Советское государство и кочевники. История, политика, население. 1917—1991

Одним из наиболее спорных вопросов является оценка советской политики обоседления и коллективизации кочевников как «акта геноцида». В. Михайлов пишет, что «в три года коллективизации [Ф.И.] Голощекин

сделал с Казахстаном примерно то же, что Пол Пот с Кампучией»

(как известно, в 1975–1979 гг. последний развернул в этой стране геноцид). Р. Киндлер сделал вывод, что эскалация коллективизации и обоседления «поставила местное общество на грань уничтожения», При этом, по его мнению, в период голода в Казахстане в 1932–1933 гг. «все попытки спасения со стороны большевиков имели целью главным образом не помощь голодающему населению, а поддержку слабеющей экономики и сохранение социального контроля»

. В то же время Р. Дэвис и С. Уиткрофт хотя «отнюдь не снимают со Сталина ответственности за голод», однако полагают, что «советское руководство боролось с кризисом, отчасти вызванным его ошибочными политическими решениями, но тем не менее неожиданным и нежеланным»

. С.Ш. Казиев сделал вывод, что «массовая гибель людей и откочевки сотен тысяч скотоводов за пределы страны в Центральной Азии были результатом ошибок и “перегибов” строителей нового общества, а не преднамеренным этноцидом “отсталых” народов. Советское государство никогда не планировало физического уничтожения этнических общностей»

.

Спорным остается вопрос о наличии этнического фактора в советской политике по отношению к кочевникам. Есть мнение, что отношения между кочевыми этносами и властью были конфликтными по вине последней, а также что обоседление и коллективизация кочевников имели этнический аспект (лишение традиционной идентичности и пр.). Т. Мартин считает, что в период коллективизации «в Казахстане местные русские выместили свой гнев на казахах-кочевниках, в одночасье лишившихся защиты»

. Т.К. Алланиязов сделал вывод, что во время восстания в Каракумах в 1931 г. туркмены и казахи «отстаивали свои законные права жить так, как жили их отцы, деды и прадеды»

. Однако В.Г. Чеботарева пишет, что после Октябрьской революции именно «для русских и украинских крестьян, казаков наступило время расплаты за колониальную политику русского царизма»

. А. Томас отмечает, что политика перевода кочевников была разработана не в Москве, а, «по-видимому… в казахской партийной организации», и такая политика «была результатом глубоко высокомерного отношения к кочевничеству, разделяемого многими русскими и казахскими (курсив мой. – Ф. С.) коммунистами с первых дней Советской власти»

.

Не до конца проясненным вопросом остается связь депортаций народов, осуществленных в СССР в 1930—1940-х гг., и освоения территории «кочевых» регионов. В целом историки не пришли к единому мнению о причинах депортаций народов СССР во время Великой Отечественной войны: в основном указываются «устрашение», «возмездие» противнику и его союзникам в связи с началом войны, наказание за «пособничество» врагу во время оккупации, «превентивные меры» и освобождение стратегически важных областей страны от «потенциально нелояльного» населения, решение национального вопроса

. Тем не менее отмечаются и экономические причины, что напрямую касается судьбы «кочевых» регионов, в которые были переселены депортированные люди. С.Ш. Казиев пишет, что с 1929 г. Казахстан оказался открыт не только для добровольного переселения, но и для массовых депортаций. Кроме того, после голода начала 1930-х гг. здесь возник острый дефицит трудовых ресурсов

. Л.П. Белковец отмечает, что в предвоенный период «советское руководство намеревалось заселить малоосвоенные территории Сибири, Казахстана и Средней Азии, создав на них прочную тыловую базу для предстоящей войны»

. И. Огайон сделала вывод об актуальности цели освоения этих регионов в годы Великой Отечественной войны

, а С.И. Асхаков говорит о том же относительно послевоенного периода, когда из этих регионов были реэвакуированы специалисты, отправленные туда в годы войны

. Р. Киндлер считает, что задачей заключенных и спецпоселенцев было в том числе освоение целины

. Т.Е. Васильченко сделала вывод, что «депортации… соответствовали концепции принудительного труда, считавшегося экономически эффективным. Именно поэтому всех депортированных расселяли по богатым природными ресурсами, но малонаселенным районам страны»

.

