Неестественные причины

До сих пор Элизабет Марли помалкивала, сидя одна в углу, как недовольный ребенок, которого насильно затащили в общество скучных взрослых. Но теперь она вдруг вскинула голову и запальчиво заговорила:

– Если это подделка, то нас прямо-таки заставляют заметить это. Джастин прав, стиль фальшивый. Надо же случиться такому совпадению, чтобы тот, кто это накропал, использовал имя, которое вызовет подозрение! Почему Рози? Если хотите знать мое мнение, то это выкрутасы самого Мориса Сетона, а вы на них клюете. Вот напечатают его новую книгу, и вы сами все прочитаете. Он известный любитель экспериментировать.

– Ясно, что это детские штучки в духе Сетона, – поддержал Лэтэм. – Не хочу стать невольным участником его дурацких экспериментов. Предлагаю выбросить все это из головы. Он объявится, когда сочтет нужным.

– Морис всегда был, конечно, очень странным и скрытным, – добавила мисс Колтроп. – Особенно в том, что касалось его работы. Но мне иногда удавалось кое-что подсказать ему. Он пользовался моими советами, но не удосуживался благодарить меня. Нет, я не хотела какой-то особенной признательности: я всегда счастлива помочь коллеге-писателю. Но немного огорчительно наталкиваться в новых книгах Мориса на свои сюжетные ходы и ни разу не удостоиться даже простого «спасибо».

– Наверное, он со временем забывает о подсказках и считает, что сам все это выдумал, – предположил Лэтэм.

– Нет, Оливер, он никогда ничего не забывал. У Мориса был очень ясный ум. И работал он методично. Если я что-нибудь предлагала, то он изображал слабый интерес и цедил, что попробует когда-нибудь найти этому применение. Но я видела по его глазам, что он все мотает на ус и непременно, вернувшись домой, заведет в своей картотеке новые карточки. Не скажу, что мне было обидно, но что ему стоило хотя бы изредка поблагодарить? Месяц назад я подала ему очередную идею и готова держать пари, что теперь она появится в его новой книге.

– Вы совершенно правы насчет него, Селия, – поддержал Брайс. – Эта курочка клевала от каждого по зернышку. Если кто-нибудь придумывал новый способ убийства, то жаль было не найти ему применения, особенно при виде того, как бедняга Сетон выбивается из сил. Но в ответ можно было получить лишь хищный блеск в глазах Сетона, и ни малейшего намека на признательность! И теперь, конечно, я по понятным причинам пальцем не намерен пошевелить, чтобы ему помочь. После того как он поступил с Арабеллой – ни за что!

– То, что подсказала ему я, не являлось, собственно, новым способом убийства, – возразила мисс Колтроп. – Так, просто ситуация… Я подумала, что из этого можно сделать эффектный зачин. Твердила Морису, что вниманием читателя необходимо завладевать с самого начала. Как вам такая картина: море качает шлюпку, а в ней труп с отрубленными кистями рук?

Наступила мертвая тишина, и когда раздался бой часов, все взгляды устремились на них, словно они подавали сигнал к началу казни. Дэлглиш покосился на Лэтэма, который буквально одеревенел в кресле и так впился пальцами в ножку бокала, словно испытывал хрусталь на прочность. Догадаться, какие мысли скрывает неподвижная бледная маска, в которую превратилась его физиономия, было невозможно.

Брайс нервно хихикнул, и аудитория перевела дух. В гостиной раздался вздох облегчения.

– Что за нездоровое воображение, Селия? Держите себя в руках, дорогая, не то «Лига любовного романа» укажет вам на дверь!

– Все это не помогает решить ту проблему, с которой мы сейчас столкнулись, – заметил Лэтэм. – Мы согласились ничего не предпринимать в связи с исчезновением Сетона, я правильно понял? Вероятно, Элизабет права: Морис морочит всем голову. Так что чем быстрее мы позволим мистеру Дэлглишу дальше наслаждаться отпуском, тем лучше.

