Он мне очень понравился, как человек и как партнер по танцам. Мы с ним так задорно отплясывали, что нам аплодировала не только публика, но и музыканты. Он мне рассказал очень грустную историю своей первой любви. Я её очень внимательно слушала и… тут же забыла, к своему стыду. Так что тебе рассказать не могу. И про жену свою он мне рассказывал. Говорил, что она очень хороший человек, но его совсем не понимает. Затем он очень сокрушался, что я не смогу с ним завтра встретиться. Я, как могла, его успокаивала, не переживай, говорю, у нас, мол, в Одессе много красавиц, а он сказал, что, во-первых, я красивее всех, а во-вторых, ему не только секс нужен, ему поговорить, у моря погулять, на звёзды посмотреть хочется, и что на самом деле мы с ним не случайно познакомились. Он меня, оказывается, в толпе высмотрел, и как только я вошла, он тут же понял, что я и есть та самая… Женщина-Богиня. Ты ж меня знаешь. Я ж научилась не верить, вам, мужчинам, а ему поверила! Еле сдержалась, чтоб не остаться с ним, и ушла спать, одинокая, как какашка! Крутилась всю ночь, не могла уснуть. Уж очень мне его слова в душу запали – Женщина-Богиня!
Ты, между прочим, меня так никогда не называл! А всё потому, что ты грубый и неинтеллигентный, ну совсем не такой, как он!
А ещё со Светкой ходили в бар «Аксамит Украины». Там было пошло и скучно! Нам даже нализаться не дали как следует. Светка не пила, потому что её тошнило от коктейля, который я ей, между прочим, не советовала. Она сидела скучная и грустная. Публика была там очень странная. Вокруг сидели какие-то альфонсы, перезрелые кокотки с кавалерами и девицы со стеклянными глазами, и музыка была совершенно идиотская… По мне, так уж лучше «Мясоедовскую» «для Роберта, нашего гостя из солнечного Андижана».
Грустные, и ни в одном глазу, вышли мы на улицу, а там ещё и погода мерзопакостная, дождь. Одна радость – быстро поймали машину и разъехались по домам.
Вот такая история приключилась, Изя… Или как тебя там называют на этой гнусной практике, которая мне уже начинает надоедать.
Где-то прочитала, что о лучших минутах нашей жизни мы узнаём от очевидцев. Нет! О лучших минутах нашей жизни мы узнаём, когда расстаёмся с любимыми!
Дарю! И… ухожу к Светке.
Потому что у неё, оказывается, есть коньяк.
Письмо с Кавказа
Не сочти за пренебрежение, что не нашла лучшей бумаги. Увы, другой нет.
Ну вот, первая фраза написана, и я перехожу ближе к телу… К твоему телу, по которому я так соскучилась… Ха! Ха!
Перед Вами, дамы и господа, сочинение на вольную тему, вольную от чего?
Эпиграфа не будет.
Часть 1. Вступление
Исторические предпосылки.
Во-первых, истек положенный срок, три дня, во-вторых, никого нет вокруг и мы как бы вдвоем, ты даже можешь поцеловать меня… Ха! Ха! Следовательно, ой, я забыла, что ты не любишь такие слова, хорошо, постараюсь писать попроще.
Часть 2. Основная
Я по тебе ужасно соскучилась. Точка. Примечание: читается приблизительно, как у Вертинского:
«Я безумно боюсь золотистого плена,твоих медно-змеиных волос…»Часть 3. События. Новости. Люди
Как ты там без меня? Не загнулся в пустой общаге? Как я понимаю, денег у тебя уже нет, и поэтому самая главная новость для тебя то, что завтра вместе с письмом тебе вышлют сигареты. Дома я, конечно же, ничего не успела, поэтому договорилась со Светкой, она тебе вышлет посылку. Я ей сказала, что туда вложить, так что всё в порядке.
