Жизнь Будды, индийского Учителя Жизни. Пять лекций по буддизму

И опять прошло время, и поехал царевич по своим садам и рощам и увидел он больного: страждущего, мучающегося, лежащего, другими поддерживаемого, и спросил царевич возницу: «Кто это?» И возница ответил: «Больной». – «А я избегну болезни?» – спросил тогда бодхисаттва. – «Нет, ни ты, ни я и никакое рожденное существо не избегнет болезни». – «Вернемся», – сказал царевич. И еще глубже погрузился он в думу и думал о старости и о болезни, и радость силы и здоровья, которые были в нем, исчезли. И ничем не могли отвлечь его от этих трудных мыслей.

В третий раз выехал царевич, увидел он толпу народа и кого-то лежащего, как бы увядшего. «Это кто?» – спросил он. «Это умерший». Подъехал царевич ближе к покойнику и опять спросил: «А что же такое умерший человек?» – «Умерший – это тот, кого ни мать, ни отец, никто из близких никогда уже не увидит; это тот, кто ни мать, ни отца и никого из близких никогда уже не увидит». – «А так будет и со мной?» – «Да, и с тобой, и тебя не увидят более близкие, когда ты умрешь, и ты их не увидишь». – «Вернемся», – сказал царевич.

И опять, в четвертый раз, выехал бодхисаттва, и увидел он человека бритого, в коричнево-красном платье, и спросил возницу: «Кто этот человек, у которого голова не как у других людей и одежда не как у других людей?» – «Это отшельник». – «А что такое отшельник?» – «Отшельник – человек, живущий благою жизнью, сострадательный ко всем существам, следующий истинному учению».

Возвратился царевич в свой дворец и погрузился в думы. Пробовали развлечь его певицы и плясуньи, но он всё сидел в раздумье. Наконец он задремал. Когда это заметили занимавшие его женщины, они тоже расположились ко сну, кто где находился. Светильники, горевшие благоуханными маслами, начали потухать. Проснулся царевич и оглянулся: в громадном пышном покое было полутемно, всюду лежали разметавшись спящие женщины. И показалось царевичу, что он на кладбище и вокруг него одни трупы. И сердце его преисполнилось горести и отвращения, и почувствовал он, что настало время для полного отречения от прежней жизни, для вступления на путь отшельничества. Пошел он к двери и позвал, и откликнулся его возничий Чанна, и велел он тому оседлать коня.

Тем временем бодхисаттва сказал себе: «Взгляну еще раз на сына», – а сын его только что перед тем родился. Бодхисаттва открыл дверь в комнату, где спала молодая мать с младенцем. В ту минуту светильник в комнате погас, но царевич рассмотрел, что мать держит рукою головку сына, и потому лица его не видно. Бодхисаттва тогда подумал: «Если я подниму ее руку, она проснется, и может возникнуть препятствие к моему уходу; когда я стану Буддой, вернусь и увижу сына».

И он вышел из дворца, и сел на коня, и поехал к городским воротам; весь город был погружен в глубокий сон. Ворота открыло божество города, и бодхисаттва выехал. И в то мгновение перед ним предстал Мара-искуситель, бог любви и бог смерти, и воскликнул: «Вернись, через семь дней ты станешь царем Миродержцем и будешь владычествовать над всею землею!» Ответил ему бодхисаттва: «Не нужна мне власть царя Миродержца, я иду, чтобы стать Буддой». И сказал тогда Мара: «Отныне ни на шаг не отойду от тебя и буду следить за тобой, чтобы знать, когда у тебя явится хотя бы мысль о страсти, недоброжелательстве или о зле». С того времени Мара следовал за ним как тень.

Отъехал царевич далеко от родного города и сошел тогда с коня; и от горя предстоящей с бодхисаттвой разлуки конь тут же умер. Бодхисаттва мечом отрезал себе волосы, отдал меч и драгоценности Чанне и велел ему известить родных об уходе своем. По дороге у встречного человека он обменял свое платье на рубище. Таким образом, бодхисаттва стал отшельником и вступил на путь искания истины.

Пошел бодхисаттва к мудрым учителям и у ног их слушал учение, слушал и вдумывался в него, но ни один учитель не удовлетворил его: «Не приводят они к спасению, к освобождению, к нирване», – думал бодхисаттва. И стал он тогда в одиночестве предаваться созерцанию, подавляя в себе все желания, все потребности. Остались от него только кости и кожа, и стал он весь черный от голода и изнурения. Всячески скрывался он от людей, чтобы никого не видеть и чтобы никто не видел его. А иногда он спал на кладбище среди трупов. Но сколько он ни истязал себя, сколько ни уничтожал свою плоть, не получил бодхисаттва этими истязаниями просветления, не достиг он высшего разумения.

