Судьба соцдона. Роман

– У нас минут двадцать-двадцать пять… Мэр открывает сегодня Волгородскую эстакаду, мне надо там быть.

– Конечно. Понимаю. Я тогда сразу к делу, – Лев Борисович наклонился ближе к столу. – В рамках закона о социальной взаимовыручке мне подселили онкологического больного и сиделку. Мы выделили им комнату. Но больной стонет, и это уже второй такой больной с января, первый умер в моей квартире…

– А почему к вам подселили? – Хабибуллин убрал остатки улыбки, надел на лицо озабоченность, но было ясно, что он не удивлён. – Вроде бы у вас есть дети.

– Дочь. Уже взрослая, живёт своей семьей отдельно. Но внука я уже не могу в свой дом пустить, эти стоны, крики, постоянно ходят какие-то люди, врачи, родственники сиделки. Я и сам не могу больше в доме работать, как раньше, вынужденно переехал в офис. Нас просто выжили из своей квартиры… Что-то можно с этим сделать? Есть какое-то решение, вот об этом я хотел посоветоваться. У вас другой уровень информированности, может, я просто не знаю чего-то.

– Я узнаю, что там в Хамовниках у вас происходит, – отвёл взгляд Хабибуллин. Ольховский никогда не говорил ему, где у него квартира, то есть к встрече заммэра готовился и справки наводил, понял Лев Борисович. – Но эта программа взаимовыручки – не городской проект, федеральный. У города нет возможности влиять ни на процесс подселения, ни на состав списка социальных доноров. Вы не первый, Лев Борисович, кто с таким вопросом ко мне приходит, но если всё проходит в рамках федерального закона, без нарушений, то что можно сделать? Ничего. Нужна квартира поменьше или жильцов в ней побольше.

– Так в том-то и дело, что я готов и квартиру сменить на меньшую, библиотеку продать, что всю жизнь собирал, но только сделки не регистрирует Росреестр, если продавец – социальный донор. Порочный круг получается. Как вырваться?

– Сложная ситуация… Мы подавали в Думу свои соображения, говорили им, что закон сырой, нельзя его в таком виде принимать, но нас не слушали. У Москвы огромный опыт социальной поддержки в разных формах, могли бы учесть, так нет, отмахиваются. А теперь и по правоприменению не слушают… У меня указание мэра: не вмешиваться, – в той «пурге», что нёс Хабибулин, как изюм в булке, попадались крупицы ценной информации, но Ольховский знал этот стиль и был начеку. – Я, если и мог бы чем-то помочь, получил бы по шапке. Но и в реальности, Лев Борисович, у меня нет совета, нет решения. Вообще, город ничем тут не может помочь. Никто в мэрии не возьмётся. Социальная взаимовыручка, помощь тем, кому в жизни повезло меньше… И плюс демографическая политика: рожайте больше и живите только своей семьёй.

– Мне пятьдесят пять лет, кого мне ещё рожать? Демография… Выглядит это всё не как демография, а как отъём собственности под новым предлогом.

– Почему же отъём? Квартира остаётся в вашей собственности, отчуждение законом не предусмотрено.

– Формально в собственности, но распоряжаться-то я ею уже не могу, сделки заворачивают.

– Это вопрос к органам опеки. Они не пропускают сделки, если остаётся неопределённой судьба социально-нуждающихся, ваших подопечных…

– Да мне на них… – Ольховский удержался от резкого слова, оно бы здесь точно было лишним. – Это чужие люди, почему лично я должен их опекать? Я всю жизнь плачу налоги, плачу в полном объёме и городу, и в федеральный бюджет. У меня ни одна налоговая проверка никаких нарушений не нашла за двадцать с лишним лет бизнеса. Я квартиру на трудовые купил, не украл, не отжал, а заработал. Я все девяностые работал без отпусков и выходных по шестнадцать часов в сутки. А теперь – отдай бомжам и бездельникам и радуйся, что ты социальный донор? Так получается?

По ходу этой тирады теплота сочувствующего взгляда в узких глазах Хабибуллина сменилась прохладой и равнодушием. Но он не поддался искушению сразу завершить разговор (от повышенного тона собеседников он давно отвык и не терпел его ни от кого, кроме мэра). Он сделал последнюю попытку помочь просителю:

– Лев Борисович, не я законы принимаю. Я уже объяснил, что мне это тоже не нравится, но сделать я ничего не могу. Мы все лишь исполнители решений центра… Если продать квартиру не получается, можно ведь её передать городу. В этом случае опека возражать не будет, так как город берёт на себя заботу о социально-нуждающихся в этой квартире.

– Передать – значит, безвозмездно?

