Богиня по ошибке

Табун дружков моего временного мужа последовал нашему примеру, и обслуга принялась обносить нас красивыми блюдами. Тут мой, предположительно обожаемый, супруг, почтительно кивнув мне, отошел в сторонку и принялся о чем-то шептаться с каким-то типом – то ли другом, то ли слугой… все равно. Попивая очередное превосходное красное вино, на сей раз больше похожее не на каберне, а на насыщенное, мягкое мерло, я воспользовалась тем, что внимание моего нареченного было обращено не на меня, и принялась исподтишка изучать его.

Если бы мне предложили сыграть в игру и описать его одним словом, я бы выбрала слово «сила». Он был огромный и мускулистый – очень мускулистый, что никоим образом не портило впечатления. Я ведь тоже не какая-нибудь анорексичка.

Я вовсе не призываю штрафовать всех тощих мозгляков поголовно и стараюсь не истекать слюной при виде мускулистых качков типа Шварценеггера (ключевое слово – «стараюсь»). Мой молодой муж по-прежнему был всецело поглощен разговором, и я продолжала рассматривать его. Да, мне удалось удержать челюсть на месте и даже не пронести вино мимо рта. Я залюбовалась его густой черной гривой (или все-таки волосами?). Он связал их в конский хвост (извините за каламбур) кожаным ремешком (едва ли не шире той полосочки, которая изображала мои трусики). Лицо у него подчеркнуто мужественное – высокие скулы, прямой, хорошо вылепленный нос и выраженная ямочка на подбородке (он напомнил мне блаженной памяти Кэри Гранта). Шея крепкая, мощная, однако ничто не указывало на то, что он сидит на стероидах. Шея переходила в широкие плечи и – да, не скрою – в совершенно восхитительную грудь, поросшую курчавыми черными волосами – ровно настолько, насколько надо. Благодаря темно-бронзовой коже он казался позолоченной статуей. Черный кожаный жилет был распахнут и подчеркивал красоту его великолепной грудной клетки (в колледже я выбрала факультатив по анатомии и физиологии, так что нужные термины знаю). Далее я отметила свою любимую деталь: отлично накачанный брюшной пресс. Не обошла вниманием и гладкую, аппетитную талию. Короче говоря, в своей человеческой половине, которая заканчивалась ниже брюшного пресса, примерно там, где у обычного мужчины начинаются бедра, он выглядел чертовски привлекательным мужчиной в полном расцвете лет – на восемнадцать… нет, я шучу! Лет на тридцать с чем-то. Понятия не имею, какой возраст считается возрастом полного расцвета для коней.

Лошадиная шкура у него была гнедая, причем постепенно темнела сверху вниз. Если круп был почти светлым – как спелые желуди или кожаные переплеты старинных книг, – то внизу, у копыт, его ноги оказались почти черными, как волосы на голове. Поглощенный разговором, он пересел по-другому. Его шкура лоснилась в свете многочисленных свечей. Пусть он и брюзга, по крайней мере, он не махнул на свою внешность рукой. Как я уже сказала, он был крупный; примерно пятнадцать – шестнадцать ладоней[3 - Ладонь – мера длины, равная 4 дюймам или 10 сантиметрам (применяется для измерения роста лошадей и пр.).] в холке. Он больше напоминал не чистокровку, а скакуна на короткие дистанции – мускулистого, великолепно сложенного для мощных рывков вперед.

Разглядывая его, я вдруг поняла, что его смешанная природа – получеловек-полуконь – не вызывает во мне ни отвращения, ни ужаса. И для того, чтобы понять, почему его внешность вызывает у меня одобрение, не пришлось расходовать особенно много серых клеточек. Я ведь заядлая лошадница. Для девочки, выросшей в Оклахоме, любовь к лошадям – норма. Пока я не уехала из родительского дома в колледж, у меня была своя лошадь. Более того, мой папа любил шутить, что верхом я научилась ездить раньше, чем ходить. Кстати, интересно, является ли умение ездить верхом необходимым условием для такого рода брака, как наш? Что не повредит – это точно. И, откровенно говоря, если бы Кланфинтан не был таким хмурым, я бы сказала, что он очень привлекателен, и вполне могла бы потерять от него голову, как бы странно это ни звучало.

