-Все понял, шеф,– перебил его Дерюгин.– За час решим проблему. Трехкомнатная квартира на Котельнической набережной для начала устроит?
-߅
-Все понял, – повторил Дерюгин.– Будет там и одежда, и продукты питания в холодильнике. Можно сразу с прислугой.
-Нет, не надо прислуги! – почему-то испугался Феликс. Все происходящее ему напоминало наркотический сон. Неужели все так живут, ну те, что приближенные к вершине?
-Ему Зоя секретарша, наверное, понравилась, – ввернул журналист.– Я бы тоже не отказался.
-А я?! – возмутилась Катерина Стрункина.– Я разве не понравилась вам, шеф?
-Понравилась, конечно, только…
-Правильно!– воскликнул Нафталин.– Спать с бухгалтером, все равно, что с денежным мешком. Никакого удовольствия.
-Сам ты мешок, Мотя! – обиделась Катерина и запустила в него стаканом со стола Феликса.
Стакан, отскочил, видно, от крепкого лба Нафталина и полетел прямиком в окно. Раздался звон разбившегося стекла. Феликс вскочил с кресла, в кабинет ворвалась испуганная Зоя:
-Что, что здесь происходит?!
-Ничего,– успокоил секретаршу Нафталин.– На счастье.
Под вечер в фонд заглянул глава управы Афанасий Никитин.
-Ну как устроились?– спросил он, лукаво глядя на Феликса.
За него ответила Зоя:
-Тесновато для такого великого дела.
-Да, дело великое,– задумчиво произнес главуправ.– Завтра в 10.00 совещание в префектуре округа по вопросу улучшения помощи пожилым москвичам. Подготовьте пару тезисов, Феликс Николаевич.
-Зачем?
-Так положено, привыкайте. В четверг коллегия в мэрии, вы должны быть и на ней.
И понеслось. Жизнь Пустоблюдова переменилась, слово по мановению волшебной палочки. Он попал совершенно в другой мир, неведомый, пугающий, но удивительно полнокровный, сочный и яркий. Феликс оделся в лучшем московском магазине, заместитель по транспорту действительно "вскоре" подогнал новенький Мерседес. На совещаниях и коллегиях, благодаря неожиданному таланту ораторства, который в нем открылся, Пустоблюдова встречали уже как своего. Помощников он больше не видел. Зоя сказала, что они руководят процессом где-то в другом месте.
В конце месяца Катерина Стрункина выдала ему две банковские карточки. Одну "Мир", другую золотую от известного немецкого банка.
-Сюда, – пояснила бухгалтерша, показывая "Мир",– будет зачисляться ваша официальная, скромная зарплата руководителя благотворительной организации "Третий глаз" – 37.800. А сюда…словом, настоящая зарплата. В России "немцем" лучше не пользоваться. Откройте счет в каком-нибудь банке-середнячке и через него перебрасывайте с "немца" на "Мир" сколько вам нужно на текущие расходы. Понятно?
-Не совсем, но понятно,– ответил Феликс.– А сколько на "немце"?
-Странный вопрос, – наморщила нос Катерина.– Это не мое дело, мне нужно знать только то, что положено знать. Кстати, Нафталин просил вам передать, что скоро "Третий глаз" переберется из сапожной мастерской в Сити, на 225 этаж башни "Федерация".
-Почему на 225?
-Спросите у Дерюгина.
-Я их обоих давно не видел.
-Так они на Сейшелах, – вскинула удивленно Стрункина. – Разве они вам не сказали? Странно. Открывают там филиал "Третьего глаза".
Теперь удивился даже проходимец Пустоблюдов:
– Фонд помощи московским старикам на Сейшелах? Я думал это просто разговоры.
-А почему бы и нет? Какая разница, хоть в Антарктиде. Да, докладываю, транш из Сибири получен, ждем теперь из Красноярска.
-Это, как его…а пенсионерам-то мы помогаем?
-Еще как! В ваш адрес поступают сотни благодарственных писем не только в мэрию, но и в федеральное правительство.
Об этом Феликс, конечно, знал. Ему не раз в мэрии жали руку за "высочайший вклад в дело благотворительности". А одна полная дама на коротких ножках так внезапно и горячо начала его "за это" целовать, что Феликс чуть не задохнулся из-за сдавленного ее цепкими пальцами горла. "Спасибо вам, дружок. Загляните ко мне вечером на пирожок". Пустоблюдов еле от нее отделался.
И все же что-то Феликса настораживало. Он был рад перемене в жизни, но слишком уж эта перемена была гротесковой, неестественной. Сердце подсказывало, что этот цирк может в любой момент закончиться, тем более что почти каждый день по телевизору показывали коррупционеров всех калибров, задержанных органами.
Однако ветер благополучия и удовольствий вскружил ему голову и о своих страхах он забыл.
В один из дней к нему в кабинет ворвался управдом Себастьян Веточкин. Лицо его было красным, пахло от него как всегда сивухой и псиной, но он был трезв.
-Еле прорвался к тебе через твоих бугаев-охранников.– Веточкин вытер пот рукавом с морщинистого лба.– Поднялся до небес, своих друзей не хочешь видеть.
-Когда это мы были с тобой друзьями, Себа, и чего тебе нужно, чего приперся?
-Фу как ты…Местечко себе тепленького прошу возле твоего корыта, вон как "Третий глаз" светит и гремит.
-Ну а ты-то тут при чем?
-Как при чем? Это же я тебе помог подняться, моя идея! Ты сам об этом газетчикам говорил.
-Не верь газетам, Себа и иди с миром.
-Как так?
-Забыл, как нужно ходить, а не ползать спьяну на четвереньках? Встань и иди, пришел ведь как-то. Или ты только перед моим кабинетом на ноги поднялся? Ха-ха. Проваливай и чтоб я тебя больше здесь не видел.
-Напрасно, Феликс Николаевич. Относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе.
-Это ты своей благоверной расскажи, после того как она тебя в очередной раз огреет утюгом.
-Эх, Пустя…был Пустей, им и остался. Ты об этом пожалеешь. Это ведь я тебя пристроил в дворницкую, когда ни одна собака брать тебя на работу не хотела.
Феликс поморщился. Пустей его давно никто не называл. Но именно так его окрестил Веточкин, когда впервые увидел его паспорт.
-Ты оказался лучшим из всех встреченных мною псов, Себа,– ответил глава благотворительного фонда.– А теперь лизни мою заднюю лапу, если хочешь, и проваливай.