Ловец покемонов

И вот там посетительница, к глубокому своему разочарованию, вдруг узнала, что все наследство оставлено не ей, а исключительно одному человеку. Ее родственнику – Виктору Лукоеву.

Впрочем, такое вполне могло быть. Все же, как гласит Гражданский кодекс РФ, завещатель вправе по своему усмотрению распоряжаться личным имуществом: как оставлять его кому-то, так и лишать наследства, не указывая причин своего такого решения.

Казалось бы, оставалось Нине Коржовой только смириться с этим. Но, по ее мнению, не раньше, чем сама убедится в законности того, что произошло. И начала устанавливать истину.

Полученная ею у сельских властей копия прежнего завещания действительно содержала имена двух наследников. Но на нем теперь имелась пометка о, сделанной позже, менее чем за два месяца до смерти Марии Дергушовой, отмене данного волеизъявления.

Только что-то насторожило несостоявшуюся наследницу в этой дополнительной записи, своим проявлением на официальной бумаге, лишившей ее половины состояния, оставленного покойной родственницей, в чем сама была твердо. А так как по Конституции России право частной собственности охраняется законом и никто не может быть лишен своего имущества иначе как по решению суда, туда и обратилась Нина Коржова в суд с исковыми заявлениями.

Причём, сделала это и к сельскому руководству, и к своему дальнему родственнику, оказавшемуся теперь единоличным наследником по новому завещанию прабабушки.

И вот тут, в ходе установления истины начались ей встречаться странности.

Например, то самое второе завещание, что составлено позже, как и предыдущее, должно было быть учтенным в книге регистрации нотариальных действий, а его второй тоже экземпляр храниться в архивных материалах.

Но ничего этого отыскать не удалось.

Не нашлось в сельсовете и квитанции об оплате за удостоверение завещания в пользу одного Виктора Лукоева. Там имелось только подобного рода подтверждение лишь по поводу внесения Марией Ивановной в кассу положенной суммы, когда та назвала своими наследниками одновременно и внучатую племянницу и правнука.

Хотя Виктор Лукоев утверждал, что намерение все оставить исключительно ему одному прабабушка осуществила сама, когда незадолго перед своей кончиной лично сходила в сельсовет.

За прошедшее с той поры время в штате сельского муниципального ведомства произошли изменения. К моменту начала судебной тяжбы там уже не работала Вера Жукова, чьи подписи заверяли оба документа: отмененный прежний и другой, официальных следов которого в сельсовете не нашли.

Эту бумагу, с пометкой «Завещание не отменено», своей подписью на ней, как должностного лица и заверенной печатью спустя несколько месяцев после смерти Марии Дергушовой, по просьбе наследника она же и предоставила в суд.

Заодно пояснила, что не помнит точно: какой из этих документов был оформлен раньше, потому, что и на первом, и на втором завещании стояла одна и та же дата регистрации.

И все же существенное отличие между собой в документах имелось. Если на первом стояла гербовая печать сельсовета, то на втором, в достоверности которого усомнилась истица, имелся оттиск печати «Для нотариальных действий». Пришлось устанавливать правильность использования и того, и другого.

Вот тут, при изучении папки с документами за несколько лет, начиная с того, когда появилось на свет второе завещание, из делопроизводства нотариального характера выяснилось, что на всех заявлениях ставилась исключительно гербовая печать.

И ни разу не использовалась, как оказалось, уже, ранее вышедшая из употребления, печать «Для нотариальных действий».

Отвечая на вопросы суда, бывшая сотрудница сельсовета заявила, что запись об отмене первого завещания она сделала сама, когда к ней приходила Мария Дергушова. И сама же, по словам Веры Жуковой, выдала она Юрию Лукоеву справку, когда тот приходил к ней на работу перед единоличным вступлением в права наследования имущества прабабушки. А также оформила завещание на него, поставив на получившейся бумаге отметку о том, что оно не отменено.

Как раз тот факт, что оба завещания датировали одним и тем же днем, по мнению специалистов, привлеченных к рассмотрению судебной тяжбы, названо грубой, непрофессиональной ошибкой.