Наконец два кентавра закончили беседу. Друг отсалютовал, повернулся ко мне, быстро склонил голову и отошел к двери. Кланфинтан возлег на соседнее ложе. Для такого крупного парня… или коня… в общем, не знаю… двигался он на редкость грациозно.

Сухо и высокопарно он произнес:

– Прошу, прости за задержку; мне необходимо было обсудить с помощником вопросы огромной важности.

Судя по интонации, что-то и впрямь кусало его под хвостом.

– Ничего страшного. Выпей со мной бокал этого прекрасного вина, – прошептала я. Не обращая внимания на свое бедное горло, я улыбнулась ему широчайшей улыбкой, демонстрируя, что на самом деле я своя в доску.

– Благодарю.

Может, выпив, он расслабится и начнет вести себя по-человечески… не знаю, как тут лучше выразиться.

Двери напротив нас распахнулись, и в зал толпой хлынули слуги с блюдами, нагруженными пищей. Слуги напомнили мне спешащих куда-то крабов. В воздухе снова поплыли вкусные ароматы, и вдруг в животе у меня заурчало так громко, что Кланфинтан (клянусь, я заметила!) с трудом удержался от улыбки. Я бы прошептала ему, что «чуточку» проголодалась, но не думаю, что мой шепот смог бы перекрыть благородное урчание в моем животе.

Несколько красавцев слуг (жаль, что я назвала их крабами) начали обносить блюдами сначала меня, а затем Кланфинтана. Мне не терпелось попробовать восхитительно пахнущую рыбу в нежном соусе, нежную, тающую во рту пулярку (ну, или курицу), щедро присыпанную какой-то приправой, похожей на смесь черного перца с лимонной цедрой, и зернышками, обладающими отчетливым чесночным запахом. На гарнир предлагались гороховые стручки, целые грибы и мелкие луковки. Люблю вкусно поесть; я велела положить себе всего – и вина подлить. Да, я понимала, что с вином, пожалуй, перебираю, но мне необходимо было выпить в лечебных целях. В конце концов, я совсем недавно чуть не умерла!

За едой я успокоилась. Вряд ли я в аду – уж слишком здесь вкусно кормят. Набивая рот, я то и дело поглядывала на своего соседа и с интересом отметила, что он тоже ест с аппетитом, причем не только злаки и овощи. Похоже, кентавры всеядны. Осторожно, он любит мясо… и кусается!

Наверное, он заметил мои томные взгляды, потому что губы у него скривились в ехидной улыбке.

– Хороший аппетит – признак того, что к тебе возвращается здоровье, – негромко заметил он.

– Спасибо, доктор Кланфинтан!

Судя по тому, как он вытаращил глаза в ответ на мое сделанное шепотом замечание, можно было подумать, что у меня из носа хлынули струйки молока. Он так посмотрел на меня, что я забеспокоилась: вдруг у меня между зубами застрял кусок мяса или из носа торчит огромная козявка?

– Тебе известно, что я не врач, который лечит тело. Верховный шаман исцеляет душу!

Прежде чем ответить, пришлось проглотить кусок курицы.

– Я шучу! – шепотом заверила я.

– М-да… Понятно. – Он прищурился и, прежде чем вернуться к еде, фыркнул – очень по-лошадиному.

Я все больше и больше убеждалась в том, что у Рианнон полностью отсутствовало чувство юмора.

– Госпожа, господин и почетные гости! В знак того, что музы одобряют ваше руковручение, сейчас перед вами выступит земное воплощение Терпсихоры, музы Танца!

Все кентавры навострили уши (фигурально выражаясь). Аланна дважды хлопнула в ладоши, и в дальнем углу зала заиграла музыка. Я раньше не замечала, что там сидят три женщины с музыкальными инструментами. Нежные звуки арфы, флейты и своеобразных барабанов, отбивающих ритм, завораживали. Из сводчатой двери рядом с музыкантшами выплыла танцовщица. Она двигалась с грацией балерины, опустив голову и красиво скруглив руки, пока не очутилась в центре зала – разумеется, прямо перед моим ложем. Очевидно, положение Верховной жрицы обязывало меня занимать самое лучшее место в доме. Танцовщица плавно присела в глубоком реверансе, по-прежнему не поднимая головы. Музыка на время смолкла, но вскоре заиграла снова. Когда танцовщица вскинула голову, я ахнула и чуть не подавилась (пришлось выпить большой глоток вина).