– По договору дарения, да, безвозмездно. Но ведь финансовые потери можно возместить иначе. Квартира, даже в Хамовниках, стоит не так дорого на фоне, скажем, крупного подряда от города.

– Госзаказ?

– Как вариант. Я знаю ваши возможности, ваше добросовестное отношение к делу. Городу нужны такие подрядчики. Скоро будет несколько конкурсов на обеспечение сантехникой жилья, ещё есть задача полного мебельного оснащения нового здания театра, даже два театра у нас на подходе. Работы много и заработок там достойный.

– Для участия в госзакупках нужен целый отдел юристов по этой теме, у меня их нет. Опыта участия в тендерах, конкурсах и, соответственно, в подготовке всех этих бумаг и заявок, а я примерно представляю, о чём речь, у меня нет. Освоить это быстро – нереально. Полгода минимум. И потом никто не даст гарантий, как я понимаю, что мы сможем выиграть конкурс, что нас не обойдут более опытные конкуренты.

– То есть, не хотите.

– Реальной возможности нет. Но я подумаю над вашим предложением. И по конкурсам, и по передаче квартиры городу.

– Подумайте, но не очень долго. Сроки всех конкурсов есть на нашем сайте, – Хабибуллин поднялся, обозначая окончание разговора. – Подберёте что-то интересное для себя, знаете, как меня найти. Обсудим.

– Раз город помочь не может, посоветуйте, с кем это можно проговорить? – Хабибуллин уже открывал дверь кабинета, молча пропуская вперед Ольховского.

– Лена, заберите там чашки, – подождав, пока Лена скрылась в глубине кабинета, Хабибуллин вполголоса сказал Ольховскому, – не ищите помощи в кабинетах, никто не поможет, ни на каких условиях. Лучше найдите хорошего айтишника, пусть пороется в приказах и протоколах, ко всему доступ есть почти свободный, полная картина снимет все ваши вопросы.

– Ясно… – упавшим голосом произнёс Лев Борисович, не найдя, что ещё добавить.

– Спасибо, что заглянули. Всегда рад вас видеть. И удачи во всём, – уже обычным бодрым голосом сказал Хабибуллин, когда Лена проносила мимо поднос с чашками, и пожал Ольховскому руку, глядя прямо в глаза.

Лев Борисович вышел на улицу, чувствуя крайнюю усталость, хотя в этот день кроме разговора в мэрии ничего не делал. И решил не делать, а ехать домой, отдохнуть и всё обдумать. «Похоже, не всё решается в России правильными связями… Или мои связи не такие уж правильные?..» Он пошёл было в сторону Нового Арбата, но вспомнил, что Гарик его ждёт в машине у американского посольства, где на широком проезде всегда можно было постоять, оставаясь за рулём. Ольховский набрал телефон Гарика, сказал, что уже на улице, и пошёл назад вокруг мэрии навстречу Гарику.

Гарик появился через минуту. Он остановился, увидев Ольховского на тротуаре, тот держался за опору знака «Остановка запрещена», будто у него кружилась голова. Включив аварийку, Гарик выбежал, чтобы помочь Ольховскому, но тот довольно бодро и спокойно направился к машине, так что Гарик успел только дверь открыть.

– Чего ты прыгаешь? Садись, давай. Здесь стоять нельзя.

– С вами всё в порядке, Лев Борисович? – Гарик тронулся, с тревогой поглядывая на босса.

– Со мной всё в порядке. Что мне сделается?.. Устал что-то от этого разговора. Подбрось меня к Марине, в офис не поеду.

Гарик не стал расспрашивать про разговор, Лев Борисович потом сам расскажет всё, что нужно. У подъезда Марины Гарик ещё раз уточнил, не проводить ли его до двери, Ольховский отказался. С усилием сам вылез из машины и вошёл в подъезд. Гарик наблюдал за ним: вроде нормально идёт. Он подождал пару минут, но сзади уже кого-то надо было выпускать по узкому дворовому проезду, и он поехал в офис.

Ольховский поднялся на лифте на нужный этаж, но на площадке, подходя к двери, понял, что не помнит, где его ключи и какой замок надо открывать… Он нажал кнопку звонка и сполз на пол, ноги не держали его. К счастью, Саша, муж Марины, был дома. В камеру домофона он увидел сидящего у двери Ольховского, быстро открыл дверь и понял, что тот без сознания. Он втащил его в квартиру, дотянул до гостиной и уложил на диван. Первым делом он позвонил Марине, она не брала трубку, видимо, была на важных переговорах. Он быстро набрал ей смс-ку: «Отцу плохо, он дома». Телефон правильной неотложки от страховой компании Ольховского был где-то записан, но Саша не мог вспомнить где и вызвал обычную скорую.