Кухарка из Кастамара

– Она меня выгонит, – сказала Кармен. – Я не умею готовить так, чтобы соответствовать господину…

– Я умею, – уверенно ответила Клара. – Если позволишь, то уверяю тебя, что дон Диего и его друзья получат лучший обед из тех, что они когда-либо пробовали.

Кармен посмотрела на нее как на ангела, осознав, что сможет и дальше получать свое жалованье. Клара улыбнулась, увидев, что обветренное лицо Кармен становится менее напряженным. Ее же лицо, напротив, наполнилось радостью от того, что она целый день будет заведовать кухней Кастамара. Они вместе вернулись на кухню и там, под руководством Клары, начали готовить обед: для господина и его друзей, а также для прислуги. Так она весь день провела среди печей: без остановки убирала и готовила, будто в распоряжении у нее был целый штат помощников, соответствующий большому дому. Сейчас, когда уже начало смеркаться, она могла лишь сказать себе, что все прошло наичудеснейшим образом, что это был день, о котором можно было только мечтать и за который она отдала бы сто других.

Клара докормила Росалию и вытерла ей губы. Девушка, давно не знавшая ласки, неожиданно обняла ее и назвала по имени. Клара засмеялась, а потом чистым платком вытерла ей лицо и руки. Настоящее чудо, что это создание смогло выжить под присмотром сеньоры Эскривы. Она поднялась, чтобы снова раздуть огонь в печах – как раз к возвращению Кармен и обеих посудомоек после короткого отдыха.

Раздав им краткие указания, она направилась к ответственному за буфет, чтобы приказать помощникам принести вырезку для медальонов. Потом она сходила в службы, отвечающие за подачу еды и фруктов, чтобы принесли сезонные яблоки, очистили их от кожуры и семечек и перетерли в пюре. У нее с собой были две тетрадки, чернильница и перо, чтобы записать все расходы, но стоило ей попытаться открыть дверь, как та резко застопорилась. Ее рука соскользнула с дверной ручки, и она костяшками стукнулась о дерево. Она вскрикнула и, переступив порог, обнаружила, что стоит перед герцогом и что это он помешал двери распахнуться. Клара сделала глубокий вдох и склонила голову, присев в низком реверансе, опять же более подходящем даме, чем служанке.

– Простите, ваша светлость, я не знала…

– Ничего страшного, сеньорита Бельмонте, – прервал ее герцог. – Это я был неосторожен.

Она снова слегка кивнула и сделала легкий реверанс в знак вежливости, про себя отметив, что он любезно назвал ее по фамилии: было очевидно, что дон Диего в какой-то момент поинтересовался по поводу нее.

– Ваша светлость.

– Позвольте взглянуть, – внезапно сказал дон Диего, осторожно беря ее за руку с намерением лишь проверить, все ли в порядке.

Клара почувствовала сильное, уверенное прикосновение и не смогла не поднять головы. Она рассмотрела черты его лица, словно написанные маслом, его янтарные глаза, которые разглядывали ее руку. Она почувствовала, как он, не замечая того, кончиками пальцев нежно поглаживает ее ладонь, и по спине у нее побежали мурашки. Она вспомнила, как дон Диего обнаружил ее подглядывающей за дверью, и захотела извиниться, но герцог поднял глаза и какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга. Через секунду он улыбнулся, кивнул, как это принято у благовоспитанных кабальеро, и отступил на шаг, изящно отпустив ее руку.

– По-видимому, ничего серьезного. Простите еще раз, – повторил он, неожиданно смутившись, и повернулся, чтобы уйти.

Клара сделала вдох и присела в реверансе, но без поклона, и тут герцог остановился и вернулся к ней, будто вспомнил, зачем спускался в кухню. На этот раз она смотрела в пол и ждала, когда господин заговорит.

– Я собирался сообщить сеньоре Эскриве, что сегодня буду ужинать один. Остальные уже поужинали в другом месте, а дону Франсиско и дону Альфредо потребуется лишь легкий ужин. Они вечером вернутся с охоты уставшие, – добавил он.

Повисла тишина, вынудившая ее взглянуть на него, и его медовые глаза снова посмотрели на нее. Ей показалось, что она почувствовала в его словах извинение. Обычно хозяин дома не спускается в эти помещения, и понятно, что сделал он это не ради того, чтобы сообщить сеньоре Эскриве количество присутствующих на ужине, поскольку ему достаточно было передать это через любого из слуг. Она даже не могла себе представить, что привело его сюда. Клара кивнула и продолжила благоразумно хранить молчание, посчитав, что сообщать господину об увольнении сеньоры Эскривы неразумно, раз его еще не поставили в известность. Возможно, донья Урсула не хотела этого делать, пока не возьмет все под свой контроль. Герцог прочистил горло и нарушил молчание:

– Но, кроме нас с матушкой и маркиза, в доме будет еще одна гостья – сеньорита Амелия Кастро, которая поужинает у себя в спальне, – добавил он. – Надеюсь, у сеньоры Эскривы не возникнет проблем из-за столь позднего предупреждения.

