Загадка русского книжного орнамента

Следующие мои замечания я направляю к тому заключению, что если б знаменитый автор словарей французской архитектуры и мебели рассмотрен с надлежащим вниманием отношения русского орнамента в рукописях к византийскому и романскому, то пришел бы к иным результатам в определении русского искусства.

Кому случалось перелистывать русские рукописи от второй половины XIII столетия до начала XV, тот, конечно, не мог не обратить своего внимания на замечательную выдержанность общего им всем одинакового характера в стиле изукрашенных заглавных букв и заставок. Это – затейливое сплетение ремней и веток с разными фантастическими животными, с птицами, у которых иногда человеческие головы, со зверями, хвост которых извивается веткою, оканчивающеюся листком, особенно с драконами и змиями, которые из своей пасти выпускают ветку, а своим хвостом перевивают зверей и других чудовищ, наконец, с человеческими фигурами, руки и ноги которых вплетены в эти перевивы из ремней и змеиных хоботов. Существенною характеристикою стиля оказывается здесь нарушение или искажение и разложение естественных форм природы животной и растительной, при самом подчинении их целой группе, связанной извитиями, которые то насильственно рассекают эти формы, то так незаметно с ними сливаются, что глаз не может уследить, где оканчивается животное или растение и где начинается ремень, переходящий в змею. В этом хаосе сплетений всякая естественная норма принимает вид чудовища, которое, однако, рассчитано не на то, чтобы пугать воображение, а на то, чтобы затейливостью группы, или, точнее, симплегмы[6 - Симплегма (греч. ????????? – «сплетение») – скульптурная группа с изображением сплетенных тел (борцов, влюбленных и т. п.). – Сост.], произвести игривое впечатление. Стиль этот вполне соответствует романскому на Западе. XIV век есть цветущая его эпоха у нас, и именно в орнаменте русских рукописей. В течение целого столетия постоянное повторение одних и тех же сюжетов привело к замечательно художественной обработке этих фантастических групп, связанных игривыми линиями перевития. В тонком киноварном очерке фигуры эти, обыкновенно белые, со светло-желтыми нежными полосками и с черными кружками, чешуйками или черточками, выступают на синем, красном или зеленом и даже на черном фоне. Фраза, некстати сказанная французским художником о рукописи Архангельского собора, вполне применяется к этому русскому орнаменту XIV века, отличающемуся действительно «гармонией тонов».

Орнамент этот заслуживает особенного внимания по вопросу о самой сущности древнерусского искусства. Он содержит в себе результаты всего предшествовавшего развития в украшениях нашей письменности, начиная с Остромирова Евангелия, захватывает собою ранние следы доисторических впечатлений, открываемые в раскопках курганов и засвидетельствованные историею, этнографией и преданьями или легендами, узаконивает права собственности и наследия за орнаментациею суздальской архитектуры XII столетия и вместе с тем свидетельствует о родственных связях с южными славянами и Византией. Для ясности изложу результаты своих наблюдений в кратких положениях, под отдельными рубриками. Ограничиваюсь только положительными фактами по рукописям и некоторым памятникам искусства, с точными указаниями времени и места их происхождения, вовсе не касаясь вопроса о восточных влияниях на стили византийский и романский, который далеко уклонил бы меня от предполагаемой мною цели[7 - Предмет этот и без того слишком много занимает места в книге Виолле-ле-Дюка, не приводя к положительным результатам за отсутствием исторических и местных данных, коими бы связывались сравнения русского искусства с туранским или индийским. Некоторые указания на внесение иранских элементов в византийский и романский стили см. в моей рецензии на сочинение профессора Коссовича «Inscriptiones Palaeo-Persicae» (см. т. I, с. 523–552).].

1. Русский орнамент XIV века – буду означать его этим веком как временем полнейшего развития – состоит из двух главных элементов: из ременных и преимущественно змеиных сплетений и из чудовищ, куда причисляю и все фигуры животных и людей, потерявших натуральность под печатью условного стиля.

2. Оба эти элемента и в византийских и в южнославянских, а также и русских рукописях сначала идут отдельно, особняком, не смешиваясь друг с другом.

3. Слияние это произошло сначала в заглавных буквах и потом уже в заставках. В рукописях византийских оно ограничилось буквами, в южнославянских же и русских в равной степени развилось в буквах и заставках.

