Сто лет Папаши Упрямца

Цинь произнесла: О каком животном ты говоришь? Мой муж – животное, вы – животные!

Папаша Упрямец все понял. Оказывается, она неверно его поняла, Папаша-то назвал животным быка, а она подумала, что он говорит про ее мужа. Боль причинял ей муж, а вовсе не бык. Хуан Сяобао одурачил его.

После того как Папаша Упрямец отпинал Хуана, а потом приставил нож для кастрации к его корешку, тот живо раскололся и выложил всю правду:

Еще до того, как Цинь Имянь стала женой помещика, у нее был возлюбленный. Когда ее выдали замуж, он все равно продолжал любить ее и ждать. После Освобождения она наконец разорвала связи с помещиком, но замуж-то вышла за Хуан Сяобао, а не за прежнего возлюбленного. Тот очень сильно переживал и в конце концов повесился. А потом переродился в быка. С этого момента судьбы Цинь и ее возлюбленного, перевоплотившегося в быка, были связаны. Она поверяла ему свои сокровенные мысли, обожала его, была к нему внимательна, заботилась о нем. Могла проговорить с ним полдня, постоянно гладила его. А к своему мужу Хуан Сяобао, который только прикидывался человеком, была холодна, и как бы он ее ни воспитывал, как бы ни бил, она не раскаивалась. Поэтому Хуан Сяобао и пришел к Папаше Упрямцу с просьбой кастрировать быка. Когда дело было сделано, Хуан Сяобао успокоился по поводу жены и быка, однако Цинь Имянь была к нему все так же холодна. И он продолжил бить ее: либо чтобы побоями заставить ее полюбить его, Хуан Сяобао, либо чтобы уж забить до смерти.

Показания Хуан Сяобао отражали не столько истину, сколько его фантазии. Это было или наваждение, или безумная одержимость – причинять вред несчастной женщине и невинному быку, калечить их. А Папаша Упрямец, вне всякого сомнения, стал его пособником.

Нож для кастрации царапнул по корешку Хуана, разрезав штаны. Хуан Сяобао решил, что Папаша Упрямец и впрямь сделает это, и так перепугался, что с того часа сошел с ума и начал хиреть.

Однако и Папаша Упрямец больше не занимался кастрацией и всячески противился убийству живых существ. При встрече с домашним скотом или птицей старался держаться подальше. Он раскаялся и хотел загладить былые грехи, всем сердцем стремился к добру и, как и прежде, ненавидел плохих людей и боролся со злом. И уж с той поры и до нынешних времен, когда ему стукнуло сто, люди в деревне звали его не Папаша Упрямец, а Будда.

Глава 4

Судебное разбирательство

1

Судя по всему, тот брачный спор, который случился в семидесятые годы, был решен неверно.

Каждый раз, вспоминая это дело, наблюдая за его последствиями и обдумывая их, солнечным днем или темной ночью Папаша Упрямец всегда испытывал беспокойство, даже страдания, как преступник, преисполненный запоздалого раскаяния. Если бы можно было начать сначала, то он все решил бы не так.

Шел 1973 год. В том году случились два больших события, которые стали сильным потрясением для шанлинцев, это было что-то невообразимое. Первое – предательский побег Линь Бяо[8 - Линь Бяо (1907–1971) – политический деятель, считавшийся возможным преемником Мао Цзэдуна. В 1971 году Линь Бяо пытался бежать на самолете в СССР, но разбился над Монголией. В Китае на несколько лет была развязана кампания «Критика Линь Бяо и Конфуция».], разбившегося в Ундерхаане. Жившие в голоде и холоде шанлинцы никак не могли понять одного: как такой человек, как Линь Бяо, с высокой зарплатой и возможностью есть лапшу сколько угодно, мог предать Родину? А второе событие – спор между двумя мужьями за Цинь Гуйе. Большинство женского населения Шанлина не могло взять в толк: ведь обычно у мужа было несколько жен, так почему же у Цинь Гуйе несколько мужей? А большинство мужского населения хотели узнать, который из двух сражающихся за нее мужей – настоящий? Или кто из старший муж, а кто второй?

Гибель Линь Бяо не затрагивала шанлинцев лично, к тому же у государства уже имелось твердое мнение на сей счет. А вот то, что у Цинь Гуйе оказалось два мужа, – это произошло в их деревне, и шанлинцам пришлось вмешаться, и все тут.

Так получилось, что авторитетом для решения гражданских дел деревни Шанлин, вне всякого сомнения, обладал Папаша Упрямец. А уж в таком сложном, запутанном и крайне необычном случае расследование и последующее решение не мог вынести никто, кроме него.