Они в третий раз встретились взглядами, и Клара сглотнула, не очень представляя, что ответить.

– Абсолютно никаких, ваша светлость, – сказала она наконец, пряча волнение.

Герцог повернулся, не сказав больше ни слова, а она присела в реверансе, который он уже не увидел. Она постояла, пока он не прошел по коридору и не исчез за углом. Тогда, подумав, что было бы неплохо, если бы одна из посудомоек узнала, что именно сеньорита Кастро предпочитает на ужин, сама не зная почему, поднесла руку к носу и вдохнула сладкий цветочный аромат эфирных масел розы и лаванды, который дон Диего оставил на ее коже.

15 октября 1720 года, поздний вечер

После встречи с сеньоритой Бельмонте Диего ушел таким же заинтригованным, как и пришел. По тому чувству неловкости, которое испытала девушка, когда он заговорил о сеньоре Эскриве, было ясно, что на кухне что-то произошло. Однако герцог предпочел не спрашивать ее об этом, поскольку прекрасно понимал, каким будет ее ответ. Никто из слуг не мог сказать ему, кто приготовил эту божественную пищу днем, но все вместе и каждый по отдельности, включая дворецкого, ссылались на сеньору Беренгер как на единственную, кто сможет точно ему ответить. Если бы он приказал, они обязаны были бы немедленно удовлетворить его любопытство, но Диего полагал, что раз экономка предпочла рассказать ему все лично по возвращении из Мадрида, то этим она хотела избавить его от излишних забот. Именно поэтому его светлость предпочел подождать, уважая таким образом желания своей драгоценной ключницы. Кроме того, тому, кто болтал больше положенного, был гарантирован строгий выговор от нее. Герцог вынужден был признать, что сеньора Беренгер была незаменима в Кастамаре: одно только ее присутствие заставляло работать все имение. Он предполагал, что дон Мелькиадес должен был ее уважать и высоко ценить ее работу, поскольку она была не только экономкой, но и своего рода управляющей, что избавляло его от многих проблем.

Диего не только допускал такое положение дел, но и своим благоволением поощрял ее за усердие. «Если бы она была мужчиной, то была бы лучшим дворецким», – сказал он себе. Он искренне ее ценил, особенно благодаря Альбе, которая при жизни помогала ей в личных делах. И действительно, когда Альбы не стало, он подарил экономке одну из драгоценностей из ее приданого – серебряный кулон с маленьким сапфиром в центре. Ключница не знала, как и благодарить его за это, и с того времени не проходило и дня, чтобы она не начищала его до блеска. Кроме того, наряду с немногими избранными слугами, он включил ее в свое завещательное распоряжение, по которому в случае его смерти она получит определенную сумму.

При этом если для Альбы ключница была правой рукой, то для него, как когда-то для его отца, таким человеком, несомненно, был Симон Касона. Их объединяла любовь к садоводству и взаимодополняемость характеров. Этот старик был, наверное, одним из самых уважаемых им людей, вызывавших у него глубокое восхищение. В отличие от других, которые обязательно воспользовались бы их дружбой для собственного блага, главный садовник никогда его ни о чем не просил, даже когда в чем-то нуждался. Диего хорошо помнил, как в его маленькой комнате протек потолок, и лишь спустя два месяца, в зимнюю стужу, дон Мелькиадес обнаружил, как тот пытался залатать дыру, поднявшись на крышу и к тому же заплатив за материалы из собственного жалования. Когда Диего вмешался, то узнал не только о дыре, но и о том, что у бедолаги сломалась одна из жаровен и что его тюфяк полностью пришел в негодность.

– Боже милостивый, Симон! – отругал его Диего. – Мне кажется неправильным, что я узнаю́ о ваших проблемах только потому, что дон Мелькиадес увидел вас на крыше.

Добрый человек сослался на то, что может справиться сам. Конечно, герцог этого не позволил. Он приказал не только починить крышу, но и перестроить комнату, расширить ее, добавить камин, маленький личный буфет, добротный шкаф и настенные часы. Помимо этого, он приказал сжечь тюфяк и раму и распорядился поставить кровать с небольшим балдахином и перьевым тюфяком. Бедный садовник был тронут до слез и повторял, что не заслуживает такого расточительства. Поэтому герцог искренне ценил старика, который с самого детства был подле него. Он хранил в душе целую коллекцию приятных воспоминаний: то, как Симон находил простой выход из самых сложных ситуаций; полученные от предков знания о садовых деревьях, цветах и кустах; утешение, которое он получил после смерти Альбы в его размышлениях о жизни и смерти всего на земле; его безошибочная манера руководить подчиненными – твердая, но доброжелательная. Симон был преданным и незаменимым человеком в Кастамаре.

Диего прошел сквозь ряд цветников. Уже стемнело, и если бы не лампы, которые обязательно зажигали в сумерках, то он бы его и не приметил. Симон стоял рядом с навесом для инструментов и загружал в пустую тачку компост, от которого шел гнилостный запах. Ему показалось, что старик, чьи руки все еще были мощными, слишком много работает.

– Симон, не поздновато ли для работы? – спросил герцог, ощущая холодный ветерок со стороны гор, который предрекал смену времени года.

Мужчина улыбнулся, добавив морщин своему иссушенному солнцем лицу, и продолжил собирать инструменты. Диего показалось, что Симон, на которого едва падал свет от ламп под навесом, похож на древнюю, примитивную силу самой природы, которая со временем затерялась в этом саду.

– Ваша светлость, растения должны получить удобрение вовремя. Вам это известно лучше всех, – ответил садовник, вешая лопату на место.

– Оставьте все это и подойдите, – мягко приказал герцог, показывая, что пора заканчивать.

– Подождите, ваша светлость, подождите. Секундочку, – сказал тот, пользуясь их дружбой.

Диего вздохнул и подождал, пока старик вернет на место все инструменты, поскольку слишком хорошо знал неутомимый характер Симона, который поступал так из логичной жизненной необходимости доводить дело до конца. Он вспомнил, как в детстве тот всегда говорил ему, показывая, как ухаживать за растениями в парнике, что если уж берешься за работу, то потрать столько времени, сколько нужно, чтобы выполнить ее хорошо. Симон закончил, и они вместе направились к навесам, где садовник, по-видимому, хранил кожаный фартук и перчатки.

– Меня кое-что заинтриговало, хочу спросить у вас… – начал Диего.

Симон кивнул, и герцог немного помолчал перед тем, как задать вопрос, поскольку не хотел, чтобы его любопытство было неправильно истолковано.

– Новая девушка на кухне, – только и произнес он.

Старик улыбнулся, давая понять, что прекрасно знает, о ком идет речь.

– Она подобна ангелу, ваша светлость, – ответил он.

– Сеньора Беренгер сказала, что она умеет читать и писать. На самом деле, я уже где-то слышал имя ее отца, доктора Бельмонте. Говорят, он был уважаемым человеком.

– Сразу видно, что девушка образованная, – сказал Симон.

Диего сделал несколько шагов в сторону второго навеса, сомкнув руки за спиной.

– Я только не могу понять, почему девушка с таким образованием предпочитает работать у печей на кухне, а не выйти замуж или стать гувернанткой, – размышлял он.

Сеньор Касона слегка пожал плечами и искренне сказал:

– Несомненно, в этом есть что-то странное. С такой красотой и усердием она могла бы покорить сердце любого мужчины.

Диего кивнул. Было очевидно, что девушка обладала чарующей красотой и, несмотря на то, что ей, должно быть, было уже за тридцать, она все еще была способна родить ребенка и найти хорошего мужа. Несомненно, ей не повезло сделать это при жизни отца, когда он мог дать за нее хорошее приданое и уважаемое в мадридском обществе имя.

– Честно говоря, ваша светлость, думаю, я не смогу развеять ваши сомнения. Единственное, что в моих силах, так это заверить вас в том, что она настоящий ангел, – повторил свои слова Симон.

Герцог не стал дальше расспрашивать его про сеньориту Бельмонте. Старик не только подтвердил то, о чем он догадывался, даже просто находясь в присутствии девушки, но и признался в своей особенной симпатии к ней. Диего остановился, чтобы Симон смог продолжить свой путь к навесу, полному кожаных фартуков, перчаток, усеянных шипами, и соломенных шляп. Садовник попрощался и пошел, слегка сгорбившись, размеренным шагом, будто бы жизнь никогда не заканчивалась. Он успел пройти всего несколько метров, как герцог снова его окликнул.

– Симон, вы, должно быть, знаете, кто готовил сегодня днем? – спросил он, пытаясь не придавать важности своим словам.

Старик, который был мудрее и хитрее, улыбнулся. Он знал об этой манере Диего задавать неожиданные вопросы. Не останавливаясь, чтобы его не заставили рассказывать, он лишь повернул голову и взглянул на герцога.