Выяснилось, что работая на компьютере, эта сотрудница тогда еще сельского муниципалитета, когда в прежнем завещании убрала данные о Нине Коржовой, то оставила в качестве наследника одного Юрия Лукоева. Но вот дату оформления новой бумаги при этом не изменила. Распечатала на принтере и заверила не гербовой печатью, как полагалось, а той, что оказалась под рукой и давно уже не использовалась в подобных случаях.

Не смогла объяснить Вера Жукова и то, почему не внесла второе завещание в реестр нотариальных действий, что также свидетельствовало в пользу утверждений истицы. Говорило о том, что второе волеизъявление от Марии Ивановны Дергушовой в пользу одного только Виктора Лукоева законным образом вообще не выдавалось, а слова Жуковой в данной части ее показаний не соответствуют действительности.

На процессе выступила и свидетельница, заявившая, что родственница Веры Жуковой, как она помнит, ранее несколько лет состояла в гражданском браке с человеком, близким для Виктора Лукоева.

Этот факт, некоторым образом, приоткрывал свет на возможный повод, судя по всему, имевшийся для действий бывшей сотрудницы сельсовета в пользу претендента на единоличное владение всем тем немалым имуществом, что осталось после смерти его прабабушки.

Когда рассмотривалось дело в суде, то со стороны ответчиков, так и не было представлено достаточно доказательств того, что завещание в пользу Виктора Лукоева выдано позже предыдущего. А также не доказано, что соблюдались все нормы действующего законодательства по составлению и удостоверению завещания органами местного самоуправления. Как это было с завещанием Марии Дергушовой, поделившей свое имущество между двумя наследниками – внучатой племянницей и правнуком.

Поэтому, рассмотрев дело, суд признал недействительным, зарегистрированное в сельсовете завещание Марии Дергушовой о передаче всего ее имущества одному Виктору Лукоеву.

Заодно суд пришел к выводу о том, что у сотрудницы сельсовета не имелось никаких оснований ставить на первом завещании, составленном в пользу двух наследников – Нины Коржовой и Виктора Лукоева запись о лишении его законной силы. Таким образом, запись «Отменено» признана недействительной. И наоборот, действительным, тем же решением суда признано завещание, по которому наследниками являются и внучатая племянница, и правнук Марии Ивановны.

А еще, суд решил взыскать в равной мере с администрации сельсовета и Виктора Лукоева по сто рублей в пользу Нины Коржовой в качестве компенсации понесенных ею затрат на оплату государственной пошлины.

Пыточный подвал

Самые изощренные издевательства над жертвой, не помогли преступникам добиться самооговора.

…Совершенно непредсказуема ранней весной погода на дворе. Если еще в начале недели настроение портили пронизывающие холодные ветры, то к приближающимся выходным это последнее дыхание ушедшей зимы сменилось настоящей оттепелью, вызвавшей у Николая Логинова желание провести отдых в компании с сыном Сергеем.

Они давно проживали по разным адресам. С тех пор, как Николай Иванович обрел новую семью. Но развод родителей не испортил отношения между старшим и младшим Логиновыми. Иногда они вместе проводили досуг, когда Сергей мог поделиться и сокровенными чувствами, как это было прошлый раз, когда пообещал познакомить отца со своей девушкой.

Так что, набирая его абонентский номер на телефоне сотовой связи, Николай Иванович надеялся именно на это. Однако в голосе сына не оказалось прежней радости. И даже в трубку были слышны болезненные нотки, пробивавшиеся сквозь каждое его слово.

На вопрос о том, что случилось, ответил, что заболел пару еще дней назад, думал отлежаться, но теперь вот охватил сильный жар. Поднявшаяся в родительском сердце тревога заставила Николая Логинова посоветовать ему немедленно идти в больницу. А еще лучше – вызвать «Скорую помощь».

Сын так и поступил. Потому что в воскресенье поступило сообщение о его госпитализации в одной из городских больниц. Прихватив гостинцы, отец сразу же отправился туда, чтобы подбодрить, пожелать скорейшего выздоровления.