А теперь самое главное – как твои дела? Как практика? Пожалуйста, напиши. Будь умничкой, не ленись. Занимайся. И сдавай зачёты, а не бутылки… Мне кавалер с хвостами, особенно по геодезии, не нужен! Ну, ни к чему он мне…
А я отдыхаю. Вроде как ничего. Компания большая. Ты никогда не был в Гагре? Тут замечательно. Природа очень яркая. Огромные пальмы, кипарисы, олеандры, магнолии и конечно же море.
Очень много красивых мужчин, но какие-то все они неприятные, что ли… Или мне так кажется? Я от мамы никуда не отхожу. Она даже удивляется. Иди, говорит, погуляй… Познакомься с кем-нибудь… А я ни в какую… Сама себе удивляюсь, а такая ж гулящая была, господи… Только давай… А теперь… Ну, шо там говорить! Наливай свой коньяк!
Так! О мужчинах я написала, теперь о спорте. Тут рядом с нашими хоромами стадион, где тренируются футболисты Одесского СКА, это ж твоя команда?! Посмотрела на их тренировки и подумала… Ничего себе мужчинки, между прочим… Ревнуешь? То-то…
Завтра едем в Сухуми, через три дня на озеро Рица. Ну, не знаю, о чем ещё писать, хоть убей… Если честно, я бы это всё послала подальше, лишь бы быть с тобой. Хочешь верь. Хочешь не верь! Но говорю тебе, как на духу… «Спала я с вами и больше ни с кем…». Потому что… Ну, хто мне нужен?! Десительно, ну хто?! Да нихто!
А теперь серьёзно, если я приеду 16-го, а 17-го мне нужно будет ехать в колхоз, то, пожалуйста, сделай так, чтобы я тебя увидела! Мне это обязательно! Потому что мне тебе нужно сказать на твоем любимом идиш: «Их кенышт лэйбн, их кенышт зайн ун дир (Я не могу жить! Я не могу быть без тебя) И это абсолютная правда. Хочешь верь. Хочешь не верь!.. Изя!
Все! Оставляю тебя наедине с твоими мыслями, если они у тебя есть, конечно… И целу You!
Твоя несравненная! Если не забыл еще…
А на прощанье грустная, но поучительная история…
Сегодня на улице была ужасная жарища, и мы с утра сидели на море, и там произошла история, которой мне необходимо с кем-то поделиться, но здесь не с кем, поэтому пишу тебе. Друг все-таки. Можно даже сказать – любовник хренов!
Вот! Слушай…
Сегодня утром к берегу приплыла чайка с перебитым крылом. Какие-то мальчишки её подобрали и принесли на пляж. Ну и, конечно, собралась уйма народу, особенно много было детей.
Я никогда не видела так близко чайку… Она оказалась большая, но поразили меня глаза… Они у неё были светлые и грустные… Взяла её какая-то женщина на руки, крыло хотела посмотреть, а чайка молчит и больно ей, видно, до чёртиков… Затем мужчина подошёл, видно, ветеринар. Сложил ей крыло, кто-то нашёл бинт, и он её перевязал, а детишки любопытные, каждый хочет потрогать её, а ей, бедной, и без того плохо… И вот здесь наступил момент истины, надо было взять кому-то её домой, но все людишки порасходились, и чайка осталась у нас. А мама наша оказалась, как все. Она категорически не разрешила её взять домой. Вот нам и пришлось оставить её на пляже, совсем одну… Глядя на неё, и я почувствовала себя совсем одинокой и заброшенной… Ведь она приплыла к людям, а люди и помочь ей по-настоящему не смогли… И ещё я подумала, как жаль, что ты не рядом, мы бы обязательно что-нибудь придумали или, в крайнем случае, напились бы твоим коньяком… Вот такая история приключилась, Изя… Или как тебя там называют на этой гнусной практике, которая мне уже начинает надоедать.
Ну и ладно! Ну и пусть…
Но тебя это не должно волновать, потому что у тебя сейчас главное учёба, а не коньяк с девками… Правда?!