4. В византийских рукописях, благодаря натурализму и изяществу в живописной раскраске с золотом, фигура животного, обыкновенно птички, или фигура человека отделяется от корпуса буквы, стоя при ней как изящная раскрашенная статуя при архитектурном здании. См., например, рис. 10 и 11, в издании «История русского орнамента» Бутовского, табл. XV, из рукоп. XI–XII веков. Затем суставы букв, колонки и овалы, выступы и перекладины, из членов архитектурных превращаются в животных, сливая таким образом орнамент геометрический с орнаментом царства животных. Блистательный образец таких букв предлагает византийская рукопись Акафиста Пресвятой Богородицы в Синодальной библиотеке, отнесенная Вагеном к XII веку по художественным украшениям первой половины этой рукописи, но по второй половине принадлежащая к XIV веку[8 - По изданию г. Викторова. См. первый выпуск «Фотографических снимков с миниатюр греческих рукописей Синод. библ.». Издание Московск. публ. музея. М., 1862.]. Для нашей цели это все равно, будет ли и первая половина XII или XIV века. Если изукрашенные буквы принадлежат XII в., то ими отлично объясняются начала чудовищного, или романского стиля в буквах Остромирова Евангелия 1056–1057 г.; если же они XIV века, то предлагают изящный, в вкусе чисто византийском, пандан к русскому орнаменту того же столетия. Дракон или змий с головою чудовища и с птичьим клювом, украшенный листвою, составляет обыкновенно всю букву, или же два таких же змия, если это нужно для начертания таких букв, как Т или Н. Сверх того, в букве Т врисованы человеческие лица: четыре в профиль, по два вместе, как у Януса, и одно анфас, будто выходящее из змеиного чрева. Ближе к перевитиям русского орнамента стоит буква Y. Каждая из частей рогульки состоит из змия с головой: одна голова увенчана короной, для другой головы этому украшению помешала рамка заставки с миниатюрою. Завитком одного из змиев скрепляется угол рогульки. Под завитком получеловеческое-полузвериное рыло, из пасти которого вниз спускается ремень, захватывающий, как подпруга, под живот какое-то четвероногое животное, которое, ступая на своих лапах, составляет пьедестал всей буквы.

10, 11. А, С – из Изборника Святославова 1073 г.

5. В ближайшей связи с буквами этого византийского Акафиста состоят буквы Остромирова Евангелия, в которых из листов геометрически, архитектурно построенной буквы там и сям выступает то человеческое лицо, то звериная морда. Замечателен, между прочим (рис. 12), грифон, полуптица-полузверь, крылатое животное с лапами, составляющее нижний овал буквы В. Такой же грифон изображен в медальоне в стенной живописи на лестнице киевского Софийского собора, с головою, обращенною к чудовищному рылу извивающегося под его ногами змия[9 - См. атлас к «Древней русской истории» Погодина, 1871, на листе 57, № 15.] и затем, между прилепами Дмитриевского собора во Владимире, 1197 г., встречается он особенно часто[10 - По изданию графа Строганова, табл. V.]; наконец, является одною из самых распространенных фигур в орнаменте русских рукописей XIII–XIV вв., как это можно видеть в издании г. Бутовского, табл. XXXIII–XLIX. Эта фигура, ведущая свое происхождение с иранского Востока, чрезвычайно распространена в стиле романском на Западе[11 - Caumont. Abеcеdaire ou rudiment d’Archеologie. 3-е изд., 1854, с. 94. 97, 125, 130, 183.]. Она, можно сказать, коренится в самой почве, по которой совершалось переселение народов с Востока на Запад, чему свидетельством может служить скифский грифон из Луговой Могилы, с которого снимок приведен у Виолле-ле-Дюка на стр. 12. Я уже проследил выше историю человеческого лица в буквах от Остромирова Евангелия до начала XIII столетия. Замечу мимоходом, что этот орнамент встречается и в романском стиле, на Западе; например, в одной рукописи XII в., Лаонской библиотеки, в овале буквы Р изображено человеческое лицо, а нижний конец завершается звериной мордой с высунутым языком; ранний образец этого же сюжета встречается в Лаонской же рукописи VII в.[12 - Les manuscrits а miniatures de la biblioth?que de Laon, par Ed. Fleury. Laou. 1863. Pl. 11 bis к 80 с. и Pl. 1 к с. 4, I тома.]