К счастью, все смотрели на нее, а не на меня, так что у меня было время вытереть нос и вернуть самообладание.

Твою мать! Танцовщицей оказалась не кто иная, как Мишель, моя подружка, с которой мы вот уже десять лет работаем в школе! Нате вам – она, оказывается, земное воплощение музы Танца – охренеть можно! Мы с Мишель любим подшучивать насчет двух из трех ее основных склонностей в жизни. Первой ее страстью является танец, второй – наука (она в самом деле обожает рептилий, и это внушает мне серьезные поводы для беспокойства, главным образом потому, что наши классы расположены рядом и два-три раза за учебный год какая-нибудь змея сбегает из клетки и «теряется»). В общем, Мишель решила совместить два своих пристрастия; она поступила в Северо-Западный Оклахомский университет на химический факультет; ей дали стипендию как талантливой танцовщице. В нашей школе она сочетает два своих пристрастия, так как преподает химию для продвинутого уровня и ставит все школьные мюзиклы. Странная девушка!

Глядя, как она томно движется в такт чувственной мелодии, я выпила еще вина и благосклонно улыбнулась маленькой служанке, которая пулей бросилась ко мне с кувшином. Сомнений не оставалось – передо мной Мишель или, скорее, ее зеркальное отражение – как, несомненно, объяснила бы Аланна. Те же густые черные волосы; правда, как и у Аланны, современная шикарная стрижка до плеч сменилась длинными, до пояса, прядями, которые красиво блестели и переливались, когда она поворачивалась. Ее стройную, миниатюрную фигурку прикрывали совершенно прозрачные, тускло поблескивающие кусочки газа. Во время танца то один, то другой кусочек соблазнительно задирался, обнажая то одну, то другую часть тела. Фигура у Мишель потрясающе гибкая и стройная, хотя она ест все подряд – в десять раз больше, чем весит. Она – единственная из моих знакомых, кто способен каждый день заглатывать целиком обед из школьной столовой, перенасыщенный жирами и углеводами. Такой обед подходит для мужчин, которые занимаются тяжелым физическим трудом. А Мишель съедает полную порцию и совершенно не толстеет. Вот зараза!

Музыка заиграла быстрее, и Мишель, она же Терпсихора, поплыла между ложами. Кентавры глазели на нее разинув рот – даже жевать перестали. Танцевала она и правда великолепно. В ее танце сплелись эротика и грация… Представьте себе «Лебединое озеро» в постановке Боба Фосса[4 - Боб Фосс (1927–1987) – американский режиссер, хореограф, сценарист и актер, поставивший фильмы «Кабаре», «Весь этот джаз» и др.]. Ритмично двигая своими стройными бедрами, паршивка бесстыдно ласкала себя; мужчины не могли оторвать от нее глаз.

Кстати… Третьей страстью в жизни Мишель являются мужчины. Она обожает мужчин. Высоких, низких, волосатых, лысых, мускулистых, тощих… и так далее и тому подобное. Она любит их всех, лишь бы определенная часть их тела была достаточно большой (нет, я не имею в виду кошелек). Да, она в самом деле без ума от больших возбужденных членов… Они для нее – все равно что произведения искусства. И все же шлюхой в полном смысле этого слова ее не назовешь. Скорее, мужчины – ее хобби, и она… в общем, скучать ей не приходится.