На краю ночи
Все выдумано… Абсолютно! Вся наша жизнь придумана! И когда выпью, я даже знаю – кем… К примеру… Кто-то неожиданно умирает. Кто-то, кого мы даже не знаем… Умирает в шашлычной…
Я и Белла в шашлычной, которая находится на углу Тираспольской и Чечерина, прямо на повороте 4-го трамвая.
Мы удрали с лекции по сопромату и пришли сюда. Зашли. Купили шашлык, вино, теперь едим и болтаем… Вокруг нас в основном мужики. Ни одной женщины и ей как-то неуютно…
– Чего это ты? Ну и хрен с ними. Ты ведь не одна, ты же со мной…
– С тобой любимым?…
– Ну!
И она улыбнулась… Счастливо, как мне показалось, улыбнулась. Затем подняла граненый стакан с красным вином «Лидия» и сказала:
– Лехаим!
Я посмотрел на нее… Посмотрел, как она держит граненый стакан с вином… Улыбнулся…
– Ну, что это ты?
– Ты выглядишь, как настоящий алкоголик…
– Да! Знаю… Мне еще папироску в зубы и я буду настоящая б**дь…
Я не выдержал и стал смеяться… Нет! Я ржал, я не мог остановиться, а она, церемонно держа стакан с отодвинутым мизинцем, свободной рукой вставила воображаемую папироску в рот и лениво спросила:
– Ну? Так мы будем пить? Будем делать Лехаим, наконец? А то меня уже жажда замучила…
И в этот самый момент… Мужик, стоящий рядом с ней и болтающий со своим другом, рухнул на пол… Он стал синеть прямо у нас на глазах… Он дергался и синел… Ах! Как же это было страшно…
Его друг выскочил как ошпаренный на улицу и исчез там… А мы… Мы с ней были загипнотизированы зрелищем умирающего человека… Он умирал у нас на глазах прямо здесь, в шашлычной на полу…
Барменша начала причитать:
– Что же это? Как это? Вызывайте Скорую! Что делать? Ой! Ой! Ой!
Не только мы, абсолютно все были в шоке и молча смотрели, как он умирал… Наконец приехала скорая. Они посмотрели на него и сказали «Все! Уже поздно… Он мертв».
Все это длилось мгновение… Мгновение?! Да! Мгновение, как сама жизнь!
Она продолжала держать стакан в своей руке с оттопыренным мизинцем и молча смотрела на уже мертвого мужика, на меня, на людей вокруг… Она не могла поверить в то, что стала свидетельницей смерти… На нее было жалко смотреть…
Затем она осторожно, очень осторожно, как будто не хотела его разбудить, поставила стакан на стойку, взяла меня за руку и вывела на улицу… Солнце било нам в глаза, а там, в шашлычной, казалось, что на улице пасмурно, дождливо…
Мы молчали. Не разговаривали. Не знаю, о чем она думала, а я подумал…
Как же это все устроено? Мужик пришел с другом выпить, поесть шашлык, поболтать о женщинах, не зная, что он умрет через минуту. Не зная, что его не будет больше… Что его не будет больше нигде!
У меня это не укладывается в голове… Я никак не могу понять, куда люди деваются после смерти… Мне как-то не верится, что после смерти мы исчезаем в никуда, бесследно. Нет! Этого просто не может быть… В глубине души мне всегда хочется верить, что мы пока просто не знаем, как попасть туда, куда все уходят. Мы ведь много чего пока не знаем… И что мы однажды обязательно узнаем, где находится это место!
Удивительно, как в один день все может измениться, и как смерть неизвестного человека заставит тебя задуматься о жизни и смерти.
Так что же такое жизнь? И почему это так нас всех мучает? Почему мы неустанно ищем ответ? И что может случиться (измениться) если, наконец, мы узнаем его, этот ответ…
Джером. К. Джером сказал:
«Смех и вздох, поцелуй и прощание – вот и вся наша жизнь».
Да! Это так!
И в этот момент она заплакала…
Как мне ее успокоить? Что сказать? Разве можно подобрать слова… «Ну что мы можем сделать» или «C’est la vie «… Идиотизм… Он откусил шашлык, сделал глоток вина, упал и умер! Вот и все! И его не стало…
Интересно, если бы он знал, что это его последний день, (как это страшно, «последний день»), как бы он его провел? Все равно пошел бы в шашлычную? А ведь у него наверняка жена, дети… И жизнь…
Что бы каждый из нас сделал в последний день жизни?…
– Успокойся… – тихо сказал я … – Мы ведь действительно ничего не можем сделать…
– Знаешь, что сказал Сэмюэл Батлер…
– Что?
– Он сказал: «Истинная жизнь человека – та, о которой он даже не подозревает».
Ты понимаешь, как это страшно… Если он (и она показала на шашлычную) так и не узнал, что такое жизнь… И никогда уже не узнает… И знаешь, почему?
– Знаю…, – тихо сказал я, но она не слушала, она отчаянно крикнула:
– Потому что его больше нет!!!
И чтобы ее как-то успокоить, я прочитал ей М. Волошина.
Чтобы не дать материи изникнуть,В нее впился сплавляющий огонь.Он тлеет в «я», и вещество не можетЕго объять собой и задушить.Огонь есть жизнь.И в каждой точке мираДыхание, биенье и горенье.Не жизнь и смерть, но смерть и воскресенье —Творящий ритм мятежного огня.Было тихо и солнечно… Мы шли молча, и каждый думал о чем-то своем… А я думал… Почему смерть несет с собой отпечаток какой-то таинственности, даже мистичности?
Наверное, это потому, что ее непредсказуемость, ее неожиданность, ее неизбежность ведет нас за пределы нашего разума, и потому нам кажется, что это наказание за наше непослушание в этом мире.
Смерть – это не противоположность жизни. Смерть – это ее конец! Смерть – это процесс, процесс и борьба живого и неживого.
В психоанализе есть теория о том, что любой живой организм стремится вернуться к неживому, неорганическому состоянию, то есть у любого живого организма происходит постоянная борьба жизни и смерти…
И только в фантастических рассказах мы можем повернуть вспять этот процесс.
Иногда мне кажется, что возникновение религий – это реакция на размышления о смерти, и невозможность постичь, что жизнь заканчивается таким вот непонятным образом.
На мой взгляд, существование других миров – самая интересная тема для размышления. В иудаизме, например, говорится, что может существовать множество, великое множество разных миров, но только один из них считается самым главным, и это мир тот, в котором мы живем. Поэтому Тора говорит нам о жизни именно в этом мире, а не в будущем.
Другие религии обещают всем блага, прощения и наказания в следующей жизни (в раю, в аду) и очень много описывают жизнь после смерти, чтобы как-то заинтересовать нас. Но мне кажется, Б-г на самом деле хочет, чтобы мы творили добро только потому, что это разумно, а не для вознаграждения после смерти.
И поэтому Б-г хочет, чтобы о будущем заботился только Он, а мы должны заботиться о том, как нам исправить этот мир и себя в нем!
Одесский роман
А теперь роман, который может случиться только в Одессе.
В одной книге прочитала упражнение для уставших глаз (меня это заинтересовало, так как у меня на работе очень устают глаза). Так вот, нужно ладонями закрыть глаза и широко их раскрыть в полной темноте, вспоминая лучший момент в жизни. Делая это упражнение, я вспоминаю Каролино-Бугаз, вечер после костра, звёзды, море и тебя, еле различимого в темноте. Тебя я только чувствую. Ты – это губы, запах сигарет и твоего любимого коньяка. Я очень рада, что ты случился в моей жизни, но не надо было читать мне свои рассказы… Ох! Не надо было. Уже вечер, но я до сих пор нахожусь под впечатлением, я ничего не могу делать, кроме как писать, и то, по-моему, очень бессвязно, 25 минут… Как быстро они пролетели, но как много я узнала о тебе! Ты мне недавно приснился, приснился очень плохо, я очень хотела тебя увидеть, я испугалась, я думала, что ты заболел и хотела прийти к тебе домой, но я боялась, думала, что ты женат, это меня и остановило. Я верю в сны. Как хорошо, что я тебя увидела! У меня, наверное, был страшно глупый вид. Когда ты позвонил, мне сказали, что звонил Ржавый. Я сразу поняла, что звонил ты. У меня больше нет Ржавых. (А у кого они есть?). Я даже не удивилась, как будто так и должно было быть. Она, секретарша, по-моему, удивилась больше, чем я. (Что это за имя такое, Ржавый? – спросила она). И мне показалось, что она позавидовала…
Знаешь, я тебя сегодня видела и совершенно не запомнила, потому что я не видела твои глаза. Я видела твои губы и как ты ими произнёс, что собираешься жениться. И моментально ты стал чужим. Ты чужой, и я не могла к тебе прикоснуться, поэтому я не смогла тебя поцеловать, когда ты попросил. Я тебя перестала видеть, я только слышала твой голос. Тебя не было со мной, и в то же время ты был со мной. Мне хотелось быть с тобой, и в тоже время убежать сразу после того, как мы увиделись. Вот так, Ржавенький. Ничего, что я ещё тебя так зову? Что же делать, если ты действительно Ржавый!.. Я слушала, как ты читал свои рассказы, и подумала: «Жаль, что я не могу прочитать их сама». Всё это, наверное, глупо писать мужчине, который скоро женится, и не на мне… И хотя всё уже прошло, я всё помню… И как пили кофе в гостинице «Чёрное море»… И как ты не пришёл ко мне в условленное место… И как я в связи с этим плакала на бульваре у «Лондонской» гостиницы у всех на виду, а когда совершенно незнакомая девушка меня успокаивала, я вдруг поняла, что – всё! Это всё! И даже когда я это поняла, мне ничто не помешало нестись, как сумасшедшей, из колхоза на каких-то попутках к тебе, когда мне передали твою записку, где ты написал всего три слова: «Куда ты пропала?». И знаешь, почему? Потому что это было сильнее меня! Потому что я была тогда без головы, это так же точно, как то, что я есть! А потом… Потом была осень, немного неудачная, не очень красивая, но я её всякую люблю… Ведь и ты её любишь? Правда?! Ведь это ты мне привил любовь (тут я улыбаюсь) … К осени, конечно. Ха! Ха! Ха!
Помнишь мое письмо из Кавказа? Оказывается, в этом мире все взаимосвязано и ничего не бывает просто так.
У каждой причины есть следствие, а каждое следствие рождено своей причиной.
А все по тому, что Человек – это часть целого, которое мы называем Вселенной. Как правильно сказал Эйнштейн
Так вот, продолжаю… Гуляла я, бродила и набрела на туристический клуб, где сейчас тренируюсь и готовлюсь к походу… Да! На Кавказ! Буду там, встречать рассветы, сидеть у костра, петь песни под гитару, считать звезды…
Говорят, что это очищает душу и лечит её же, а я надеюсь, что это поможет мне найти себя.
А ещё я вдруг стала рисовать, впервые в жизни, рисую всё… По памяти пыталась рисовать тебя. Когда нарисовала, казалось, что похож, а когда проявила пленку, обиделась за тебя. Решила отправить тебе почти все имеющиеся у меня слайды, они теперь мне ни к чему, но два оставлю себе (самых лучших, конечно). Имею право!
Скучаю по тебе. Мне снятся твои губы… Твои руки и твоя небритая рожа… Рожа! А где лицо? Помнишь?