12. В – из Остромирова Евангелия

6. Гораздо ближе русский орнамент из сплетений подходит к тем византийским буквам, которые состоят из змеиных перевивов; например. в византийских рукописях: 1022 г., П, в котором каждый из столбиков обвивает змея, выпуская из своей пасти жало; 1044 г., Е, описываемое змеею, а из середины змеиного полукруга выходит человеческая рука с протянутыми пальцами; 1063 г., О, состоящее из змеи, перевивающей свой хобот узлами, со звериной пастью, коей пожирает какую-то фигуру; 1118 г., Т, колонну которого обвивает змея, и вся буква получает вид креста со змеею[13 - См. снимки в атласе, приложенном к «Трудам Первого археологического съезда», табл. 38–41.].

7. Еще ближе подходит русский орнамент к буквам в южнославянских рукописях, как это явствует в упомянутом уже выше болгарском Евангелии XII века, от профессора Григоровича поступившем в Московский публичный музей; например, буква В в виде извивающейся змеи, л. 63 об.; Р, овал которой представляет голову чудовища, л. 99; в Хиландарском Паремейнике, тоже вывезенном проф. Григоровичем из Болгарии, ныне в Московском публичном музее: Р в. виде змеи, л. 29, или (рис. 13) змея перевивает столбик этой буквы, л. 13; С (рис. 14 и 15) из двух змей, пасти коих по обоим концам этой буквы, л. 24 и 72 об., тоже из двух змей Т, X и Ж (рис. 16), л. 19 об., 35 об. и 48; особенно любопытна буква В (рис. 17), оба овала которой состоят из головы чудовища, л. 23.

13, 14, 15. Р, С, С – из Хиландарского Паремейника XII в. Григоровича (Моск. публ. муз., № 1685)

16, 17. Ж, В – из Хиландарского Паремейника XII в. Григоровича (Моск. публ. муз., № 1685)

8. Чем небрежнее и беднее писаны украшения в византийских и южнославянских заглавных буквах, тем более теряют они в натуральности изображаемых предметов и тем более подчиняются условному стилю чудовищ, сплетающихся с змеями. Это особенно видно в украшениях, писанных чернилами или только одною какою-нибудь краскою, обыкновенно киноварью. В них роскошный орнамент византийских рукописей, копирующий мозаику и эмаль, переходит уже в затейливые узорочья каллиграфа.

9. Факт высокой важности для истории перехода змей орнамента заглавных букв – от южных славян к нам на сплетенного из змей орнамента к нам на Русь еще в XI в. предлагает знаменитая рукопись Григория Богослова в Императорской публичной библиотеке в Санкт-Петербурге, писанная на наречии древнеболгарском, но со следами руки одного или нескольких русских переписчиков. При малом уменье и при недостатке в материалах для раскраски писец, выводивший тонкой тростью заглавные буквы и некоторые чертежи, коими пришла ему фантазия кое-где украсить рукопись, нашел для своего убогого мастерства посильную задачу в неестественных фигурах чудовищного[14 - Напомним, что слово «чудовищный» Ф.И. Буслаев употребляет в смысле «изображающий чудовищ». – Сост.] стиля и в немудреных змеиных сплетениях. Для примера указываю (рис. 18) на букву М, всю переплетенную узлами и завитками змеиных хвостов и со змеиными головами по обоим концам столбиков этой буквы. Рукопись эта, во всем согласная с последовавшим в XII–XIV столетиях развитием русского стиля в новгородских рукописях, находилась в Новгороде же еще в 1276 г., как видно из приписки на л. 252[15 - См. снимки с букв и рисунков в издании г. Будиловича «XIII Слов Григория Богослова». С.-Пб., 1875.].

18. М – из Слов Григория Богослова XI в. (Имп. публ. библ., № 16)

10. В русских рукописях XII в. сплетенный из фигур животных и чудовищ орнамент продолжает развиваться в заглавных буквах, но отсутствует в заставках, которые все еще носят на себе традиционный характер византийский, и если допускают птиц или животных, то помещаются они отдельно, на выступах или на верху заставок, по обычаю византийскому.

