140 бесед с Молотовым. Второй после Сталина

– Да и на пленумах, везде, везде. Заглажено все – у них, конечно, все другое. В этом большая трудность.

– Я выступал на пленуме ЦК комсомола, так мою речь за три месяца посылали в ЦК партии, читали, проверяли…

– Вот, вот. Нет, раньше мы, конечно, не в таких условиях воспитывались.

25.04.1975

– В свое время я открыл Институт международных отношений, чтоб создавать кадры. Мое детище. Но сейчас партийного духу там мало.

16.07.1978

– Какой я дипломат? Я не владею ни одним языком иностранным.

– Но ты же языки знаешь, по-французски свободно читаешь, я видел, да и по-английски и по-немецки, – говорит Молотову писатель С. И. Малашкин. Они дружат с 1919 года.

– Немного я мог на основных языках, но не по-настоящему. В ООН всегда с переводчиком. Ни один язык я не довел до конца. Поэтому и дипломат я не настоящий.

– Но я помню, как в ООН ты поправил переводчика, когда тот неточно выразил твою мысль…

– Я вот был министром – ведь не владел иностранными языками. Прочитать по-немецки, по-французски и кое-что понять в разговоре я мог, но самому отвечать уже трудно. А английский только в последнее десятилетие стали пускать в ход. Это был мой главный недостаток для дипломатии.

– Речь Гитлера после нападения Японии на Перл-Харбор вы переводили Сталину? Сталин попросил вас послушать и сообщить ему – было это?

– Так было, конечно.

17.07.1975

Знание языков

Молотов говорит, что не знает иностранных языков. Однако, читает Мопассана по-французски, Каутского – по-немецки… Я помню из детства, что в газетах писали, как он в ООН поправил переводчика, неточно переведшего с английского.

Сказал, что языки учил в ссылке.

24.07.1978

– И у Сталина другого не было, кому доверить внешнюю политику.

– Это другое дело, – говорит Молотов. – Я находился за границей не раз и в самых разных обстановках. Обо мне написано не только сторонниками. Но и противниками. За дурака меня не считали.

– Вот вы говорите: резервировать за собой возможность вернуться к этому вопросу. Так ведь дипломаты говорят.

– Я не настоящий дипломат, – утверждает Молотов.

– Из всех советских людей так считаете только вы один. Потому что все советские люди считают вас дипломатом № 1. Да и не только советские – даже Черчилль!

– Он имеет право, а вы не имеете. Я считаю себя политиком, а не дипломатом, прежде всего.

– А какой хороший дипломат – не политик?

– Рассуждение неправильное. Потому что политики бывают выше, чем дипломаты. Ну так поэтому и нельзя называться дипломатом. Неудобно.

– Даллес назвал вас лучшим дипломатом двадцатого века…

– Было дело под Артуром, – отшучивается Молотов.

– Черчилль написал, что Молотов был «тщательно отшлифованным дипломатом…». Вот что он о вас пишет:

«Человек, которого Сталин тогда выдвинул на трибуну советской внешней политики, заслуживает описания, которым в то время не располагали английское и французское правительства. Вячеслав Михайлович Молотов – человек выдающихся способностей и хладнокровно беспощадный. Он благополучно пережил все страшные случайности и испытания, которым все большевистские вожди подвергались в годы торжества революции. Он жил и процветал в обществе, где постоянно меняющиеся интересы сопровождались постоянной угрозой личной ликвидации. Его черные усы и проницательные глаза, плоское лицо, словесная ловкость, невозмутимость хорошо отражали его достоинство и искусство. Он стоял выше всех среди людей, пригодных быть агентами и орудием политики такой машины, действия которой невозможно было предсказать… Я встречался с ним только на равной ноге, в переговорах, где порой мелькала тень юмора, или на банкетах, где он любезно предлагал многочисленные, формальные и бессодержательные тосты. Я никогда не видал человеческого существа, которое больше бы подходило под современное представление об автомате. И все же при этом он был, очевидно, разумным и тщательно отшлифованным дипломатом. Как он относился к людям, стоящим ниже его, сказать не могу. То, как он вел себя по отношению к японскому послу в течение тех лет, когда в результате Тегеранской конференции Сталин обещал атаковать Японию после разгрома германской армии, можно представить себе по записям их бесед. Одно за другим щекотливые, зондирующие и затруднительные свидания проходили с полным хладнокровием, с непроницаемой скрытностью и вежливой официальной корректностью. Завеса не приоткрывалась ни на мгновение. Ни разу не было ни одной ненужной резкой ноты. Его улыбка, дышавшая сибирским холодом, его тщательно взвешенные и часто мудрые слова делали из него идеального выразителя советской политики в мировой ситуации, грозившей смертельной опасностью. Переписка с ним по спорным вопросам всегда была бесполезной…

Вся его жизнь прошла среди гибельных опасностей, которые либо угрожали ему самому, либо навлекались им на других. Нет сомнений, что в Молотове советская машина нашла способного и во многих отношениях типичного представителя – всегда верного члена партии и последователя коммунизма. Дожив до старости, я радуюсь тому, что мне не пришлось пережить того напряжения, какому он подвергался, – я предпочел бы вовсе не родиться. Что же касается руководства внешней политикой, то Сюлли, Талейран и Меттерних с радостью примут его в свою компанию, если только есть такой загробный мир, куда большевики разрешают себе доступ».

Это я выписал из «Второй мировой войны» Черчилля.

Он ставит вас рядом с самыми великими дипломатами всех времен!

– Нет, я не считаю себя дипломатом, – говорит Молотов. – Политиком – да. Это тоже марка не меньшая, конечно.

30.07.1970, 07.05.1975, 08.03.1985, 09.05.1985

На том свете

– Черчилль пишет, что такие дипломаты, как Талейран, Меттерних, если есть загробная жизнь, с удовольствием примут Молотова в свою компанию.

– На том свете. Пока еще живем, – подмигивает Молотов.

16.01.1973

Выдвиженцы

– Зимянин, Зорин, Добрынин – мои выдвиженцы. Гришин приходил ко мне просить любую работу, когда его выгнал Капитонов…

16.07.1978

Типично русский

Добрынин посочувствовал американцу, который переселился в другой квартал из-за того, что рядом стал жить негр:

– Типично русский человек! Даже чересчур русский.

16.07.1978

– А в Чили плохо получилось.

– В Чили при всем том, что временно. У нас тоже 1905 год был поражением, а в 1917-м мы победили. А без 1905 года не победили бы в 1917-м. Вот это надо учесть. Это надо понимать. А то вот – давайте им сейчас! А нет – плохо. Чаепитчики. Все на готовом, на блюдечке поднесли бы – вот это да.

– К сожалению, таких очень много.

– Много, и надолго много.