Папаша Упрямец был уважаемым человеком у нас в деревне Шанлин, никто в этом не сомневался. Он участвовал в войне с японцами, в обычном отряде и в заградотряде. В сражениях с японскими дьяволами строго следовал военному закону и не считался с родственными связями, расстреляв множество сбежавших с поля боя офицеров и солдат. Он все это нам рассказывал, и мы ему верили. С тех пор, как я себя помню, так и повелось: если в деревне возникало неразрешимое дело, жители обращались к нему, и он все решал.

В том году мне было девять, а значит, Папаше Упрямцу – пятьдесят три, потому что он всегда был старше меня на сорок четыре года. Пятидесятитрехлетний Папаша до сих пор оставался холостым, а это означает, что у него никогда не было жены. Может ли неженатый человек решать споры между супругами? Ответ – конечно, может. Деревенские жители все без единого возражения выдвинули кандидатуру Папаши Упрямца на роль судьи по возникшему брачному спору, и это показывало, с каким доверием к нему относились.

Было самое начало зимы, в школу, где я учился в третьем классе, понабилось народу. Длинная газовая лампа свисала с балки, как созревшая тыква-горлянка. Изрыгаемый ею белый свет падал на болезненные лица истощенных людей.

В первом ряду сидели Цинь Гуйе и оба ее «мужа». Сейчас я пишу слово «муж» в кавычках потому, что Цинь и мужчины, с которыми у нее были супружеские отношения, не обращались в администрацию коммуны для регистрации брака, так что ни один из браков не мог считаться законным. Но в те времена это не имело особого значения, так что объективно и фактически у Цинь Гуйе было именно два мужа. Помню, что одного из них звали Лань Мао, а второго – Вэй Цзяцай. Лань Мао был родом из других мест, а вот Вэй Цзяцай – из нашей деревни. Лань был белолицым, утонченным и воспитанным, а Вэй Цзяцай – смуглым здоровяком. Они сидели по обе стороны от Цинь Гуйе, один справа, другой слева, как два терновых куста возле букета цветов.

А дальше расселись односельчане, которые пришли послушать разбирательство, сидели на столах и табуретках, толпились даже в проходе, и постоянно прибывали все новые и новые любопытствующие. Те, кто не смог попасть внутрь, стояли за дверьми, подглядывая через окна или двери. Так как был вечер и работа окончилась, практически все жители деревни заявились сюда, в школу. Было более оживленно и шумно, чем днем во время занятий. Пришли-то не столько проследить за тем, как решится дело, сколько побалабонить да развеяться. В нашей захолустной деревеньке одинокие люди особенно нуждались в собраниях и развлечениях.

Папаша Упрямец стоял за кафедрой лицом к аудитории, словно учитель перед учениками. А люди снизу взирали на него, как ученики на учителя. Порой он садился, порой вставал, так же вел себя и мой учитель: тот во время урока всегда стоял и садился, только когда ученики тихо занимались самоподготовкой и делали домашнюю работу. Папаша Упрямец сидел во время рассмотрения дела и вставал, когда внизу поднимались шум и волнение. Но и стоя, и сидя Папаша Упрямец выглядел внушительно и мужественно, как дерзкий, крепкий бык.

В тот момент Папаша Упрямец, к которому было приковано всеобщее внимание, восседал в своей рваной шапке и старой одежде со строгим и торжественным видом, точь-в-точь честный и неподкупный судья Паньгуань[9 - Паньгуань – в китайской мифологии божество, ведающее судьбами людей, ведущее учет жизни и смерти.]. Для начала он попросил стороны по очереди изложить факты, причины произошедшего и свои требования. Процесс заседания теперь и впрямь стал походить на судебное следствие.

Основываясь на высказанном всеми сторонами, факты и причины произошедшего, а также претензии сторон были следующими:

В позапрошлом году у Вэй Цзяцая была жена, женщина из других мест. Откуда именно – никто в деревне не знал, возможно, и сам Вэй Цзяцай был не в курсе. Ходили слухи, что он купил ее у торговцев людьми, но никто не проводил расследования, и это ничем не было подтверждено. В общем, у Вэй Цзяцая была жена. Доказательством того, что эта женщина из чужих мест сделалась его женой, было то, что они пригласили сельчан на свадебный пир. От каждого дома в деревне пришло по представителю, и они лично стали свидетелями того, как новобрачные совершают поклонение духам Неба и Земли, а также родителям. И это гораздо важнее, чем получить свидетельство о браке в администрации народной коммуны. Поэтому что касается вопроса, пошли ли они в администрацию за свидетельством, – это никого не волновало.