И вот вновь предстал перед ним Мара-искуситель, бог любви и бог смерти, и стал искушать его: «Ты худ, ты бледен, близка к тебе смерть. Одна только часть жизни в тебе, а тысяча частей смерти. Для живущего жизнь лучше. Живя, ты станешь добрые дела делать». Но отверг бодхисаттва искусителя, который уже семь лет преследовал его. И послал к нему тогда Мара своих трех дочерей: Вожделение, Неудовлетворенность и Страсть, и явились дочери Мары перед бодхисаттвой в образе прекрасных девушек и стали искушать его. Но бодхисаттва молчал и даже не обратил на них внимания.

Все далее и далее размышлял бодхисаттва, и понял он, что не голоданием и самоистязанием достигнет он высшего познания, ибо голод только обессилил его, и сказал он себе: «Приму пищу». И вкусил он риса и похлебки. В то время, когда он подвизался, около него было пять нищих монахов, которые ждали, что самоистязаниями бодхисаттва достигнет истины. Когда они увидели, что бодхисаттва вкусил обильной пищи – рису и похлебки, сказали они: «Излишествует монах Гаутама, оставил он искание главного». И ушли от него.

Освободившись от ослабления телесных сил, которое мешало созерцанию и размышлению, бодхисаттва углубился мыслями в рассуждение о том, где искать спасения, освобождения от страдания. И вспомнил он одно за другим свои прежние существования, и всегда было одно и то же – рождение, счастье или страдание, или и счастье и страдание, а потом неизменно – смерть. И понял бодхисаттва тогда, что сущность преграды к спасению в существовании и в неведении, и в дурных помыслах, дурных словах, дурных делах. И беспокойство в нем стало сменяться спокойствием, ведение победило неведение, и наступило для него прозрение: «Неразрушимо отныне мое освобождение, это мое последнее перерождение, нет для меня иного существования». И стал он тогда прозревшим, просветленным – Буддой.

И у Будды явилась такая мысль: «Я достиг высшего разумения, трудно достигаемого. Люди утешаются страстями, и трудно им, увлеченным страстями, понять, что составляет причину этих страстей, и еще труднее понять им успокоение всех действий – нирвану.

И стану я их учить, а они не признают меня, и будет в этом мое мучение, будет в этом мое истязание». И начал он склоняться к тому, чтобы отказаться от проповеди истины.

Бог Брахма на небе познал направление мысли Будды и испугался отказа его от проповеди, спустился с неба и предстал перед Вещим и стал умолять его: «Возвести, господи, учение, гибнут люди, не зная его, внемлют они учению. Как стоящий на скале, на вершине горы, обозревает людей кругом, так и ты, о мудрый, всевидящее око имеющий, взойди на чертог учения и воззри, бесскорбный, на людей, в скорбь погруженных, рождению и старости подчиненных. Встань, герой, одержавший победу, гряди в мир. Возвести, господи, учение, явятся его последователи».

Услышал Будда слова Брахмы и внял им: исполнилось сердце его сострадания ко всем существам, и оком прозревшего взглянул он на мир. И обозревая мир оком прозревшего, увидел он существа малострастные, многострастные, с острыми и с нежными чувствами, увидел благочестивых и нечестивых, легко и трудно научаемых и увидел некоторых живущих и со страхом взирающих на путь в тот мир. Как в пруду лотосов, или водяных роз, или белых лотосов, некоторые лотосы, или водяные розы, или белые лотосы, родившись и выросши в воде, не выходят из воды, но зреют, погружась в воду, иные же стоят на уровне воды, другие же над водою, не касаясь воды, такими Будда увидел и людей, взирая на них оком прозревшего. И сказал он тогда Брахме:

«Отверсты врата бессмертия для них, да уверуют внемлющие учению». И понял тогда Брахма, что Вещий принял подвиг проповеди учения, преклонился перед Вещим и вознесся на небо.

И стал Будда думать о том, кому и как он впервые возвестит закон, и вспомнил он пятерых нищих, которые ждали его просветления и, увидев его вкусившим риса и похлебки, ушли, потеряв веру в его искание истины. И решил он первую свою проповедь сказать им и пошел к ним, ко граду Бенаресу, в Рощу Ланей. Увидели его издали пять нищих отшельников и решили не кланяться ему как нарушителю обетов и не говорить с ним; но когда Будда подошел, они невольно встали и пошли ему навстречу, один взял от него монашескую чашу и верхнюю одежду, другой предложил воду для омовения ног, третий – подушку под ноги, четвертый – седалище, пятый подсыпал песку под ноги. И начал им проповедовать господь Будда: