Этажи

В квартире было тихо. Пахло котлетами, а не пивом.

– Мне Мишу.

– Мишу? – Она приподняла брови, заглянула в учебник, – Семьдесят вторая, – озвучила номер страницы, чтобы лучше запомнить, и вынула палец. – Мы живём втроём: я, папа и мама. Миши среди нас нет.

– А гости? Разошлись уже?

– Ой, вы только маме не говорите! – перепугалась школьница. – Она не разрешает девчонок приводить. Все уже по домам пошли. А уроки я почти доделала. Пюре приготовила, картофельное, – отчитывалась она, – и котлеты жарю. Попутно стихи учу. Скоро спать лягу. Родители мои поздно с работы приходят. Ой, забыла, семьдесят вторая была? – спохватилась девчушка.

– Девяносто четвёртая, – ответил я своим мыслям, предполагая, что ошибся дверью и оглянулся на квартиру напротив. Так и есть, это не четвёртый этаж, а третий.

– Дяденька, зачем вы меня обманули? На девяносто четвертой странице Лермонтов, мы его ещё не проходили.

Она захлопнула дверь, а я снова пошёл вверх по лестнице. Телефон отправил в карман – а нечего меня отвлекать!

Что за …? Снова перекладины железной лестницы, люк на чердак и ограждение площадки пятого этажа. Квартиры под номерами 97, 98, 99, 100.

Снова вниз. Да что ж такое? Квартиры – 89, 90, 91, 92. Третий этаж.

Снова вверх. Люк и оборванные перила. Пятый этаж.

– Эй, что за шутки? Где мои шмотки? – заорал я на весь подъезд и тихо, едва не заплакав, спросил неизвестно у кого, – Где четвёртый этаж?

Глава 4

Ночью меня разбудил звонок. Я поднялся с кровати, перепутав тапки – левый с правым. Полусонный добрался до прихожей, на ходу потеряв-таки один из них, правый, если это имеет хоть какое-то значение.

В голове из руин возводились города: кто я? Где я? Арсений Ковалёв, мне 23 года, временно живу на съёмной квартире в Ямгороде на улице Вишнева, 65. Что случилось? Я отдал соседу вещи в стирку, и они исчезли… вместе с четвёртым этажом дома номер 65 по улице Вишнева в Ямгороде.

(Кажется, я задремал прямо у входной двери).

Почему я не позвонил Тане и не рассказал ей о происшествии? Потому что у неё наверняка много знакомых психиатров в городе Ямгороде.

(Полусонная мысль хихикнула и повторила, будто дразнилку: «в городе Ямгороде…»)

Я отпер дверь. Круглолицый Миша протянул мне мою сумку с одеждой – смею надеяться, тоже с моей.

– Проверь, – посоветовал он.

Я глянул на содержимое сумки одним приоткрытым глазом (левым, если это имеет значение), вытянул уголок любимой футболки – будто за ухо (нечего шляться по ночам где попало!) и кивнул: тёткин подарок на месте, а всё остальное проверю потом. Спать хочу.

– Извини, этаж всегда исчезает не вовремя.

– Не вовремя исчезает этаж, – пробормотал я и решил изобразить радушие, так и не открыв глаза полностью. – Чаю?

– Нет, спасибо. Заходи в гости, в любое время. Если этаж на месте, всегда буду тебе рад.

– Ага, – буркнул я, закрыл дверь и, отшвырнув многострадальную сумку в угол, отправился спать.

Утром города из руин восстановились быстрее: я Арсений Ковалёв, мне 23 года, Ямгород, Вишнева, 65. Ночью мне принесли вещи, их нужно развесить.

(«Загрузка завершена, файлы проверены, вирусов нет», – отчитался мозг).

Четвёртый этаж в доме 65 по улице Вишнева исчезает, так сказал сосед Миша, квартира которого полна «наверное гостями».

(«Поломка файла, грозящая привести к поломке системы», – запаниковал мозг.)

Я встал с кровати. Следом за мной на пол съехали скользкая простыня и три подушки – на меньшем количестве мне не спалось. Я сунул ноги в джинсы… Думаете скажу: с тремя штанинами? Меньшее количество мне не подходит? Ошибаетесь, джинсы обычные. Синие. Узкие. Нерваные.

Так и пошёл к Мише разбираться.

На этот раз дверь открыл он сам. Хозяйственный, в трениках. Штанины завёрнуты выше колен в тугие матерчатые бублики. Из-под одной штанины выглядывала часть цветной татуировки – вероятно, во всё бедро. Рыхловатый обнажённый торс соседа тоже украшали образцы живописи «Татуировской галереи». Белокожие руки, лишённые картинок, сжимали истекающую грязной водой половую тряпку.

– Привет! – Он по традиции растянул губы в улыбке, снова так широко, что на них можно было повесить тряпку на просушку. – Шуршу помаленьку. Уборочку делаю, – поделился он и уточнил, – влажную.

А то не понятно!

– Грозящую затопить соседей, – поправил я. – Тряпку-то отожми.

Я невесть зачем заглянул за дверь туалета. Держатель на стене, рулон – на держателе. Ёршик за унитазом. Бачок по-прежнему накренён.

– А где гости?

– Ушли… наверное.

– Наверное гости наверное ушли. Надолго?

– Возможно.

– Возможно надолго?

– Да не знаю я! Чего пристал? – Он опять улыбнулся. – Пойди лучше чаю себе сделай, позавтракай, кухню я вымыл уже. В комнату не ходи, не люблю, когда по мокрому шастают.

«Когда по дому шут знает кто шастает он любит, а когда по мокрому – нет».

Он развернул бублики, штанины гофрированной трубой спустились по голеням, чуть-чуть не дойдя до щиколоток. Швырнув тряпку в ведро, Миша скрылся за дверью и вернулся в футболке. Моей, кстати. Надо бы пересмотреть сумку с вещами!

– Это моя футболка.

– Да? Прости. – Он тут же стянул тишотку с себя, я запротестовал. Жалко, что ли? Пусть носит. – Даже не знаю, как так получилось…

– Что это за шутки с исчезающим этажом?

На кухне было чисто. Только чёрный мусорный пакет, завязанный по горловине, портил вид. Внутри него топорщились банки, отчего пакет походил на полиэтиленовую ненаряженную ёлку неестественного цвета.

– Сейчас вынесу. – Миша проследил за моим взглядом. – Тебе какой чай?

– А какой есть?