Три метра над небом. Я тебя хочу

– В Риме – очень часто. В Нью-Йорке я никогда не ел итальянскую пищу, сам не знаю почему, из принципа может быть.

– Странно, а говорят, там полно превосходных итальянских ресторанов. Вот, смотрите, она идет назад, эта кнелыса.

С довольным смехом дама показывает на возвращающуюся стюардессу. Та улыбается, в руке у нее бокал пива. Она настолько хороша собой, что кажется – сошла с рекламного буклета.

– А вы ей скажите, что она – кнелька: увидите, как ей будет приятно.

– Нет, вы просто смеетесь надо мной.

– Да нет же. Уверяю вас: это комплимент.

– Значит, ей так можно сказать?

– Конечно, скажите.

Стюардесса подходит, протягивает мне подносик, посередине которого стоит бокал на бумажном кружке.

– Вот ваше пиво. Больше не просите, скоро идем на снижение.

– Я и не собирался больше просить. Кажется, я начинаю вас забывать. Хотя это не так уж и просто.

– Правда?.. Ну спасибо.

Я пробую пиво.

– Отличное пиво, спасибо – то, что надо: холодное, как я люблю. Да еще поданное вами – совсем как пиво с рекламы.

– Простите за любопытство: а что вы забудете во мне в первую очередь?

– Может быть, то, как вы были одеты…

– Вам не нравится наша униформа?

– Нравится. Просто я буду представлять ее по-другому…

Она смотрит на меня в недоумении, но я не даю ей возможности ответить.

– Вы надолго в Рим?

– На несколько дней… Сентябрь в Риме – это супер. Я хочу походить по магазинам. Может быть, найду какую-то одежду, в которой меня не забудут.

– О, я уверен. Вы найдете себе прекрасную одежду, потому что Вы… как это сказать… как это говорится?

Я поворачиваюсь к даме, сидящей рядом со мной.

– Помогите же мне.

Лама, кажется, немного робеет, но выпаливает:

– Вы… кнелька!

Стюардесса смотрит на нее в замешательстве, переводит взгляд на меня. Брови ее ползут вверх, и вдруг она начинает хохотать. Уже неплохо. Дело пошло. Я тоже смеюсь.

– Отлично сказано, именно это я и имел в виду!

Стюардесса по имени Ева, качая головой, удаляется по проходу.

– Просим вас пристегнуть ремни.

Ее хвост, затянутый на затылке, покачивается так же обворожительно, как и все остальное… Прямо как крылышки бабочки. Бабочки, которую хочется поймать. Была такая песня, от которой я сходил с ума в Штатах, такая английская песня, популярная пару лет назад…

«I’m gonna keep catching that butterfly…» Это «The Verve». Пытаюсь вспомнить, как там дальше. Забыл. Чей-то голос выводит меня из задумчивости. Лама возится в своем кресле.

– Уф, вечно не могу найти ремень в этих самолетах.

Я помогаю соседке, которая навалилась на меня всем телом.

– Вот он, синьора, он тут, внизу.

– Спасибо. Никогда не могла понять, зачем он нужен. Ведь он не пристегивает нас крепко-накрепко.

– Да уж, это точно.

– В общем, если нас дернет, это не совсем так, как в машине.

– Нет, совсем не так, как в машине, нет… Вы боитесь?

– До смерти.

Она смотрит на меня и, кажется, раскаивается, что сказала именно эти слова.

– Ну, синьора, от судьбы не уйдешь.

– Что вы имеете в виду?

– То, что сказал.

– А что вы сказали?

– Вы прекрасно поняли.

– Да, но я надеялась, что не так поняла. Я до ужаса боюсь самолетов.

– По вам не похоже.

Она очень нервничает, пытается улыбнуться пересохшими губами. Я отхлебываю пиво, и мне хочется повеселиться.

– А вы знаете, что авиакатастрофы обычно случаются или при взлете, или…