Он уже поднимался, словно разговор утомил его, как вдруг раздался громкий и требовательный стук в дверь. Джейн Дэлглиш, глядя на племянника, вопросительно приподняла бровь и пошла открывать. Остальные притихли и навострили уши. Визиты после захода солнца были здесь не в правилах. После наступления темноты допускались только посещения соседей, чьи шаги хозяева дома узнавали. Но эти удары в дверь выдавали чужака. Донеслись приглушенные голоса, в дверях снова появилась мисс Дэлглиш, уже в сопровождении двух мужчин в плащах. В тени трудно было разглядеть их лица.

– Знакомьтесь, инспектор Реклесс и сержант Кортни из уголовной полиции графства. Они ищут Дигби Сетона. Его лодку прибило к берегу на мысе Код.

– Странно! – откликнулся Джастин Брайс. – Вчера в пять часов вечера она была, как всегда, на приколе под Таннерс-лейн.

Всем сразу стало ясно, что инспектор и сержант уголовной полиции неспроста хватились на ночь глядя какой-то лодчонки. Выразить всеобщее недоумение взялся Лэтэм.

– Что случилось, инспектор? – спросил он.

– Боюсь, случилось нечто страшное, – ответила вместо инспектора Джейн Дэлглиш. – В лодке лежало тело Мориса Сетона.

– Тело Мориса? Это какая-то бессмыслица! – раздался на всю комнату в тщетном негодовании резкий голос мисс Колтроп. – Невероятно! Морис никогда не выходит в море. Он терпеть не может это занятие…

Инспектор выступил из тени и произнес:

– Мы застали его вовсе не за этим занятием, мадам. Мистер Сетон найден на дне лодки мертвым. У трупа отрублены кисти.

6

Селия Колтроп, словно наслаждаясь собственным упрямством, произнесла в десятый раз:

– А я вам говорю, что никому, кроме Мориса, словом не обмолвилась об этом сюжете. С какой стати? И сколько можно спрашивать, когда это было? По-моему, полгода назад, точно не помню. Мы гуляли по пляжу в Уолберсуике, и мне вдруг пришло в голову, что приплывший в лодке безрукий труп – неплохое начало для детективной истории. Вот я и поделилась идеей с Морисом. До сегодняшнего вечера я не сообщала об этом больше ни одной живой душе. Но за самого Мориса я, конечно, не поручусь.

– Наверняка он с кем-то поделился вашей идеей! – раздраженно бросила Элизабет Марли. – Вряд ли можно допустить, что в погоне за правдоподобием он сам оттяпал себе руки! Или вы готовы утверждать, что одна и та же мысль, посетившая вас и убийцу, – простое совпадение? Хотя откуда у вас уверенность, что вы больше ни с кем об этом не говорили? Кажется, вы упомянули об этом даже мне, когда мы обсуждали медлительность, с которой Морис высиживал свои сюжеты…

Судя по виду присутствующих, никто ей не поверил. Джастин Брайс тихо, но так, что все услышали, произнес:

– Дорогая Элизабет! Какая преданность!

Оливер Лэтэм усмехнулся, после чего все смущенно притихли – но ненадолго.

– Мне он об этом не рассказывал, – раздался хриплый, сварливый голос Сильвии Кедж.

– О, нет, милочка, – ласково подхватила мисс Колтроп. – Но ведь мистер Сетон не обсуждал с вами не только это. Со служанками делятся далеко не всем. А он относился к вам именно так, дорогая. Вам бы вспомнить о гордости и не позволять использовать себя как рабочую лошадку. Мужчины ценят характер.