– Никоим образом не хочу вас обидеть, но об этом вам лучше поговорить с доньей Урсулой – вы же знаете, что случится, если ваша светлость пожелает услышать это от меня…

Тогда дон Диего засмеялся и махнул рукой, чтобы тот не обращал внимания на вопрос.

– Ладно, ладно, – сказал он. – Подожду ее возвращения.

Так он и поступил, и после того, как Альфредо и Франсиско попрощались с ним и отправились в свои покои, ему ничего не оставалось, как в одиночестве насладиться ужином, достойным короля. Его светлость с удовольствием съел густой суп, восхищаясь в этот раз базиликом и мятой, вкусом хлебного мякиша, омлета и каплуна, в меру нежного, как и айвовый соус. После этого управляющий поднял клош с фарфоровой тарелки и явил ему медальоны из телятины в соусе, тушенные на медленном огне с луком, чесноком и мякотью свежего томата. Он вдохнул аромат и распознал запах дров и дыма, а также богатую смесь специй, которыми было приправлено рагу на основе семян тмина, кориандра, шафрана, черного перца и щепотки имбиря. Блюдо изящно дополняла вазочка для варенья, расписанная голубыми цветочными мотивами, полная несравненного яблочного сиропа и украшенная округлыми лепестками белых тюльпанов. И снова, как днем, сеньору Элькисе пришлось глотать слюни, чтобы сдержаться от комментария по поводу аромата, который источал ужин. И в завершение герцог отведал воздушное творожное суфле с ежевикой, поданное с маленькими свежеиспеченными пирожными из слоеного теста с корицей и мельчайшей сахарной пудрой. Съев его, Диего чуть было не поддался искушению уступить чревоугодию и попросить еще одно. Несмотря на прекрасно подобранное сочетание вкусов, нежность теста и медовую пропитку, он устоял и предупредил сеньора Элькису, что не хотел бы, чтобы до возвращения сеньоры Беренгер уносили остатки ужина. Так он прождал ее до позднего вечера, примерно до одиннадцати, читая «Иудейскую войну» Иосифа Флавия и наслаждаясь бокальчиком анисового ликера.

Было уже поздно, когда наконец вошла сеньора Беренгер. Она подошла к креслу у камина, в котором сидел герцог, и сделала реверанс.

– Ваша светлость, я поспешила к вам, как только вернулась, – извинилась она.

Диего кивнул и указал на тарелки, которые еще не убрали со стола.

– Сеньора Беренгер, кто приготовил этот ужин? – спросил он с легким нетерпением, желая узнать секрет. – Кто приготовил сегодня обед?

Она сглотнула в ожидании неприятностей или возможного недовольства с его стороны.

– С вашего позволения, господин герцог, я хочу сообщить, что была вынуждена уволить сеньору Эскриву, – пространно ответила она.

Герцог удивился. Он скорее ожидал, что главная кухарка приболела и, ввиду предстоящих празднований, эти яства приготовил временно нанятый повар. Сеньора Эскрива много лет служила в этом доме, поскольку начинала в качестве помощницы при Макарио Морене, прежнем поваре, еще при жизни его отца. Несмотря на то, что на работу в личные службы господ обычно брали мужчин, после смерти главного повара сеньора Эскрива стала во главе кухонных служб, а герцог не высказал возражений, возможно из-за терзавших его все эти годы душевных мук. Однако невозможно было представить, какие трудности вызвало столь молниеносное увольнение, особенно накануне ежегодного празднования. Он потребовал объяснений, и ключница с готовностью кивнула.

– Как оказалось, она тайно встречалась в погребе с мужчиной и поддерживала с ним отношения… – Экономка сделала паузу и под его взглядом закончила с некоторым стыдом: —…интимные.

– Боже милостивый! – воскликнул в возмущении Диего. – Под моей крышей?

– Именно так, господин герцог, – сказала она. – К этому преступлению нужно еще добавить, что с личного согласия сеньоры Эскривы мужчина пользовался вином вашей светлости.

Диего широко раскрыл глаза. Он даже представить себе не мог, что эта грузная женщина позволяла себе приглашать мужчину для соитий в его погребе! Что касается ключницы, в которой он больше всего ценил скромность и благоразумие, то она, несомненно, поступила безупречно, чтобы не уронить честь Кастамара. Не очень-то приятно было узнать, что слуги удовлетворяют свою похоть под крышей его дома.

– Кто бы мог такое подумать про сеньору Эскриву, – размышлял он. – Сеньор Элькиса, надо полагать, в курсе событий?