Преемственность политики Российской империи и СССР в отношении кочевых народов также остается дискуссионным вопросом. М. Ходарковски сделал вывод, что такая преемственность была: «Колониальное наследие Российской империи… было унаследовано советским режимом в 1917 г. В следующие 74 года советское правительство имело дело с такими же конфликтами, пусть даже с несколько другими целями и дилеммами»

. А. Томас считает, что «кочевничество сформировалось в советском воображении во многом из старых инстинктивных предрассудков царской эпохи», и «коммунистическая мысль о кочевниках действительно напоминала размышления царских чиновников»

. Современные казахские историки также полагают, что между колониальным и советским периодами не было разрыва: «захват» Россией казахских земель в течение XIX в. «неизбежно предвещал насильственную и гибельную оседлость в XX в.»

. Однако другое мнение высказал М. Гаммер: «Большевики отвернулись от прошлого России и решительно отвергли его»

. В. Коларц отмечал существенные различия в последствиях переселенческой политики Российской империи и СССР, так как «советская колонизационная политика пошла дальше» дореволюционной

.

Спорным вопросом является сравнение политики России и европейских стран. Некоторые историки находят у них сходство. Э. Шатц полагает, что «быстрое завоевание царской Россией Средней Азии имеет много параллелей» с «лихорадочной борьбой за африканские колонии»

. Н. Пьянчола сравнил опыт казахов и киргизов с историей «колонизации других территорий вне Европы, населенных неоседлым населением», – например, британской колонизации Австралии, где применялся принцип захвата «ничьей земли» (terra nullius)

.

Однако те же самые ученые находят и различия. Так, Э. Шатц пишет, что процесс присоединения «кочевых» регионов к Российской империи все-таки был уникальным, так как «даже в Африке редкими были случаи, когда население без государства так радикально и так быстро поддалось чужим государственным институтам»

. Н. Пьянчола отмечает, что в британской колониальной политике и царской политике в Центральной Азии имелись отличия: в России фактически не было местного самоуправления и вся земля принадлежала государству. Кроме того, в отличие от того, что происходило в колониях европейских стран, ни Российская империя, ни тем более советский режим, за исключением некоторых периодов, никогда не идентифицировались с колонистами

, которые селились на окраинах страны сами по себе, без участия государства.

Следует отметить, что в XX в. процесс перевода кочевников на оседлость шел не только в СССР, но и во многих других странах мира (хотя ранее программы обоседления чаще всего имели очень ограниченный успех

, современные технологии дали «оседлому» государству подавляющую силу для осуществления этой задачи

). Оценка судьбы кочевой цивилизации в новейшее время и политика иностранных «оседлых» государств в отношении кочевников также вызывает среди ученых дискуссии.

Во-первых, исследователи делают вывод о неизбежности кризиса кочевой цивилизации. Ж.Б. Абылхожин считает, что одной из причин этого кризиса является то, что она «постепенно исчерпывает свой экологический и технологический потенциал»

. Многие ученые констатируют, что под воздействием «оседлой» цивилизации номадизм «постепенно разлагается», «отмирает»

, с перспективной угаснуть окончательно

. Французский ученый Л. Леюро вообще призывал дать кочевничеству «хорошо умереть»

. В начале XXI в. некоторые ученые на вопрос «Конец номадизма?» дают положительный ответ

.

Кроме того, мнение об «отсталости» и других негативных чертах кочевой цивилизации было в определенной степени использовано в своих целях «оседлыми» государствами, которые разделяли идеологию «седентаризма» (представление о кочевниках как о диких, нецивилизованных грабителях, не способных что-либо производить самостоятельно)

. Некоторые ученые на Западе рассматривают «седентаризм» как «специфическую форму расизма, которая исходит из того, что оседлый образ жизни является нормой, а кочевание – аберрацией»

. В ряде стран мира эта идеология была использована, например, в пропаганде, направленной против арабов-кочевников

, а в Великобритании местные номады иногда подвергаются уголовному преследованию даже «не за свои действия, а за само свое существование»

.

Однако есть и другое мнение о перспективах кочевой цивилизации. Еще до революции в России писали о выгодности сохранения кочевничества, особенно при его усовершенствовании и достижении «наивыгоднейшей эксплуатации живого инвентаря»

. Известный исследователь Сахары Р. Капот-Рей в 1940-х гг. отмечал, что по климатическим причинам кочевничество является лучшим способом использования этого региона

. На современном этапе некоторые ученые придерживаются мнения, что кочевая цивилизация выжила, «устояла перед административными нажимами и соблазнами оседлости»

и в глобализующемся мире не утратила «свой продуктивный и адаптивный потенциал»

. Поэтому данный тип хозяйства необходимо сохранять, поддерживать, включать как составную часть в политические и социально-экономические структуры «оседлых» государств