11. Превосходный документ, до убедительной очевидности свидетельствующий о переходе чисто византийского орнамента к сплетениям и чудовищам варварского или романского стиля, представляют нам заглавные буквы Юрьевского Евангелия 1120–1128 гг., составляющего в этом отношении в письменности новгородской, и по стилю, и по времени, связующее звено между памятниками XI в., Остромировым Евангелием и Григорием Богословом, и между рукописями XIV в., представляющими высшее развитие сплетенного орнамента. Из 65 заглавных букв Юрьевского Евангелия, которое по этому предмету в желаемой полноте исчерпано на трех таблицах, XIX–XXI, издания г. Бутовского, до 20 букв принадлежат бесспорно к узорочьям из сплетенных животных и чудовищ, другие же представляют более или менее искусные копии с византийских оригиналов, как букв геометрического орнамента в архитектурной форме, например П (рис. 19), или же из листвы и ветвей, например Р (рис. 20), в виде пальмовой ветви с византийским завитком, которую держит рука, так и букв, хотя состоящих из животных, а иногда и из фигур человеческих, но, согласно византийскому стилю, не связанных переплетами ремней. Например (рис. 21), на выступе византийского лиственного завитка сидит птица или стоит животное, иногда (рис. 22) птица в овале, описываемом древесною ветвью, клюет ее листок; иногда (рис. 23) зверь стоит у столбика, образующего часть буквы, дополняя ее овалом своей фигуры. В одной букве (рис. 24) у столбика стоит конь, с чепраком на хребте; в другой (рис. 25) две человеческие фигуры, совсем в иконописном стиле, подошли к раке или саркофагу, стоящему на земле; напротив того, третья буква, именно Р (рис. 26), состоит из обнаженной человеческой же фигуры, держащей в руках ветвь с листьями и цветком, которая, образуя верхний овал буквы, опоясывает потом обнаженную фигуру и, завиваясь назад, спускается до ее ног византийским завитком. Из фигур, хотя тоже не сплетенных еще ремнями, замечательна как один из элементов переплетенного русского орнамента XIV в., царь-птица, т. е. по пояс человек в венце, а остальное – птица с крыльями, хвостом и лапами. Такую фигуру встречаем в орнаменте XIV в. по изданию г. Бутовского на табл. XLII и XLV, но еще чаще вообще грифона или дракона с человеческою головою, с завитком на голове или же в остроконечной шапке. Царь-птица вошла и в прилепы Дмитриевского собора во Владимире, 1197 г.[16 - По изданию графа Строганова, табл. V.] Получеловек-полуптица фигурирует и в романском стиле на Западе, например, в буквах одной рукописи Лаонской библиотеки XII в.[17 - По изд. Флёри, табл. 12 bis, к 88 с. 1-го тома.]; или же крылатое животное с человеческой головой в короне на одной капители[18 - Caumont, Abеcеdaire, с. 137.].

19. П – из Евангелия Юрьевского 1120–1128 гг. (Моск. синод. библ., № 1103)

20. Р – из Евангелия Юрьевского 1120–1128 гг. (Моск. синод. библ., № 1108)

21, 22. Р, Р – из Евангелия Юрьевского 1120–1128 гг. (Моск. синод. библ., № 1103)

12. Вплетение зверей и птиц, грифонов и драконов в ремни, иногда оканчивающиеся змеиною головою или рылом чудовища, замечаемое в целой трети заглавных букв Юрьевского Евангелия, продолжает развиваться в XII и XIII вв., как эго видно в Евангелии Добриловом, 1164 г., и в другом Евангелии Румянцевского же музея, XII–XIII в., под № 104, см. у г. Бутовского табл. XXXIII, XXXIV, XXXV и XXXVII. Но во всех трех рукописях очевидно еще господство византийского стиля, чем они существенно и отличаются от русского орнамента XIV в. Сверх того, Евангелие под № 104, весьма недостаточно эксплуатированное в издании г. Бутовского, представляет некоторые характеристические орнаменты изящного иконописного стиля, уже невозможные в чудовищных сплетениях XIV в.: например, в изображении буквы Р, верхний овал которой представляет или нимб вокруг увенчанной короною головы юноши анфас, в размере бюста, лист 11 об., или же с заостренным верхом излучину образка, на котором написан такой же бюст царственного юноши, лист 45 об., или, наконец, в кругу старательно и довольно изящно – фигуру орла, лист 86, в том скульптурном, условном стиле, в каком эта птица изображена между прилепами Дмитриевского собора 1197 г., согласно с такими же изображениями на Западе в стиле древнероманском[19 - В издании графа Строганова, табл. IV и XXIII; слич. у Комона в Abеcеdaire, с. 22, 23.].

