– Эй, мне так больно!
– Да, действительно… – И я ослабляю хватку.
– Теперь тебе нужно быть осторожным. – Я ей улыбаюсь. – Знаешь, это было так здорово – чувствовать, как ты во мне кончил, зная, что все, что могло бы произойти, уже и так произошло…
– Да.
Я не знаю, что еще сказать. И тут же вспоминаю ту ночь с Баби, шесть лет тому назад – как мы, пьяные, занимались с ней любовью после вечеринки. Вспоминаю, как она давала мне полную волю, как наслаждалась, с каким азартом на мне скакала. Что она хотела меня, еще и еще, и отрывалась от меня только тогда, когда я уже кончал. Да, наверное, так оно и было.
– О чем ты думаешь, любимый? Эй, ты где? Кажется, далеко…
– Нет, я здесь.
– Ты рад, что у нас будет ребенок?
– Конечно, ужасно рад. Но как так вышло?
– Ну ты у меня и дурачок, есть кое-какие предположения. Ты мне, наконец, скажешь, о чем думал?
Я пытаюсь найти хоть какой-то правдоподобный ответ.
– Я думал о том, что в этот вечер ты действительно преподнесла мне столько сюрпризов, что у меня нет слов.
– Да. Но вроде ты не показался расстроенным.
– Нет, правда. Но я не понимаю, как у тебя могли появиться такие фантазии.
– Да ты же сам дал мне про них почитать! Я имею в виду «Торговцев грезами» Гарольда Роббинса. Там была одна сцена, в которой героиня делала все то же самое, что я с тобой сегодня вечером.
– Серьезно? Не помню.
– Я тогда подумала, что это твой подсознательный намек, что ты хотел показать мне, как можно заниматься любовью по-новому.
– Придется мне внимательней проверять книги, которые я тебе даю. Это как дать пистолет ребенку.
– Я бы сказала: пистолет плохой девочке… Ха-ха-ха!
– А вот это мне не понравилось!
– Почему? Из-за пистолета или плохой девочки?
– И из-за того, и из-за другого.
– И правда. Теперь, когда я становлюсь мамой, мне нужно вести себя хорошо.
Мы продолжаем болтать, смеемся, весело шутим, доедаем лесные ягоды со сливками. Джин надевает мою рубашку, я – футболку и пижамные штаны, и мы ложимся в постель. Джин начинает фантазировать, пытаясь угадать пол нашего будущего ребенка, придумывает ему имена.
– Если будет девочка, назовем ее, как мою мать, – Франческой. А если будет мальчик, то, я думаю, – Массимо: мне всегда ужасно нравилось это имя. Что скажешь?
Не могу поверить. Такое впечатление, что жизнь делает это нарочно: два сына от разных матерей с одним и тем же именем.
– Да, почему бы и нет, можно и так. Это имя полководца…
Спонтанно мне приходят в голову слова Баби. Я выпиваю еще один стакан рома и думаю, что уже слишком много выпил, и что мне стоило бы перестать и рассказать ей все. Вот, например, так:
«Любимая, и у меня есть сюрприз. Сегодня я видел Баби…» – «И ты мне так просто об этом сообщаешь?» – «Это еще не все. Можешь себе представить, какое совпадение: у меня от нее сын, и его зовут именно Массимо».
Но я ничего не говорю. Она, веселая и довольная, продолжает болтать. А я чувствую себя ужасно виноватым, потому что понимаю, что ее радость висит на волоске, который я могу перерезать, навсегда лишив ее чудесной улыбки.
– Когда об этом узнают мои родители, их хватит удар от счастья. Но все-таки я скажу им после свадьбы. Знаешь, они немного старомодные; если бы они узнали, что я уже беременна… Я знаю отца: он бы сказал, что я потаскушка, могла бы подождать. Да ладно, шучу, мой папа меня обожает, очень любит.
Я наливаю себе еще немного рома и выпиваю его залпом, как будто это может мне помочь. И пока слушаю, как Джин все еще щебечет о том, кого из подруг выбрать в свидетельницы, как будет проходить церемония в церкви, каким будет наше свадебное путешествие, – в глубине комнаты, на кресле, я вижу тень. Это снова он, мой друг Полло, только на этот раз он мне не улыбается. Он расстроен; он видит, в каком трудном положении я оказался, и знает, о чем я думаю, но он так и не дождался ответа на свой вопрос, и продолжает его задавать:
«А любишь ли ты Джин?»
30
– Ее зовут Аличе.
– Очень приятно.
Красивая девушка с короткими светло-каштановыми волосами, худая, но не слишком, с решительной улыбкой. На ней темные джинсы и небесно-голубая блузка с белыми отворотами на рукавах и кармашке. Туфли темные, может быть, бренда «Тодс».
Она кажется мне чересчур идеальной, но сейчас я бы не стал доверять своим ощущениям, которые довольно сумбурны.
Джорджо Ренци мне улыбается, он доволен.
– Я рассказал ей, что произошло. Можешь идти, Аличе.
– Да, спасибо, я хотела сказать только одно. Для меня очень важна эта работа; мне нравится, как развивается «Футура», и мне нравится то, что вы уже создали. Я никогда бы не продалась за деньги, никогда не выдала бы другим вашего секрета. Если бы у меня появилось более выгодное предложение, я бы обсудила его с вами и попыталась договориться.
Сказав это, она уходит и закрывает за собой дверь моего кабинета.
Джорджо смотрит на меня.
– Ну как? Что скажешь? Тебе нравится?
– С какой точки зрения?
– С профессиональной.
– Я ее немного побаиваюсь.
– Побаиваешься того, кто говорит правду? Это не в твоем стиле.
– Ты прав, я пошутил. Мне кажется, на нее можно положиться. Она прямая, искренняя, открытая. Может, лесбиянка…
– Я тоже так подумал. И благодаря этому понял одну вещь.