Сандро из Чегема. Том 2

– Ваше звание? – спрашивает. Я поворачиваюсь, подхожу к кровати, вытаскиваю из-под подушки пистолет и снова к дверям.

– Вот мое звание! – говорю.

– Вы бросьте эти замашки, – отвечает он, – сейчас не сорок первый год!

– Конечно, – говорю, – благодаря вашей штабной заднице сейчас не сорок первый год!

– Я вынужден буду доложить обо всем в вашу часть, – говорит и спускается вниз по лестнице. Солдат за ним.

– Докладывайте, – говорю, – а что вы еще умеете!

Они вышли. Мы молчим. Мотоцикл затарахтел и затих.

– Ты, – говорит Алексей, – с ним очень грубо обошелся. Теперь нас затаскают.

– Не бойся, – говорю, – нас с тобой достаточно хорошо знает наше начальство. Подумаешь, у немочек заночевали…

– Но ты же угрожал ему пистолетом, – говорит он, – ты понимаешь, куда он это может повернуть?

– А мы скажем, что он врет, – отвечаю я, – скажем, что он сам хотел остаться с бабами и от этого весь сыр-бор. Чего это он в три часа ночи шныряет на мотоцикле?

– Конечно, – говорит Алексей, – теперь надо так держаться. Но ты напрасно нахальничал с ним.

Я-то понимаю, что ему теперь неловко перед своей Греточкой. Слов, конечно, они не понимали, но все ясно было и без слов: я выгнал майора, который заставил его одеться.

И я, чтобы смягчить обстановку, разливаю спирт, и мы садимся за стол. Сестрицы расщебетались, а Греточка поглядывает на меня блестящими глазами, и темная прядка то и дело падает на лоб. Хороша была, чертовка!

Одним словом, выпили немного и разошлись по комнатам.

– Майор гестапо? – спрашивает у меня Катя.

– Найн, найн, – говорю. Этого еще не хватало. Но вижу – не верит.

Через день у нас боевой вылет. Я благополучно приземлился, поужинал в столовке со своим экипажем, а потом подхожу к Алексею, он почему-то сидит один, и говорю:

– Отдохнем и со свежими силами завтра к нашим девочкам.

Вижу, замялся.

– Знаешь, Кемал, – говорит, – надо кончать с этим.

– Почему кончать? – спрашиваю.

– Затаскают. Потом костей не соберешь.

– Чего ты боишься, – говорю, – если он накапал на нас, уже ничего не изменишь.

– Нет, – говорит, – все. Я – пас.

– Ну как хочешь, – говорю, – а я пойду. А что сказать, если Грета спросит о тебе?

– Что хочешь, то и говори, – отвечает и одним махом, как водку, выпивает свой компот и уходит к себе.

Он всегда с излишней серьезностью относился к начальству. Бывало, выструнится и с таким видом выслушивает наставления, как будто от них зависит, гробанется он или нет. Я часто вышучивал его за это.

– Ты дикарь, – смеялся он в ответ, – а мы, русские, поджилками чуем, что такое начальство.

Ну что ж, вечером являюсь к своим немочкам. По дороге думаю: что сказать им? Ладно, решаю, скажу – заболел. Может, одумается.

Прихожу. Моя ко мне. А Греточка так и застыла, и только темная прядка, падавшая на глаза, как будто еще сильней потемнела.

– Алеша?! – выдохнула она наконец.

– Кранк, – говорю, – Алеша кранк.

Больной, значит.

– Кранк одер тот? – строго спрашивает она и пытливо смотрит мне в глаза. Думает, убит, а я боюсь ей сказать.

– Найн, найн, – говорю, – грипп.

– О, – просияла она, – дас ист нихтс.

Ну мы опять посидели, выпили, закусили, потанцевали. Моя Катя несколько раз подмигивала мне, чтобы я танцевал с ее сестрой. Я танцую и вижу, она то гаснет, то вспыхивает улыбкой. Стыдно ей, что она так скучает. Ясное дело, девушка втрескалась в него по уши.

Моя Катя, как только мы остались одни, посмотрела на меня своими глубокими синими глазами и спрашивает:

– Майор?

Ну как ты ей соврешь, когда в ее умных глазках вся правда. Я пожал плечами.

– Бедная Грета, – говорит она. Забыл сейчас, как по-немецки.

– Ер ист кранк… – Он больной, значит.

– Да говори ты прямо по-русски! – перебил его дядя Сандро. – Что ты обкаркал нас своими невозмутимыми «кар», «кар», «кар»!

– Так я лучше вспоминаю, – сказал Кемал, поглядывая на дядю Сандро своими невозмутимыми воловьими глазами.

– Ну ладно, говори, – сказал дядя Сандро, как бы спохватившись, что, если Кемал сейчас замолкнет, слишком много горючего уйдет, чтобы его снова раскочегарить.

– Да, м-м-м… – замыкал было Кемал, но довольно быстро нашел колею рассказа и двинулся дальше.

– Одним словом, я еще надеюсь, что он одумается. На следующий день встречаю его и не узнаю. За ночь почернел.

– Что с тобой? – говорю.

– Ничего, – говорит, – просто не спал. Как Грета?