Танцовщица, все больше распаляясь и распаляя зрителей, вернулась в центр зала. Да, ничего не скажешь – она очень сексуальна… Покосившись на своего говорящего коня, я поняла, что он полностью разделяет мое мнение; он не сводил с Мишель восхищенных глаз. Она же, глядя на него в упор и ритмично покачивая бедрами, подплывала к нему все ближе. Хорошо, что я не влюблена в него, иначе не знаю, что бы я с ней сделала! Я следила за тем, как она его околдовывает, и думала: должно быть, именно так Саломея уговорила Ирода отрубить голову Иоанну Крестителю. С завершающим аккордом она рухнула перед нами на пол, а зрители разразились громогласными криками. Она изящно встала и поклонилась. Я улыбалась и ждала, когда она посмотрит на меня. Но улыбка застыла у меня на лице, когда танцовщица наконец подняла на меня глаза. Меня поразила ее откровенная враждебность, которую она попыталась замаскировать вежливой холодностью.

– Благословение тебе и твоему руковручению, Любимица Эпоны! – Ее голос тоже был странным зеркальным отражением голоса Мишель. Говорила она как Мишель, только слова роняла как-то тяжело, ровно; я не услышала тепла, знакомого мне по другому миру. – Надеюсь, этот брачный союз принесет тебе счастье, которое ты всемерно заслуживаешь. – Обласкав взглядом моего нареченного, с которым она желала мне счастья, танцовщица развернулась и выплыла из зала.

Выпорите меня, обзовите меня дрянной девчонкой, но мне показалось, что меня только что серьезно оскорбили! Я все больше и больше задумывалась над тем, что же натворила Рианнон. Что-то подсказывало мне, что ее вряд ли считали славной, милой девушкой. Я покосилась на Кланфинтана и увидела, что он по-прежнему смотрит, точнее, пялится вслед уходящей Мишель.

– Она хорошо танцует, правда? – Заметив виноватое выражение на его лице, я многозначительно улыбнулась, глядя ему прямо в глаза.

– Да, госпожа моя, она прекрасно олицетворяет саму Терпсихору. – В его голосе слышалась явственная хрипотца… Еще чуть-чуть – и замурлычет от удовольствия. У нас в Оклахоме в таких случаях говорят: «Поди остудись, малый!»

Вместо того чтобы отвести взгляд от этих глаз, по-прежнему подернутых мечтательной поволокой, вместо того чтобы испытать раздражение от его хрипловатого довольного мурлыканья, я неожиданно для себя почувствовала любопытство. Наклонившись к нему – якобы для того, чтобы он лучше расслышал мой шепот, – я решительно вторглась в его личное пространство.

– Своим танцем она благословила наш союз. – О, какой он был теплый! Я даже не прикоснулась к нему, но почувствовала, что его тело излучает жар. Почему-то мне захотелось хихикнуть.

Укоризненно нахмурившись, он тоже склонился ко мне, и я в самом деле хихикнула. Внимание! Запомнить на будущее верный признак: если хочется хихикать, с вином пора завязывать! Ну, не совсем завязывать, а так… ограничить себя.

– Танец на руковручении – больше чем просто благословение!

Он замолчал; я недоуменно хмыкнула, призывая его продолжать.

– Обычно его называют побудительным. – На последних словах его бархатный голос стал тихим, почти как мой шепот. – О чем ты, не сомневаюсь, прекрасно осведомлена – ведь ты и сама земное воплощение богини.

Блин, вот влипла!

С трудом оторвавшись от его жаркого взгляда, я принялась рассматривать его тело. Он так же беззастенчиво оглядывал меня.

Как же я забыла, что он – ну да… конь?

Мое тело перестало подчиняться приказам мозга. Как будто действуя само по себе, оно напряглось и дернулось, решительно выходя из его личного пространства. От резкого движения у меня закружилась голова, перед глазами все поплыло, к горлу подступил ком. Желтый, предупредительный, сигнал светофора сменился красным.

– М-м-м… – Я попыталась поставить кубок с вином, но промахнулась, и на столешнице образовалась красная лужица. Звякнул упавший кубок. Все посмотрели на меня.

– Госпожа, тебе нехорошо? – Боже, благослови всегда серьезную, озабоченную Аланну!

– П-перебрала…

Зачем Аланна все время раздваивается, а то и расчетверяется? Поморгав глазами и прищурившись, я с трудом сосредоточилась на ней. Потом потерла лоб и покосилась на Кланфинтана. Он пристально наблюдал за мной.