дарит мне заслуженный день заботы о себе. Это приводит меня к главному пункту в моем списке, лучшей причине оставаться на позитиве: