Дивизия особого назначения. Пограничники бывшими не бывают!

– Ложись! – кричу я всем. – Граната!

Вчетвером дружно валимся в гостеприимную пыль белорусской дороги.

И тут бабах!

Оперный театр!!! Не знаю, что такое взрывное везли фашисты в своей тачке, но нам мало не показалось, рядом кто-то с вологодским акцентом шепчет:

– Блеать, мины…

И вологодец прав, грузовик превратился в местный филиал Хиросимы, бабах – осколок попадает мне в висок, все, убит, снова.

Темнота…

Перемотка.

Твою мать, Петруха, значит, нам тут групповое самоубийство устроил, и виноват я… или он? Не важно, надо предупредить парня, на этот раз.

Придумывать что-то интересное было некогда, да и не спец я в таких делах. Тем более этот период уже пережили мы, потому продолжаем так же. Стоим на дороге, перекрывая проезжую часть, ну и машина подъезжает. Водила, видимо охреневая с нас, таких красивых, тормозит, дверца со стороны пассажира открывается, и на дорогу вываливается немецкий офицер, покрывая нас «швайнами»[58 - Швайн – свинья (нем.).]. Я шагаю к нему, мигаю глазом Онищуку, скороговоркой приговариваю:

– Петро, проконтролируй кузов. – И, выдохнув, бью офицера прикладом под дых, тот уходит в астрал, или в интервал, а может, и в полный интеграл.

Шоферу плохо видно, что происходит, мы же справа снизу, и он, открывая дверь, выходит из машины. За ним появляется наш горбоносый «белокурая бестия», поднимает руки к голове немца, резкое движение, и все – на одного водилу в Вермахте меньше.

Жду решений от Петрухи, ну и заранее готов к смерти, вдруг хохол зашмальнет-таки гранату в кузов, а там ай-яй-яй, то есть бабах. Но нет, пронесло, ой не меня, а ситуацию.

– Вставайте, тут пусто (про кузов), гранаты не будет. И вообще: хватит портить внешний вид, фи, какие вы грязнули, прямо Золушки! – хохочет Онищук.

– Трофей – в лес, – говорю я о машине, и горбоносый блондин (тот, что шоферу-немцу башку открутил, как алкаш бутылке крышку) заводит машину, грузовик трогается, поворачивает и медленно и бережно меж деревьями въезжает в лес.

Кстати: охренеть и трижды не встать, блондин-то оказывается – чеченец! Ага! – Лечи Вахаев; у него мать немка из Прибалтики, а Алхаст Вахаев – отец Лечи – воевал на Первой мировой войне, вольноопределяющимся ушел на фронт из Питерского универститета, воевал сначала в составе Чеченского конного полка «Дикой дивизии»[59 - Кавалерийская часть армии Российской империи (состояла из горцев Кавказа).], а после ранения попал на Северо-Западный фронт, вот тогда, то ли в Курляндии, то ли в Лифляндии, он и встретил сестру милосердия Эльзу Пфайлер. Потом, в семнадцатом, Вахаев-старший стал большевиком, а сейчас занимает партийную должность где-то в Сибири, мать там же работает учительницей немецкого. В результате наш Лечи знает и русский, и чеченский, и немецкий. И все три языка для него родные. Фигею…

Кстати, в машине мы нашли: ящик с «ППШ»[60 - Пистолет-пулемет Шпагина, наиболее массовый ПП Второй мировой войны.] (кто не в курсе – это цельных четыре штуки и восемь дисков к ним), четыре ящика с нашими же пистолетными патронами, два ящика тротила да три наших миномета, которые ротные 50-миллиметровые, с небольшим запасом мин. Видимо, это трофейщики, то есть были трофейщики. Данке шен, господа суперпуперменши! То есть эти вонючки, в мечтах своих – наши хозяева, пришедшие тут нами владеть, дали нам оружие, чтобы мы в ответку могли их иметь. Каламбур, мля. Немцы мазохисты! (Для докторов заклепкометрических наук, по поводу ППШ, они в Белоруссии быть на тот момент могли, и вообще – это все фантазии коматозника, не напрягайте мОзги, гугль и википедИю, расслабьтесь.)

Потом мы все, значицца, сидим, отдыхаем, а рядом с тем местом, где я сижу, стоит капитан иЮда (совсем не с Голливуда) и презрительно смотрит на меня, строя из себя прЫнцеску девственноплевроимеющую. Смотрю на него неприязненно, надо ж его сагитировать за Советскую власть и за родные осины-березы постоять, без него старший по званию получаюсь я, а я в жизни ничем больше отделения не командовал.

– Ну что, капитан, какие планы?

– Пойду к немцам, мне с вами не по пути, старлей-большевичок.

Онищук размахивается, и морально гнилая черепушка капитана знакомится с прикладом немецкого карабина. Все – одним иЮдой меньше, видимо, целостность свода основания черепа предателей особо не совместима с ударами винтовкой. Или у капитана просто аллергия была на приклады? Ну и в результате анафилактический шок, связанный с личной непереносимостью ударов прикладом, то ли десенсибилизация аллергена (медики, не ругаться, лучше поправьте) прекратила существование капитана в природе.

– Суке – сучья смерть, – резюмирую спокойно, глядя на то, как из плохого и говнистого капитана РККА Петруха одним ударом сотворил несколько десятков килограммов будущего добротного удобрения.

– Товарищ старший лейтенант, прошу простить меня, ну не выдержал я! А еще тут танкист один рассказывал: капитан-то этот всю роту «КВ-1» немцам сдал, остальные пытались бороться, хоть и без горючки были, а этот и новенькую «кавэ-шку» с полным БК отдал, и руки поднял. А еще, когда мы конвоиров мочили, он стоял рядом, презрительно смотрел на нас, еще и материл всех сталинскими подстилками. А еще к немцам собрался, зачем нам такой командир? Какой он командир? Предатель Родины и враг народа!

– По законам военного времени ты прав, Онищук, но этого выродка надо было перед строем расстрелять, чтоб от смерти его поиметь дивиденды в виде воспитательных целей. Ну, что случилось, то случилось. Зови командиров, и пусть красноармейцы строятся. (Хотя, может, за самоуправство Петьке надо было бы всыпать?)

Возбужденные победой, еще накачанные адреналином, командиры стали собираться вокруг меня. Блин! С чего начать-то? А, придумал:

– Объявляю благодарность за слаженные действия, товарищи красные командиры.

– Служу! – дружно так ответили, хоть и вполголоса.

Тут подбегает сержант НКВД (ну – который бравый чукча!) и тараторит:

– Разрешите доложить, товарищ старший лейтенант?

– Докладывай.

– Сводное подразделение из бывших пленных построено!

– Хорошо, но не из бывших пленных, брат Выкван, а из бойцов РККА! Всё, беги, сержант, к ребятам, то есть к красноармейцам… Ну что, товарищи красные командиры, пошли говорить с народом?

И мы всемером пошли к строю. При нашем приближении кто-то догадался подать команду:

– Смирно!

– Вольно! – отмахнул я рукой, не дожидаясь положенного доклада. Вместо этого, подойдя к бойцам, скомандовал:

– Младшие командиры, выйти из строя.

Из строя вышли одиннадцать разнообразных (ессно, по количеству треугольников в петлицах, а вы что подумали?) сержантов и один старшина (по сытой харе видно, на таких даже плен не так быстро действует).

– Остальные: по порядку рассчитайсь!

– Первый, второй, – и так до конца, всего оказалось у нас семь командиров (я – восьмой), одиннадцать человек сержантского состава, чуть больше двух сотен бойцов – гансо-мочил и, соответственно, отдельно – один старшина (мясистый фейс, вариант фейсистый мяс). А ниче, у Леонида Соболева батальон из четверых[61 - Рассказ Леонида Соболева «Батальон четверых».] был, а у нас тут дивизия, ешкин кот, получается! Ох, и надерем фрицам обратную часть фасада!

– Пограничники, выйти из строя и построиться возле вот этого дерева.

И я указал на кривую осину. Из строя вышло два десятка погранцов, моих боевых братьев (пограничник пограничнику – всегда друг, брат и товарищ). А кто не верит – попробуйте докопаться до погранцов 28 мая, но сперва закажите койку в травматологии, да неограниченный кредит в аптеке возьмите. Причем не рекомендуется нас трогать от Находки до Кушки (город в Туркмении) и от Мурманска до Московского района (это тот, что на Таджикско-Афганской границе), кстати, он щас район имени Саида Али Хамадони[62 - Один из классиков персидско-таджикской литературы XIV века.] называется (он вроде средневековый погранец, а может, и поэт вообще-то, ну или композитор).

Так… Продолжим нашу сортировку:

– Артиллеристы, минометчики и зенитчики – выйти из строя и построиться справа от пограничников.

Послушно еще полтора-два десятка адептов бога войны вышли из строя и выстроились за пограничниками. Ого-го, а этих пацанов я уважаю: как засандалят сюрприз килограмм на десять-двадцать, да из-за бугра, и все: сразу десятку-другому гансов срочно нотариусы с душеприказчиками понадобятся… Или нет, уже не понадобятся: для них гейм овер наступит, или тайм-аут, короче – оффсайдушко полный.

А я совсем разошелся:

– Танкисты и прочие бронемеханики и просто водители, как экипажи, так и ремонтники и прочие подобные, выйти из строя и построиться по росту слева от пограничников.

Из строя так же вышли два десятка человек и послушно встали, где им было велено. Вот и ништяк, эта братва на войне тоже нелишняя, тоже могут одарить немчуру неизлечимым геморроем с трещинами ануса на всю Германию. А с автомобилистами тоже класс, не такси же здесь, в белорусском лесу, ждать.

– Саперы и связисты, выйти из строя и построиться напротив артиллерии!

И еще десяток человек покинули строй, чтобы тут же занять свое место. Связисты, наверное, пока нам ни к чему, а вот саперы – это очень гуд, это прямо вери вел. Скажем, они и мост построить могут (и наоборот – сломать очень профессионально), и какую-нибудь просеку (или засеку, или начеку, нет, «начеку» – из другой оперы) просечь, нет скорей прорубить правильней. Опять же, эти пацаны могут какого-нибудь весового гансовского авторитета оставить не только без яиц, но и яйца оставить без гансовского авторитета.

– Царица полей, пехота, братья пехотинцы, выйти из строя и построиться напротив.