Как я охранял Третьяковку

Насадный А. А. оказался важным пареньком небольшого роста с непропорциональной его телосложению золотой цепью на шее и двухлитровой бутылью «Фанты» в руках. Он был утомлен солнцем и никак не выказал своей радости от встречи со мной. «Фанты», по крайней мере, не предложил. Мы поднялись на лифте в маленький номер, служивший пресловутым «офисом», где, сидя на кухне, я заполнил полагающиеся в таких случаях анкеты. Насадный очень внимательно прочитал про полное отсутствие моих родственников на оккупированных территориях, и вдруг серьезно промолвил:

– А вы знаете, как у нас строго с дисциплиной?

– Знаю, – ответил я, привстав со стула, и предано помахивая хвостом. – Меня это нисколько не пугает. Я люблю дисциплину!

Полностью удовлетворившись моим ответом, Насадный сгреб все заполненные мной бумажки в стол и заключил:

– Так. Поезжайте к Шныреву, он вам разъяснит ваши дальнейшие действия.

При этих его словах как будто какие-то крылья выросли у меня за спиной. И, казалось, вокруг звучала прекрасная мелодичная музыка. И прохожие были все как на подбор – милые и добрые красавцы с одухотворенными лицами. И вообще, все было прекрасно в тот исторический момент.

Одним духом домчавшись до Третьяковки, я побежал в дежурку. Сергей Львович опять кушал лапшу. В глазах его при моем появлении явственно обозначился вопрос. Он так посмотрел на меня, что сразу вспомнился пожилой волк из мультика: «Шо, опять?!». Я сбивчиво передал ему наставления заместителя Зевса.

Против моего ожидания, Сергей Львович не проявил сколько-нибудь заметного энтузиазма. Он не бросился ко мне на грудь в счастливом помешательстве, и мы не стали, взявшись за руки, подпрыгивая и восклицая «Ай-на-нэй!», кружиться в гуцульском чардаше.

Он только переспросил:

– Да? И что же я должен вам разъяснить?

Причем, блять, таким скептическим тоном, будто не сомневался в том, что всю эту дичь про разъяснения я сам только что придумал по дороге!

Однако, наблюдая мое искреннее замешательство, начальник смены смягчился. Мне было наказано ехать домой, терпеливо сидеть на копчике и ждать условленного сигнала. Ну я и поехал себе. А что мне еще оставалось делать? Ночью мне снился ЧП и Сергей Львович. ЧП летал вокруг меня на чугунной скамейке и, строго грозя пальцем, все повторял: «Смотри у меня, говнюк!».

Ждал я две недели. Как дурак, право слово. Подлый Кулагин, совершенно самоустранившись от решения моих проблем, укатил с увеселительными намерениями в Петроград. Мне удалось поймать его буквально за минуту до отъезда. Кулагин, не дав и слова вставить, с ходу наврал, якобы Сергей Львович с нетерпением ждет моего звонка в ближайший четверг. После чего немедленно повесил трубку. На повторные вызовы никто уже не откликался

В четверг я, раздираемый самыми противоречивыми чувствами, с самого утра яростно названивал по заветному номеру телефона.

Востребованный мной к аппарату Сергей Львович, был даже как будто немного раздосадован, вновь услышав мой голос…

Точно не помню о чем мы говорили, помню только, что разговор закончился небольшим препирательством насчет даты моего выхода на службу. Я предлагал понедельник, Сергей Львович настаивал на пятнице. Мол, с корабля да на бал, нечего там хвостом крутить! Поломавшись для вида, но все же, сообразив, что сейчас не время показывать гонор, я уступил.

Спустя какое-то время я узнал, что любезному Сергею Львовичу стоило немалых трудов пропихнуть мою кандидатуру. Что, невзирая на протесты ЧП, он лично ходатайствовал за меня перед высшим курантовским руководством. Тогда же, летом 1996 года я все лавры самонадеянно приписал только лишь своей настырности, да превратностям судьбы.

Так завершилась эпопея моего внедрения в слаженный, работавший как единый механизм коллектив ЗАО ЧОПа.

