Просто жизнь

Матери жены посвящается

Тот сорок первый не забыть мне никогда,
Тот год ужасный – и опасный, и смертельный,
Тогда в стране всем было не до палача,
Который утопил страну в той бойне предвоенной.

Военкоматы – там огромная и тихая толпа,
С призывом сердца ведь не совладаешь,
А чем окончится то завтра – не вчера,
И чем окончится твой путь, ты этого не знаешь.

Винтовку в руки – образцу уж сорок лет.
С одною пулею там вздергивай затвор – стреляет,
Так, из такой стрелял в французов мой отец,
Там в Первую, как из такой стрелять, не понимаю.

Одна граната в руки – патронташ,
Вчера десятилетка, а сегодня – скатка.
Верхам ведь все равно, ты мертвый иль живой,
И предстоит назавтра новобранцам схватка.

Просчитано так все неправильно, пойми,
У немцев даже ранец из оленьей кожи,
И посмотри, что в ранце там внутри,
Не удивляйся, в «Кащенко» ты попадешь, похоже.

А там внутри от фройляйн письмецо,
Тушенка там и шоколад отменный,
На шее бляха с номером, коньяк и шнапс,
И пулями заполнен патронташ военный,

А автомат!!! Его не надо перезаряжать.
Полроты он уложит без промашки.
И что такое перед ними наш необученный солдат?
Для них он не солдат, ну так себе, букашка.

Начни с Норвегии и дальше при на юг,
До Португалии и Африки все смазано, как надо.
Да плюс еще немецкий «квалитет»,
И отпуск к фройляйн полагается солдату.

Еще плюсуй – немецкий наверху головорез
Лелеял и щадил командных высших офицеров,
А наш головорез их просто истребил,
А заодно солдатских – и отцов и дедов.

Москва – пустыня. Тут и там стоят ежи,
Сварили их из двухтавровых балок,
На окнах камуфляжные везде щиты,
И тысячи мешков с песком, где это надо.

На улицах защитных дирижаблей рой,
Авоськами накинутых сетей – «Феллини»,
Их держат девочки шестерками по сторонам,
Они плывут по площадям в моих глазах доныне.

Военкоматы – девочки в носочках, туфельки на ремешке,
В то никуда мальчишек, провожая, плачут.
Труба и туба утонула там в фальшивом «ре»,
И осеняют их родители крестом – так, на удачу.

Средь добровольцев, ожидающих в толпе.
Лет двадцати семи там женщина стояла,
Намного старше молодых призывников,
И время на комиссию спокойно ожидала.

Красивою и статною та женщина была,
И воевать за Родину была готова,
И дочку чудную четырехлетнюю на свет произвела,
А звали эту женщину Елена Алексеевна Орлова.

Столица вымерла, преследует всех страх,
Из громкоговорителей несется голос Левитана,
Ведь он сейчас зачитывает Молотова речь.
Война. Стране нанесена зияющая рана.

Ну, как и почему случилось вдруг?
«Ведь разве мы такое заслужили?»
Министр иностранных дел такое произнес!
Как будто гордости и нет, ну, нет ее в помине.

Ведь как холИли и лелеяли Германию свою,
Вооружали задарма, огромные составы гнали,
Вооружили, миллионы добровольно сдались в плен,
А тыщу лет в России ведь такого не видали, не слыхали.

Чехословакию и Польшу растерзали на троих,
И планы Молотова-Рибеитропа подписали.
А Франция и Англия довольны были тем.
Что шкуру собственную Гитлеру не проиграли.

А о последствиях не думали, там не было ума,
Париж захвачен был, а Польша вся разорена.
Не знали? Руины Ковентри и Лондона лежат в пыли,
Как так придумать? Миллионы пострадали.

Ну вот, война приблизилась к концу,
И мать моей жены с оружием прошла до Вены,
Контужена, а фотография