23, 24. В, В – из Евангелия Юрьевского 1120–1128 г. (Моск. синод. библ., № 1103)

25. В – из Евангелия Юрьевского 1120–1128 гг. (Моск. синод. библ., № 1103)

26. Р – из Евангелия Юрьевского 1120–1128 гг. (Моск. синод. библ., № 1103)

13. Дальнейший переход от этих трех рукописей XII и начала XIII в. к орнаменту XIV в. составляет Евангелие 1270 г. в Румянцевском музее под № 105, к крайнему сожалению, не принятое в число материалов в издании г. Бутовского. Буквы чудовищного стиля из грифонов ii драконов не только вполне соответствуют русскому орнаменту XIV в., но своею затейливостью во многом его дополняют, по крайней мере в том объеме, в каком этот последний орнамент представлен в издании г. Бутовского, табл. XXXV–XLIX. См., например, в рукописи листы 12 об., 13, 37, 97, 152, 155 об., 157 об. Здесь же обращу внимание на следующие орнаменты. В (рис. 27) – столбик из перевитых ремней, верхний овал из ветви с завитком, а в нижнем овале из корня двух ветвей поднимается на шее человеческая голова в профиль, в остроконечпой шапке, л. 88 об.; еще затейливее буква В – из птицы или грифона, хвост которого извивается змеиными хвостами, а голова тоже человечья, в профиль, и тоже в остроконечной шапке, л. 113 об., 148. Еще тоже В: столбик, в самой середине своей проходит через голову чудовища и выходит из его пасти; к столбику подходит конь, которому и принадлежит собственно эта чудовищная голова, хотя по правилам живописи никоим образом не прилаживается к его шее; верхний завиток буквы составляет змеиная голова, выпускающая из своей пасти ветвь с листвою, л. 147. Наконец, иконописный стиль сохранился в двух экземплярах буквы Р, столбики которых состоят из переплетенных ремней, а внутри верхнего овала – по человеческой голове в царском венце, одна бородатая, другая (рис. 28) юная, безбородая, обе анфас, лл. 29 об. и 39 об.

27, 28. В, Р – из Евангелия 1270 г.

(Моск. Рум. муз., № 105)

14. Сверх более роскошного сплетения, орнамент XIV в. отличается от рукописей XII и начала XIII в. разнообразием и богатством колорита, именно той гармонией тонов, о которой было сказано выше; тогда как орнамент в Юрьевском Евангелии писан киноварью по белому пергаменту, а в Добриловом и Музейном № 104 частью тоже по белому, частью по красному, так что красные очерки, сливаясь с красным же фоном, оставляют внутри его пробел самого рисунка, в рукописях XIV в. пробелы эти выступают, как упомянуто выше, по синему, зеленому, даже по черному фону. Сверх того, пробелы нежно расцвечены светло-желтою краскою, что в XII в. еще не вошло во вкус. И относительно раскраски Музейное Евангелие 1270 г., под № 105, представляет переход от тех трех рукописей XII–XIII вв. к гармонии тонов XIV в. В этом Евангелии орнамент иногда выступает не только по красному фону, но и по синему или зеленому, а также и по желтому, и самый рисунок наведен желтоватой краской.

15. Доселе была речь только о заглавных буквах. Теперь обращаюсь к заставкам. Самый существенный, основной принцип в русском рукописном орнаменте состоит в том, что роскошная в своих затейливых извитиях заставка XIV в., в исторической последовательности, непосредственно развилась из буквы, через посредство орнаментов которой и восходит она к своим ранним источникам и оригиналам не только XII в., но и XI в. Заставка XIV в. есть только перенесение на более широкое поле и в больших размерах того же самого орнамента, который возник и развивался при самом писании рукописи, в красной строке с заглавными литерами. Эта связь художественного узорочья с буквою текста постоянно поддерживала в рукописном орнаменте предание, воспитывала, в переписчиках единство и выдержанность стиля и преграждала путь всякому чуждому влиянию, не согласному с общим строем, делала его вовсе невозможным.