Неожиданно выяснилось, что мне не в чем нести службу. Буквально нечем прикрыть наготу! Лишь порывшись в шкафу, я откопал некий костюмчик, который почистил и даже в меру своего разумения погладил. Штаны оказались мне длинноваты, а пиджак теснил в плечах. Пришлось карнать порты на швеймашине. Сморенный этими хлопотами, я уснул далеко за полночь. Наутро, напялив это изделие немецкой швейной промышленности и какие-то коричневые полуботинки, я, внутренне робея, покатил на свою новую работу.

4. Остров Пасхи и его каменные истуканы

Вообще у Третьяковской галереи много входов и выходов. Однако для посетителей доступны только два из них: Главный вход, и дверь, через которую они покидают музей, она же Служебный вход. Можете попробовать проникнуть в Галерею через административный корпус, но вас вряд ли пустят. Через Дипозитарий даже и не пытайтесь. Если будете настойчивы, то там запросто могут еще и пальнуть на поражение – у них приказ. Вот через Экспертизу пустят. Только для этого вам надо будет тащить какую-нибудь картинку на освидетельствование. Радости в том, поверьте, не много. Тут ведь, понимаете, какая штука…

Допустим, была у некоего гражданина двоюродная бабушка из старорежимных старушек, благородная вдова дедушки – бывшего красного конника, а впоследствии профессора языкознания, депутата Моссовета и Лауреата госпремий. Бабушка проживала себе, проживала в квартирке на «Университете», а потом возьми, да и поставь кеды в угол. Дело житейское, мы все умрем.

Кроме жилплощади, ржавой «двадцать первой» «Волги» и облезлой болонки Генриетты внучеку по наследству отходит картина маслом с условным названием «Осенний пейзаж», или «Портрет неизвестного в шляпе». Ну и начинается…

Советский человек, он ведь по сути своей, увы, но стяжатель. Как размышляет советский стяжатель при подобных обстоятельствах? Он размышляет примерно так: «Квартирка – оно, конечно, хорошо. Однако есть еще вот это разрисованное вафельное полотенце. Неплохо было бы его тоже конвертировать в СКВ. Слыхал я, будто нынче живопись в цене».

И возможно ему уже мечтается, что унаследовал он нечто совершенно особенное, произведение искусства редкого культурного масштаба. И в воображении, знаете ли, маячат уже всякие невольные видения. Тут тебе и аукционы Кристис-Сотбис, и гигантские газетные заголовки: «Сенсация! Считавшийся утерянным шедевр великого Залупкинда снова обретен!», и отдельные квартиры-пентхаусы по соседству с парикмахером Зверевым, и автомобиль-иномарка Porshe Cayenne, и белые зубы-имплантанты, и «домик в Жаворонках с коровой, да с кабанчиком», и еще многое подобное.

Ага. Ну да, ну да…

Мечтаться-то может что угодно и в каких угодно количествах. Это совершенно не возбраняется, и даже признается современной наукой как полезная, оздоровительная для организма процедура.

Но, милые мои, очнитесь от грез! При отсутствии сертификата подлинности с печатями и штампами все это, к сожалению, есть лишь бесполезное сотрясание тонких чувственных сфер. Без упомянутого сертификата картина стоит ровно столько, сколько стоили холст и краски – рублей тридцать. Ну хорошо, пускай триста, хотя это только из уважения к вашим инвестиционным ожиданиям. Обзавестись же сертификатом, – этим золотым ключиком в мир богатых и знаменитых – можно только в Экспертизе.

Финал истории обычно печален. На деле, то есть в Экспертизе непременно выяснится, что самое место вашему шедевру в дачном клозете, в аккурат между отрывным календариком с народными приметами и подшивкой журнала «Огонек».

Так что, мой вам совет, не ходите в Экспертизу. Это вас только расстроит и ничего больше. Лучше повесьте тот пейзажик (или, что там у вас) дома над диваном и тихо любуйтесь им. Поверьте, он не станет ни на грамм хуже, если в результате долгих исследований вдруг выяснится, что написал его не общепризнанный, официальный гений Залупкинд, а безвестный художничек живший с ним примерно в одно время. Жаль, но бедняге повезло значительно меньше чем Залупкинду. Это в том смысле, что по каким-то причинам официальным гением было решено назначить не его.