И не появляйся больше, пожалуйста… Хотя я всегда буду искать тебя глазами в толпе, на улице, в трамвае. И всегда будет уходить сердце в пятки, когда издали кто-то будет напоминать тебя… Не появляйся! Учатся не на чужих ошибках. Учатся на своих собственных!
И последнее… Я очень рада, что у нас с тобой случился этот «Одесский роман».
Нет! Не надо было читать мне свои рассказы…
Прощай!
Чего не звонишь, Изя?!
А я вот не выдержала и решила написать тебе, звонить не хочется, мне кажется, что я пишу лучше, чем говорю, ну, так мне кажется. А пишу я потому, что забыла рассказать тебе про нашу со Светкой поездку в Москву. Прежде всего, должна сразу сказать, что у нас в Одессе лучше, и это несмотря на то, что в Москве я, как всегда, имела бешеный успех. В оружейной палате все смотрели не на бриллианты-изумруды, а на меня, и совершенно не потому, что я громко чихала из-за простуды, а потому, что никакое чиханье не может умалить мои женские достоинства. Не правда ли?! В этом месте ты перебиваешь меня и говоришь: «Конечно, Несравненная!»
А ещё Светка случайно нашла своего школьного товарища, который оказался миллионером, между прочим. И я очень многое узнала из жизни простых московских миллионеров. Оказывается, все они жутко бедные… И горничные у них бедные, и шофера их, а повара, так те вообще, просто жалко смотреть на них.
Отмечали мой день рождения, в каком-то неправдоподобно богатом ресторане, это всё тот же её школьный друг. У каждого из нас был свой официант и всё такое… И там, среди всей этой роскоши, я вдруг осознала – а ведь меня никто не любит, оказывается. Нихто-о-о-о. Я ж такая старая, мне ж исполнилось цельных 20 лет. Представляешь?!
И когда это до меня дошло, настроение у меня сделалось, как у «Любительницы абсента» – такое ж горькое, что даже плакать нельзя! И знаешь почему? Потому, что какая бы баба умная ни была, всё равно к ней нужно относиться, как к бабе, – нежно и заботливо, даже если она, как я, – любительница абсента. Когда же до вас, мужчин, я имею в виду, дойдёт это? Только тогда, когда вы перестаёте говорить нам комплименты, мы, женщины, становимся безобразными и старыми, а вовсе не наоборот! Посему я и сомневаюсь иногда в ваших умственных способностях.
А теперь повторю очень медленно, может, дойдёт всё-таки… Как только ты скажешь мне (даже по телефону) «Ди быст шенер фын дер велд! (ты самая красивая на свете), я моментально, в эту же секунду стану и красивой, и молодой! ПонЯл?!!
И пожалуйста, не считай меня умным и самостоятельным мужиком. Я не умная и не самостоятельная, а очень женственная и слабая. Как ты умудряешься этого не видеть, Изя!
Коленки ему не сексуальны… Великий специалист по сексуальности! Коленки очень даже сексуальны, да будет тебе известно, умник! Хотя у тебя свои предпочтения, особенно после бутылки твоего вонючего коньяка».
Я отложил письмо, посмотрел в окно… А там осень с жёлтыми листьями… И как-то так грустно мне сделалось.. Но… стал читать дальше.
«Всё, плакаться больше не буду. Незачем. Буду себя воспитывать. Ума мне не занимать. Вот только сил иногда не хватает, но ничего, скоро сила появится и тогда берегись!
Позвонил бы, рассказал бы как дела? Как жизнь, чем живёшь и с кем… Может, влюбился в кого… Мне всё интересно.
Вчера видела твоего друга, Ганса. Ругает тебя почём зря! Говорит, что ты засранец! Я и подумала, может, он прав? Может, ты действительно засранец? Что скажешь, Изя?
