Дорога любви

– Ты на чьей стороне, Кин Маккензи? – взмахнув ресницами, с подозрением спросила Роури.

– Давайте выбираться отсюда, – прервал их Томас. – Пока Пятнистый Олень не передумал.

– Неужели война действительно прекратилась и мир наконец пришел в эти горы? – удивленно протянула Роури.

– Ну, нам не стоит испытывать судьбу и проверять это на себе, – ответил Кин, сжимая в своей ладони руку Кэтлин. – Нам надо еще проделать путь в двадцать миль до Огдена. Идем, моя дорогая.

Глава 22

Эфраим Андерсон не только выглядел очень серьезным, невероятно занятым человеком – он действительно таким был. Улыбка редко появлялась на строгом лице, смеха его не слышал никто. Потеряв с возрастом яркую золотистую шевелюру, доставшуюся ему от шведских предков, он стал удивительно бесцветным: седая борода, седые волосы вокруг лысины и серые глаза, скрытые толстыми очками.

Серыми были также его костюм, высокая шляпа и галстук. Некоторое разнообразие, если это можно назвать разнообразием, вносили лишь белая рубашка с высоким воротником, скрывающим шею, и тщательно начищенные высокие черные ботинки.

Его лицо почти постоянно было искажено гримасой – в его профессии нельзя было уберечься от вдыхания ядовитых паров, и он страдал от постоянных головных болей. Эта же профессия лишила его посетителей, а значит, и друзей. Эфраим Андерсон был химиком «Юнион пасифик».

Каждый день Эфраим начинал с того, что смешивал три широко известных и употребляемых химиката – серную кислоту, глицерин и азотную кислоту – для того, чтобы получить светло-желтую маслянистую жидкость, известную под названием «нитроглицерин».

Поскольку строительство подходило к концу, взрывы вдоль будущей трассы почти совсем стихли. Осталось взорвать лишь несколько скал, чтобы обломками укрепить последний участок насыпи.

Нитроглицерин имел непредсказуемый нрав, и потому с самого своего прибытия в Огден Эфраим жил и занимался своей работой в отдельном домике. По той же причине Эфраим никогда не производил в своих пробирках больше одной сотой литра, количества, которое рабочие чаще именовали «треть унции с полушкой».

В тот день с самого раннего утра Эфраим принялся за изготовление последней партии взрывчатого вещества. Мысль о том, что он скоро покинет Огден, вселяла в него энтузиазм. Всего через несколько часов он сможет сесть на поезд в Миннесоту, и в его саквояже будет достаточно денег, чтобы открыть в своем родном городке маленькую аптеку. Химик не намеревался оставаться на церемонию забивки золотого костыля. С него было более чем достаточно всей этой «Юнион пасифик рейлроуд» и людей, которые в ней работали.

Стояла очень теплая для первой недели мая погода, и Эфраим распахнул двери, чтобы впустить в душное помещение свежий воздух.

Получив искомое количество жидкости, химик осторожно вылил ее в две пробирки и поставил их в углубления специального ящичка для переноски. Весь погруженный в свою работу, он не заметил, как кто-то скользнул за его спиной в открытую дверь, и никак не мог ожидать страшного удара, от которого упал без сознания.

Внешне Энтони Консетти был полной противоположностью Эфраиму Андерсону. Молодой итальянец был невысок ростом и очень подвижен, его приятное безбородое лицо часто освещалось улыбкой. Жизнерадостный человек, он смеялся часто и охотно. Женщинам невероятно нравились его черные как смоль ниспадающие на плечи волосы и длинные черные ресницы над глубокими карими глазами.

Но несмотря на столь значительные внешние различия, Энтони Консетти и Эфраим Андерсон имели нечто общее – профессия обоих была смертельно опасной.

Энтони Консетти был карточным шулером. Обаятельным шулером, который сопровождал свое искусство дружеской улыбкой и хорошей шуткой.

В те времена, когда Энтони не имел возможности жульничать за карточным столом и обольщать хорошеньких женщин, он путешествовал с небольшим бродячим цирком, выполняя там самые различные работы – от предсказания судьбы в качестве профессора Омнипотента, облаченного в плащ, тюрбан с фальшивыми драгоценностями и накладную бороду, до дрессировщика медведя.

Хотя, подъезжая к очередному городу, Энтони и не мог предугадать, в какой роли ему лучше всего предстать перед горожанами, он всегда знал, что в любой роли ему придется покидать город поспешно, убегая от разъяренных партнеров по игре, от получившего его описание местного шерифа, от размахивающего ружьем отца соблазненной им дочери или от еще кого-нибудь, поспешно взводящего курок.