Дэлглиш уловил замешательство, охватившее присутствующих от этого беспричинного язвительного выпада. Все молчали. Ему было неудобно смотреть на девушку, но та опустила голову, словно безропотно принимала заслуженный упрек, две пряди черных волос заслонили ее лицо. В наступившей тишине он слышал ее прерывистое дыхание и сожалел, что не испытывает к ней сочувствия. Разумеется, Селия Колтроп была несносной особой, но в самой Сильвии Кедж было нечто, не позволявшее щадить ее. Оставалось гадать, чем именно она побуждает присутствующих быть к ней безжалостными.

С момента появления инспектора Реклесса и сержанта минул час, и за это время сам полицейский сказал очень мало, зато остальная компания, не считая Дэлглиша и его тети, много чего наговорила. Не все сказанное было разумным. Реклесс, сразу усевшийся в кресло у стены, хранил неподвижность, только его темные глаза внимательно поблескивали в свете камина. В комнате было тепло, но он остался в своем неряшливом габардиновом плаще, каким-то чудом выдерживавшем груз многочисленных металлических пряжек, пуговиц и кнопок. Себе на локоть он возложил огромные перчатки с крагами и мягкую фетровую шляпу – боялся, видимо, что украдут, потому и не расставался с тем и другим. Инспектор выглядел здесь чужаком, мелким чиновником, которого с трудом терпят и который не осмеливается опрокинуть предложенную рюмочку – служба, дескать… Дэлглиш понимал, что это именно то впечатление, какое полицейский стремится произвести. Подобно всем удачливым сыщикам, этот был способен приуменьшить себя усилием воли, сделать так, чтобы само его физическое присутствие стало безобидным, даже незаметным, превратиться в предмет обстановки. И внешность у него была самая подходящая. Рост минимальный – еще более низкорослых на службу в полицию не принимали, физиономия землистого оттенка была воплощением непримечательности, способным затеряться в толпе футбольных болельщиков в воскресный день. Таким же бесцветным, не выдающим происхождения, не позволяющим составить о нем представление был его голос. Широко расставленные, глубоко посаженные глазки прыгали с лица на лицо, в зависимости от того, кто брал слово; в данном обществе эти выстрелы из-под нависших надбровных дуг могли бы вызвать смущение – если бы кто-нибудь удосужился обратить на них внимание. Сидевший рядом с ним сержант Кортни, казалось, строго выполнял приказ держать спину прямо, все видеть и слышать – и помалкивать.

Дэлглиш посмотрел на свою тетю, сидевшую напротив него в кресле. Она снова принялась за вязанье и будто утратила интерес к происходившему вокруг нее. Почерпнув вязальное искусство у гувернантки-немки, Джейн держала спицы по-континентальному, торчком; их поблескивающие кончики завораживающе действовали на Селию Колтроп, которая поневоле косилась на них, словно мастерство хозяйки являлось для нее упреком и вызовом. Сама она елозила ногами и отворачивалась от огня, будто не могла стерпеть жар камина. В комнате и впрямь становилось душно, и не замечать этого не мог никто, кроме Реклесса. Оливер Лэтэм расхаживал взад-вперед, по лбу струился пот, от его неуемной энергии в комнате становилось еще жарче. Резко остановившись, он повернулся к Реклессу:

– Когда он умер? Пора бы узнать кое-какие подробности!

– Точное время будет названо только в отчете патологоанатома, сэр.

– Иными словами, вы оставляете вопрос без ответа. Тогда я спрошу по-другому. За какие часы нам следует предоставить алиби?

Селия Колтроп возмущенно пискнула что-то и воззрилась на Реклесса, нетерпеливо, как и остальные, дожидаясь его ответа.

– Мне потребуются ото всех вас показания, закрывающие время с момента, когда Сетона видели в последний раз, то есть с семи тридцати вечера во вторник до полуночи в среду.

