Дорога любви

Немного успокоившись, Томас опустил руки и вгляделся в черты безмятежного лица.

Рыжие волосы Роури, окружавшие голову подобно языкам пламени, в беспорядке разметались по подушке. От света луны на лицо ложились резкие тени, и все ее черты – с мягким изгибом щеки, прямым носом, нежными губами – казались словно выбитыми на медали. Иногда Роури чуть поворачивалась во сне, но не просыпалась. Томас постарался бесшумно снять свой ремень с кобурой и стащить куртку и ботинки. Затем осторожно лег на кровать.

В своем глубоком забытьи Роури вдруг почувствовала, как по ее щеке скользят губы, оставляя жаркие поцелуи. На эти прикосновения отозвалось все ее тело – от ног до груди. Простонав, она раскрыла губы.

Их тут же накрыли твердые губы Томаса, а его язык вторгся в ее рот. Она инстинктивно протянула вперед руки, заключив Томаса в объятия. Его тело приблизилось к ней, надавило на нее, родило в ней вихрь ощущений.

Она задрожала, ей показалось, что каждый нерв отозвался на присутствие Томаса. И каждый нерв ненасытно жаждал еще больших ощущений, ей уже не хватало этих лихорадочных, страстных поцелуев.

В этот момент Томас поднял голову и увидел в ее приоткрывшихся глазах страсть и приглашение. И он решительно привлек ее к себе. И снова она приоткрыла губы, которые были тут же закрыты его нежным и теплым ртом.

Роури чувствовала, что совсем не владеет собой. Наверное, она просто сошла с ума. Когда-то ей хотелось показать себя сдержанной в своей любви к нему, но все переживания последних дней сломали ее маску, и сейчас она отзывалась на его ласки бурно, почти яростно, и это еще больше разогревало страсть Томаса.

Их языки переплелись, они вели свою дуэль все время, пока он и она поспешно освобождались от одежды. Это даже нельзя было назвать любовью, скорее это было стремление мужского и женского начала слиться воедино.

Его губы скользнули по ее груди, она обхватила ногами его спину и, взяв в руки его восставшую плоть, приблизила к себе. Он перекатился на спину, и теперь уже она лежала на нем, широко раздвинув ноги. Ее ставшие крайне чувствительными соски посылали по телу сладостные волны от прикосновений к волосам на его груди.

Его рот снова вернулся к ее груди – к одной, затем к другой, что доставляло ей удивительное наслаждение. Затем она вытянулась во весь рост, для того чтобы вобрать в себя новое чувство – его и своей наготы в их тесном соединении друг с другом.

Его рука скользнула вниз, и она издала стон, когда он коснулся ее лона. Она обхватила его, чувствуя, как ее захлестывает наслаждение, и их тела начали ритмичный танец, который скоро достиг своей кульминации.

Затем он привлек ее голову к своей, прижался своим ртом к ее губам, и она чуть не лишилась чувств от этого долгого поцелуя. Обессиленная, Роури упала ему на грудь.

Немного успокоившись, она соскользнула с него и откинулась на спину. Затем поднялась и стала натягивать платье.

– Что-нибудь случилось, Роури? – спросил Томас.

Обычно после занятий любовью она чувствовала сонливость и усталость, но сегодня ее нервы были на пределе. О сне не могло быть и речи.

– Не знаю, думаю, просто беспокойство. Но для того, чтобы собраться с мыслями, другой комнаты у меня нет. Она стянула платье и вернулась в кровать. Некоторое время Роури просто лежала на своей половине кровати, положив под голову руки.

– Что-то не дает тебе покоя?

Она повернулась и откинула со лба волосы.

– Что ты имеешь в виду?

– Наверное, тебя беспокоят мысли об отце.

– Не знаю, почему ты так решил, – резко ответила она, резко потому, что он был абсолютно прав и сказал то, в чем ей не хотелось признаться самой себе.

– Тебе не дает покоя этот случай?

– Ну, если уж ты сам завел об этом речь, я думаю, тебе стоило вести себя иначе. Разве была необходимость направлять на него револьвер?

– Нет. Думаю, нет. Мне нужно было дать им повесить невинного мальчика.

– Я не про это, и ты прекрасно меня понимаешь, – сердито возразила она.

– Он сделал бы это. И вы стояли бы рядом и смотрели, как это происходит. Извини меня, Роури. Но шрамы у меня на спине – это сувенир от «Округа Си», а не клеймо.

Роури села, прижав простыню к груди.

– Что ты имеешь в виду? У меня клеймо? Ты знал, кто я, когда вел меня под венец.

– Да, но я женился на тебе и не хочу, чтобы между нами в кровати каждую ночь был еще и Ти Джей Коллахен.

– А я, когда выходила за тебя замуж, не собиралась каждую ночь спать одна, – выкрикнула Роури.

– Но ты же знала, что выходишь замуж за врача.

– Видишь ли, я тоже не хочу, чтобы твои пациенты были в нашей кровати.

– Я несу ответственность перед моими пациентами, Роури.

Она резко повернула голову и посмотрела ему в лицо.

– А я ответственна перед моим отцом. Томас замолчал. Он понимал, что любой спор можно уладить, ведя его спокойно и разумно. Но в случае с Коллахеном этого было недостаточно. Роури всегда останется преданной своему отцу, и споры по этому поводу будут возникать еще не раз.

– Я понял, в чем дело. Что бы я ни говорил, для тебя главным всегда останется твоя ответственность перед отцом. А твой папа прав всегда, не так ли? Маленькая доченька своего папочки будет преданной только своему папочке.

– Ну, это несправедливо. Я вижу его недостатки, но это действительно мой отец. Что бы он ни говорил по поводу моего замужества, это говорит его уязвленная гордость из-за того, что он потерял дочь. Я думала, ты когда-нибудь это поймешь. Но ты даже не хочешь попытаться.

– Понять человека, который убил безоружного мальчика и хотел повесить еще одного?

– Когда ты живешь на ранчо, там другие законы, и они позволили остаться ему в живых. Сейчас в этих краях все меняется, изменится и он.

– Нет, Роури, ты обманываешь сама себя. Твой отец не изменится никогда.

– Ну тогда пожалей его и не осуждай. Ты же терпим к другим. Или все твое сострадание и понимание относится только к пациентам? Доктор Томас Грэхем знает все, лечит все. Отправляет к чертям только свою жену и ее отца.

Томас поднялся и обнял ее за плечи.

– Но ты сама так не думаешь, верно? Я же тебя люблю. Твои желания для меня важнее всего на свете. Но я давал клятву сделать все, чтобы спасать человеческие жизни.

– Прямо как Бог, – ядовито вставила она. И тут же заметила по его глазам, что удар попал в цель.

– Думай как хочешь, Роури. Ты всегда жила своим умом. И никто тебе в этом не мешает. Но если тебе не нравится, что я стараюсь спасти чужие жизни, то неужели нравится, что твой отец хочет отнять их у других?

Их прервал стук в дверь. Быстро натянув брюки, Томас поспешил в приемную и увидел женщину с искаженным от страха лицом. Она держала на руках ребенка лет десяти с безвольно болтающимися ручками и ножками – он был без сознания.

– Я миссис О’Трэди. Мой муж работает на железной дороге, и мы живем в палаточном городке. Прошу прощения, что потревожила вас в этот час, но мой сын очень болен. Вы должны мне помочь. Боюсь, что он умирает.

Томас взял мальчика из ее рук и осторожно положил на стол.

– Что с ним, миссис О’Трэди? – спросил он, берясь за стетоскоп.

– Доктор, у него была сильная лихорадка, и он жаловался на боль в боку.