В приемном покое, переложив, пахнущий яблоками и апельсинами пакет в левую руку, Николай Иванович освободившейся правой рукой достал из кармана мобильник. Нажал кнопку вызова, чтобы предложить Сергею спуститься к нему на встречу.

Тот ответил на звонок. Но еще более болезненным голосом, чем прежде, отказался от встречи. При этом сослался на то, что еще больше расхворался и даже подняться с кровати не может.

Оставалось навестить сына непосредственно в палате. В регистратуре, назвав его имя и фамилию, визитер получил данные, огорошившие его еще больше. Ведь совершенно неожиданно для себя узнал, что поместили Сергея вовсе не там, где лечат от простуды, как он полагал, а в ожоговое отделение.

Получив белый халат и наставления, как вести себя в стерильных условиях, мужчина стремглав преодолел несколько лестничных пролетов и оказался на пороге нужной ему палаты.

Внешний облик сына оказался еще хуже того, к чему отец готовился. Тот лежал, не имея возможности даже воспользоваться простынкой. Потому что во многих местах оказался покрытым марлей с пропитавшимися сквозь нее следами нанесенных на раны препаратов против ожогов и выделениями гноя. Да и там, где марлевых перевязок не было, тело, руки и ноги покрывали багровые синяки и следы ссадин, приченных с такой силой, что и спустя несколько дней, окраска их не спешила становиться бледнее прежнего.

Положив фрукты на тумбочку, Николай Иванович приступил к расспросам на счет того, кто мог так изувечить сына. Но Сергей сначала буркнул, что кое-кто решил поиграть над ним в полицейских. И тут же, решив, что сказал лишнее, совсем замолчал. И даже отвернул голову на подушке в сторону, давая понять, что никаких подробностей пояснять не станет.

Только и отец не сдавался.

Правда, прежде чем успокоился и заговорил снова, понадобилось почти неделя их чуть ли ни ежедневного общения, проявления постоянной заботы и попыток поднять настроение, а также то, что медики сумели остановить развитие у пациента болезни, и молодой человек пошел на поправку.

Начав рассказывать все начистоту, он заявил, что, вскоре после мартовских праздников, когда возвращался вечером от любимой девушки, у самого подъезда своего дома встретился с поджидавшими этого момента, знакомыми.

В числе их были Олег Шубин и Владимир Мохов, известный еще со школьных лет. Потому не подумал ничего плохого, когда под пустяковым предлогом они пригласили сесть вместе с ними в свою машину. И только уже в салоне «Жигулей», отъехавших на пустынное место, понял допущенную оплошность.

Спутники, убедившиеся, что никто не видит со стороны их действий, потребовали немедленно признаться в распространении наркотиков. Искреннее удивление Сергея ничем не подтвержденными обвинениями, было наказано дюжиной ударов, нанесенных ему одним из игроков в «сыщики».

В поисках вещественного подтверждения своих доводов они обшарили карманы, а не найдя ничего напоминающего на то, в чем подозревают в «Жигулях» своего нового пассажира, даже разорвали куртку, надеясь вскрыть тайники за подкладкой. И тут, к полному разочарованию самозваных «сыщиков», тоже ничего не оказалось.

Между тем удары их кулаков сыпались безостановочно, пока обессиленный от боли Сергей вообще не перестал на них реагировать. Молчанием он ответил и на угрозы закрыть на несколько дней под замок, пока не станет сговорчивее.

Тогда путь продолжился до многоквартирного дома. Из остановившейся легковушки вывели избитого пленника и затащили в подвал, видимо используемый для своей мастерской сантехниками небольшой управляющей компании из жилищно-коммунальной сферы.

Судить об этом можно было по слесарным инструментам, разбросанным на верстаке, а также комнате отдыха с диваном, обивка которого засалилась грязными спецовками рабочих.

А еще имелась розетка на стене для бытовых электроприборов. В том числе и, казавшегося здесь совершенно чуждым, утюга. Но так не считал Владимир Мохов. Он демонстративно включил утюг, угрожая с его помощью «развязать язык» несговорчивой жертве. В то время как его сообщник Олег Шубин вооружился разводным газовым ключом.