Возвращаясь в этот вечер с позднего свидания, Энтони случайно заметил домик на окраине города. Когда-то Энтони слышал, что там изготавливают нитроглицерин; даже к самому этому слову Энтони испытывал почтение. То, что дверь была открыта, немало его озадачило. Некоторое время Энтони с удивлением глядел на домик, предусмотрительно спрятавшись в тени деревьев, затем подошел ближе, чтобы узнать, в чем тут дело.

Роури натянула халат и выглянула в окно. Разбудивший ее сильный стук в дверь стал еще громче. Она поспешила к двери, распахнула ее и замерла в изумлении. Перед ней стоял тот самый человек, которого она так боялась в поезде, когда они с Томасом возвращались из Сент-Луиса.

– Это вы! – вырвалось у Роури.

Энтони Консетти подарил ей одну из своих самых обворожительных улыбок и учтиво поднял шляпу.

– Как поживаете, миссис Грэхем? Рад вас видеть снова. – Его темные глаза блеснули: – Я всегда застаю вас в нижнем белье.

Она инстинктивно закрылась руками и тревожно спросила:

– Что вы хотите?

– Доктора, мэм. Вот этому человеку срочно требуется медицинская помощь. – Он кивнул на человека, стоявшего неподалеку.

– Доктора Грэхема сейчас нет. Он остался на ночь в лагере железнодорожников. Вам надо обратиться к городскому врачу.

Энтони еще раз почтительно поклонился и пошел от дома. Чувствуя, как колотится от страха сердце, Роури поспешно задвинула засов. Затем бросилась к окну убедиться, что этот многоликий человек действительно удаляется прочь. Он в самом деле направлялся к дому доктора Дженсена.

На этот раз Роури решила выяснить у этого человека все. Она поспешно оделась, выскочила на крыльцо и быстро последовала за уходящими.

Они скрылись в доме врача. Но когда туда прибыла запыхавшаяся Роури, Энтони уже исчез. Остались только Андерсон, которому доктор бинтовал голову, да шериф, который терпеливо дожидался объяснений. Изумленная этим обстоятельством, Роури покинула домик и отправилась разыскивать мошенника в городе.

Однако все ее усилия оказались безуспешными. Она проверила все, что только можно было проверить, даже салун и гостиницу, однако не нашла и следа своего дорожного попутчика. Через час поисков ей пришла в голову простая мысль: он мог быть на вокзале.

Но станция также оказалась пуста. Единственной живой душой там был начальник станции, мирно дремавший на диване в билетной кассе.

Внезапно ее рот обхватила чья-то рука, а другая потянула ее в тень.

– Пожалуйста, не кричите, миссис Грэхем. Я не причиню вам вреда.

Энтони прекрасно запомнил эту девушку по своему путешествию; что греха таить, он тогда не удержался от того, чтобы слегка ее попугать, и, поиграв с ней так в кошки-мышки, получил большое удовольствие. Но сейчас ему пришлось играть с ней в кошки-мышки совсем не потому, что ему было забавно, – он знал, кто напал на Андерсона.

– Обещаете не кричать, когда я вас освобожу? – спросил он. – Доверьтесь мне, миссис Грэхем.

Роури кивнула, и Энтони опустил руки.

– Кто вы? – потребовала она ответа.

– Это не так уж важно, – улыбнулся он. – Простите, что я вас так… руками. Но когда-то мы даже спали с вами рядом.

– Ха! Это не заставит меня молчать о том, кто вы. Мой муж знает, что вы маскировались под женщину.

Энтони покачал головой, обрывая ее тираду.

– Я не собираюсь вас шантажировать. Мне нужно только сообщить вам кое-что, что может быть вам интересно. Ваш отец ударил Андерсона и украл нитроглицерин. Я видел это собственными глазами.

Это обвинение показалось Роури смехотворным.

– Я вам не верю. Вы все выдумали, – фыркнула она. – Вы скорее всего сами его ограбили и пытаетесь свалить вину на моего отца.

– Роури, если бы я хотел выдвинуть ложное обвинение против вашего отца, я бы высказал его шерифу. Меня мучает совесть за то, что я вас так пугал в поезде, только поэтому я и решил сказать об этом вам.

– Зачем моему отцу воровать нитроглицерин? – продолжала упорствовать Роури.

– Об этом вы должны спросить не меня, а своего отца.

Но несмотря на все свое упорство, Роури чувствовала, что незнакомец говорит правду. Хотя признаться ему в этом она все еще не хотела.

– И почему я должна верить человеку, который переодевается в женскую одежду и пугает невинных девушек?