Для того, собственно, и существует сплоченное коммьюнити искусствоведов, хранителей и экспертов. Специально обученные кадры профессионально занимаются сооружением такой, в общем-то, эфемерной конструкции, как рынок художественных ценностей. Эфемерная-то она эфемерная, но, между прочим, оборот этой небольшой блошиной толкучки вполне сопоставим с оборотом рынка оружия. Это миллионы, это миллиарды, это трудно поддающиеся воображению горы денег! Игра очень даже стоит свеч.

С другой стороны, цена картины обычно не так очевидна, как цена танка или вертолета. Что шедевр, а что нет? Что стоит денег, а чем только стенку в свинарнике подпирать? В принципе, ошибиться – раз плюнуть. Поэтому крайне желательно иметь под рукой каких-нибудь специалистов, которые в состоянии эту цену определить и хоть как-то аргументировать. Что ж, здесь заминки не будет.

Таких специалистов готовят в соответствующих учебных заведениях, где седовласые профессора тактично и ненавязчиво забивают им в головы гвозди нужной длины: «Вот этот гений и светоч. Понял?» – «Понял». «А вот этот бездарность и вторичный пачкун. Запомнил?» – «Запомнил». «Садись, пять». Через несколько лет подобных тренировок специалист готов. Теперь он может нести искусствоведческую чушь самостоятельно, без посторонней помощи. Зайца тоже можно научить курить.

Забавно, но все это будет называться «высшим образованием» и «прививитым художественным вкусом». После такой прививки думать своей головой у них получается уже не всегда. Отныне и навек свежевыжатые эксперты оказываются привязанными к некой сетке координат. Все то, что находится за пределами этой сетки они объявляют ересью, богохульством, и даже отказываются вообще признавать реально существующим в природе.

Между делом заметим, что коньюктура на рынке и глобальная ценовая политика – прерогатива уже совсем других людей, той самой загадочной мировой закулисы, о которой мы, скорее всего, так никогда не узнаем. Профессора с факультетов изящных наук откровенно не тянут. Смешно полагать, будто эти божьи коровки имеют влияние в серьезных денежных вопросах.

Лично я не верю, что эта огромная искусствоведческая туша безголова и саморегулируема. Должен быть какой-то мозговой центр, неумолимая руководящая и направляющая сила. Кто именно решает, что, например, в текущем сезоне гвоздем программы является импрессионист Джексон, а в следующем будет особенно востребован маринист Джонсон? Кто обрушивает финансовые водопады на модных авторов, жонглирует актуальными тенденциями и рубит магистрали в нужном направлении? Кто заставляет массы бездумно восхищаться банкой томатного супа, или разгадывать олигофреническую улыбку очередной коровы? Кто, в конце концов, как-то так обустраивает дело, что кусок полотна вдруг начинает стоить миллионы долларов? Сие тайна есть великая. Флюктуации и подводные гольфстримы этого процесса надежно скрыты от глаз простолюдинов.

А эксперты… А что эксперты? Смыслом существования экспертов является лишь идеологическое прикрытие ценообразования. Их классовая сверхзадача проста – опираясь на бетон правильно сформированного общественного мнения, делать кассу музеям, галереям и коллекционерам. В том, помимо всего прочего, состоит и их кровная корпоративная заинтересованность. Искусство – это тот огородик, на котором тучные стада экспертов пасутся уже полтораста лет. Другого у них нет, не будет, да им и не надо. Они же не сумасшедшие! У токарного станка пускай дураки стоят.

Печально вот что. Именно в результате деятельности подобных специалистов Пиросмани помирают в канаве, Ван Гоги не могут продать при жизни ни одной своей работы, а Зверевы (не те, которые парикмахеры) за стакан портвейна рисуют на оберточной бумаге удивительные портреты случайных блядей.

Причем вполне может статься, что через какое-то время Система совершит вдруг необъяснимый поворот. И тогда все семь «Подсолнухов» весело уйдут в общей сложности за четверть мегатонны грина, и специально придумают жанр «наивная живопись», и даже сама Третьяковка выделит пару витрин на Крымском валу под работы безвременно ушедшего. Рынок не будет ждать, что-то надо продавать прямо сейчас. «Подсолнухи»? Дайте два!