– Совершенно верно, с самого утра. Но я не хотела вас беспокоить и попросила его ничего не сообщать вашей светлости, пока я все не улажу.

– Как я понимаю, это и послужило причиной вашего отсутствия, – подытожил он.

– Я всего лишь хотела срочно найти замену на время празднований, – объяснила она. – Мне жаль, что сегодня обед и ужин не пришлись вам по вкусу. Прошу прощения за это, ваша светлость, особенно учитывая, что ваши друзья…

Диего встал с кресла и прервал ее, подняв руку. Потом сделал глоток ликера и поставил бокал на стол.

– Сеньора Беренгер, не извиняйтесь. Вы поступили, как всегда, абсолютно правильно и благоразумно.

– Благодарю за доверие, ваша светлость, – ответила она с легким реверансом.

– Вы это заслужили, – лаконично заметил он.

Теперь он понимал причину отсутствия сеньоры Беренгер и молчание остальных, но все еще не знал, кто приготовил такие изысканные блюда. Поэтому, изящно показав рукой в сторону остатков еды, он заставил ключницу подтвердить то, что он начал подозревать.

– Так кто же сегодня готовил?

– О, простите, что не ответила: как мне доложили, это сеньорита Бельмонте, ваша светлость, но, уверяю вас, это не должно быть причиной для беспокойства. Я привезла нового повара, чьи рекомендательные письма…

– Забудьте, – мягко прервал ее герцог.

Он заметил, что сеньора Беренгер в недоумении смотрела на него. Диего присел на один из гостевых стульев, приподняв полу сюртука, чтобы не помять.

– Видите ли, сеньора Беренгер, сегодня как обед, так и ужин были двумя кулинарными шедеврами, лучше которых я, наверное, в жизни не пробовал. Осмелюсь утверждать, что такого не подают даже на лучших королевских приемах.

Лицо ключницы вытянулось от этих слов, она чуть не замотала головой, отказываясь понимать.

– Я желаю, чтобы сеньорита Бельмонте с этого момента была нашей главной кухаркой, – сказал он с полуулыбкой на губах. – Можете быть спокойны и не волноваться насчет празднований. Очевидно, что у сеньориты Бельмонте есть не только несомненный талант, но и необходимое усердие и превосходное знание того, что и как должны подавать в доме герцога.

Диего, который никогда не придавал излишнего значения еде, ощутил разницу между простой пищей и блюдами несравненного качества. Он был уверен, что как приватный ужин, который он обычно устраивал en un petit comitе́[24] перед балом в Кастамаре, так и последующая дегустация блюд удивят всех присутствующих. «Возможно, есть и пить будут больше, чем танцевать», – подумал герцог, улыбнувшись самому себе. Хозяин Кастамара, вопреки советам французской моды, всегда предпочитал обходиться без излишней помпы. Он полагал, что слишком много блюд на столе – показатель неразумности, а не престижа. Но шедевр сеньориты Бельмонте помог ему понять, что изысканная кухня может быть поводом для гордости. А его кухня теперь не имела равных. Его светлость был уверен, что даже сами Педро Бенуа и Педро Шатлен, главные повара королевской кухни, отдали бы все на свете, лишь бы переманить к себе эту девушку, стоит им только отведать эти лакомства. Естественно, герцог не собирался этого допустить.

– Можете идти, сеньора Беренгер, – только и произнес он.

Экономка попрощалась легким реверансом, заверив герцога, что сделает все, как он желает, и вышла из комнаты с широко раскрытыми от удивления глазами. Диего был тронут. Бедняжка зря съездила в Мадрид и потратила время и силы на бесполезные собеседования. Однако он понял, что проблема возникла не сейчас, а гораздо раньше и по его вине, когда он согласился на сеньору Эскриву после смерти Макарио Морено. За всем в поместье всегда следила жена, именно она придавала большое значение деталям в оформлении интерьера, одежде, драгоценностях, приготовлении и подаче еды согласно времени года. И вкус ее был безупречен. В какой-то момент она предложила что-то из этого поменять, а он не обратил особого внимания, поскольку был полностью поглощен войной короля Филиппа. Сейчас же он отчетливо осознал потребность в поваре высокого уровня. И не только ради престижа в глазах других знатных семейств и гостей Кастамара, но и для того, чтобы самому каждый день наслаждаться завтраком, обедом и ужином, ведь таким образом застолье переставало быть простым приемом пищи и превращалось в удовольствие. «Ах, моя дорогая Альба, – подумал он. – Как же ты была права, когда обращала внимание на детали». И он снова открыл книгу Иосифа Флавия и продолжил читать про взятие Масады римлянами.