Он, оказывается, завёл себе новую любовницу, о которой говорит, между нами, что она хороша в постели, но недостаточно умна, а мне кажется, что он слишком логичен и последователен в своём неофрейдизме. Я думаю, что ему нужно завести любовницу-гуманиста и заняться чистым сексом без примеси всякого там интеллектуализма и эстетизма, это поможет ему спрятать свои мозги, если у него они есть, конечно. Как ты думаешь?
А я пока хожу абсолютно трезвая, потому что бросила пить, курить и секс забросила к чёртовой матери… Интересно, надолго ли меня хватит?
Нет! Не думай, я не жалуюсь. Я плюю на всё. Стыд и совесть уж совсем потеряла и искать не собираюсь. Может, их уже кто-нибудь нашёл, и они им очень даже пригодились… Но с другой стороны, вряд ли, конечно, они и у меня не очень-то были хороши, что ли. Нет! Неправильно что-то. Стыд и совесть не могут быть хорошие или плохие. Они или есть, или их нет. Правда?
Светка заходила… Сидели с ней, болтали и, глядя на неё, я подумала… Классная она всё-таки! Очень милая и непосредственная. Найти бы ей хорошего мужика. И мне бы тоже не помешало… Ты не хочешь жениться на мне? Не хочешь?! Да? Ладно Изя, не нервничай… Это я так, даже не знаю, что это на меня нашло. Говорила же, что стыд и совесть потеряла. Помог бы найти, что ли…
А если серьёзно… Мне кажется, что нужно всё забыть. И почту. И театр. И бульвар Фельдмана. Как ты был далеко сегодня от меня… На бульваре, на детской качалке, а потом и по дороге домой. Ты ушёл и даже не обернулся… Ты чужой, ты не мой. Мне хочется невозможного, и мне ещё чего-то хочется, но…
Всего неделя, но какая… А сегодня, вернее, уже вчера, как было хорошо вчера!
Самое приятное было, когда ты неожиданно появлялся у меня, как мимолетное виденье. Знаешь… Иногда мне кажется, что мы расстаёмся. Если это так, должна признаться… Я буду скучать по тебе. А потом, через время, может быть, встретимся, и как после прививки, не восприимчивые, больше не заразимся… (вставь сам слово, которое подходит к нашей болезни, я не знаю, как всё это называется). Уже будем с иммунитетом.
Нет! Ничего не соображаю. Сейчас уже около часу ночи и я пишу какой-то бред.
Уже поздно, ты спишь, наверное… А я сейчас у тебя дома. Хожу на цыпочках, чтоб никого не разбудить, никто не должен знать, что я здесь. Целую тебя в левый ус (ты спишь на правом боку). Целую и улетаю домой. Конец спектакля. Медленно опускается занавес. На аплодисменты не выхожу. Их нет! В зале пусто. А на улице осень и ночь, и только женский голос, мой голос, под звуки гитары поёт голосом Марины Цветаевой:
«Мне нравится, что Вы больны не мной,Мне нравится, что я больна не Вами,Что никогда тяжелый шар земнойНе уплывет под нашими ногами.Мне нравится, что можно быть смешнойРаспущенной и не играть словами,И не краснеть удушливой волной,Слегка соприкоснувшись рукавами.Мне нравится еще, что Вы при мнеСпокойно обнимаете другую,Не прочите мне в адовом огнеГореть за то, что я не Вас целую.Что имя нежное мое, мой нежный, неУпоминаете ни днем ни ночью – всуе…Что никогда в церковной тишинеНе пропоют над нами: аллилуйя!Спасибо Вам и сердцем и рукойЗа то, что Вы меня – не зная сами! —Так любите: за мой ночной покой,За редкость встреч закатными часами,За наши не-гулянья под луной,За солнце не у нас на головами,За то, что Вы больны – увы! – не мной,За то, что я больна – увы! – не Вами».Нет! Это все враньё… Пока!
Твой звонок
Ну вот, наконец-то, ты позвонил…
После затяжной депрессии у меня наступило временное просветление, доходящее до маниакального возбуждения. Поэтому спешу написать тебе письмо!