Если же возвращаться к гипотетическому наследству нашего внучатого племянника, то придется его маленько разочаровать. Поколения искусствоведов кропотливо создавали Систему совсем не для того, чтобы вот так запросто приходили какие-то левые чуваки с такими же левыми картинками и горячим желанием подзаработать. У них все схвачено, мышь не проскочит.

Рыночную стоимость картины эксперты определяют отнюдь не по ее «симпатичности», или какой-нибудь там «эстетичности». Это, вспоминая авангардных феноменов, вообще есть понятие весьма условное и субъективное. Экспертов, как ни странно, не слишком интересует «что» нарисовано. По большей части их интересует «кем» и «когда» нарисовано. Основной критерий – наличие подходящего автографа в углу холста. В сущности, вся экспертиза сводится к установлению его подлинности. Взять хотя бы историю с самодельными яйцами Фаберже, на которых стояли настоящие клейма фирмы. Яички шли у экспертов «на ура» ровно до тех пор, пока совершенно случайно не всплыл этот досадный факт.

Если по поводу автографа имеются сомнения, то дело несколько осложняется. В этом случае эксперты могут полгода терзаться сомнениями, чтобы в конце концов объявить: «Ваши не пляшут! Повторная рентгеноскопия показала, что это никакой не Залупкинд, хотя, сцуко и очень похоже, почти не отличишь. Вроде и манера письма идентична, и традиционный для его творчества мотив пасторального пейзажа имеет место быть, и вот этот характерный оттенок зеленой листвы, подсвеченной заходящим солнца… Но не он, не Залупкинд. Под верхним красочным слоем обнаружен еще один. На нем забацан олимпицкий медвед и бутылка «Тархуна»!».

Однако на вопрос: «Так какого же арапа вы, господа хорошие, сразу не сказали? Неужто не заметно? Где же был ваш знаменитый художественный вкус?» – они в девяти случаях из десяти не смогут ответить внятно. То есть ответят, конечно, но всякое бла-бла-бла. Что-нибудь бесконечно идиотское, вроде «без спектрального анализа было невозможно определить авторство произведения».

Пардон, если «без спектрального анализа невозможно», то чем же тогда это произведение хуже вон того, что висит в красном галерейном углу, а? Будьте любезны, поясните разницу. В этом месте вас, скорее всего, с жалостливой улыбкой на лице обвинят в безграмотности и культурной инвалидности. Других аргументов не будет, не ждите.

Я вам сам отвечу. Вас ведь не удивляет тот факт, что кепка SI или Burberry стоит в десять раз дороже, чем такая же, но, скажем, Umbro? Ну и все. Это иррациональный мир, в нем рациональны только ваши деньги.

Короче, не стоит идти через Экспертизу. Ступайте в Третьяковку как частное лицо, как простой любитель через Главный вход. В Галерее есть пара картинок, на которые действительно стоит посмотреть.

Но это так… Положенное мне как автору лирическое отступление. Тягостная повинность. Не принимайте всерьез.

Впрочем, специально для экспертов хочу сделать заявление. Мне плевать на то, что вы думаете по этому поводу. Я простой человек с рабочей окраины, и я не обязан верить будто бы квадрат – самое прекрасное, что только можно написать красками на холсте. Понимаете, мне в отличие от вас за эту веру денег не платят. Так что бред про гармонию световых пятен и экспрессию ломаных линий оставьте себе и узкой группе заинтересованных лиц. Мне лично делается смешно, когда меня ставят перед криво намазанной херней и пытаются убедить в том, что это есть шедевр, на который я (если хочу прослыть культурным приматом) молиться должен.

Давайте так. Ваша профессия разбираться в изобразительном искусстве? Чудесно. Вот и разбирайтесь на здоровье. Но только тихо, без куклуксклана и мракобесия. Признайте уж, пожалуйста, и мое маленькое право иметь собственное мнение. А не то пожалуюсь в Хельсинскую группу. Там шутить не любят, чуть что – сразу вызывают Шестой флот.

Вернемся к входам и дверям Третьяковки.