– Не поздновато? – возразил Лэтэм. – Его наверняка столкнули в море задолго до полуночи. Закат, вечерняя звезда и чистый зов в ночи… Вы не возражаете начать с меня? Во вторник я был на премьере в «Новом театре», затем на приеме, устроенном нашим рыцарем подмостков. Домой вернулся в начале второго и провел остаток ночи с… с другом. В данный момент я имени не назову, но завтра сообщу. Мы рано встали, пообедали в «Айви» и расстались, после чего я прикатил на машине сюда. До своего коттеджа добрался вчера после половины восьмого вечера и почти не выходил, не считая короткой прогулки по пляжу на сон грядущий. Сегодняшний день прошел в разъездах по окрестностям с целью заготовок. После ужина я спохватился, что забыл купить кофе, и подался к единственной соседке, которая способна одолжить приличную смесь, не сопровождая это лекцией о том, что мужчинам лучше не доверять ведение домашнего хозяйства. Для облегчения вашей задачи добавлю, что у меня имеется алиби на время его смерти – если считать, что она наступила во вторник, но не на то время, когда его отправили в последний путь – если считать, что это произошло вчера вечером.

На протяжении первой части этого выступления выражение лица мисс Колтроп менялось несколько раз: сначала это было любопытство, затем неодобрение, сладострастный интерес и легкая печаль. Можно было подумать, что она решала, какое подходит лучше, пока не остановилась на легкой печали – подобающем чувстве для женщины, прощающей мужчинам их слабости.

– Я буду просить вас назвать имя дамы, сэр, – тихо произнес инспектор Реклесс.

– Напрасная просьба – по крайней мере до тех пор, пока мне не удастся поговорить с ней. Но очень мило с вашей стороны предположить, что это все-таки женщина. Будьте благоразумны, инспектор! Если бы я имел отношение к смерти Сетона, то уже позаботился бы об алиби. А если бы взялся сооружать ложное, то в нем не фигурировала бы женщина. Если отбросить соображения неуместного рыцарства, то мы вряд ли будем долго держать вас в неведении. Всех подробностей никто не помнит. Достаточно спросить, о чем мы говорили, кто задергивал занавески, с какой стороны кровати я спал, сколькими одеялами укрывался, что мы ели на завтрак. Удивительно, что кто-то вообще берется придумывать алиби! Тут нужна настоящая память на подробности, не то что у меня.

– С вами, похоже, все ясно, Оливер, – сурово подытожила Селия. – Убийство – вещь нешуточная. Ни одна разумная женщина не станет чинить вам препятствий.

– Разум там и не ночевал, дорогая Селия! – рассмеялся Лэтэм. – Она ведь актриса. Но я все равно не жду с той стороны неприятностей. Однажды отец дал мне дельный совет: никогда не ложись с женщиной в постель, если утром кто-то из вас постесняется в этом признаться. Данный принцип отчасти ограничивает личную жизнь, зато обладает практическими достоинствами.

Дэлглиш сомневался, что Лэтэм действительно накладывает на себя подобные ограничения. В его утонченном кругу мало кто возражал против огласки связей, повышающей престиж, а Оливер Лэтэм – состоятельный, красивый, светский и, по слухам, труднодоступный – ценился весьма высоко.

– Что ж, вам не о чем беспокоиться, если Сетон действительно умер вечером во вторник, – угрюмо произнес Брайс. – Если только инспектор не предположит, что ваша постельная партнерша готова предоставить вам алиби на все случаи жизни.

– Она предоставит, что хотите, надо только уметь попросить ее, – беззаботно отозвался Лэтэм. – Но зачем заигрывать с опасностью? И куда деваться от наигранности? Если бы она изображала лгунью, рискующую репутацией ради спасения любовника от тюрьмы, я бы не беспокоился. Но вдруг она вздумает сменить роль? Нет уж, лучше я попрошу ее просто сказать правду.

Селия Колтроп, устав от чрезмерного интереса собравшихся к личной жизни Лэтэма, не выдержала:

– Полагаю, мне не придется описывать свои перемещения. Я была близким другом бедняги Мориса, вероятно, единственным настоящим другом за его жизнь. Однако я не против выложить все как на духу, тем более что это может, наверное, помочь кому-нибудь еще. Ведь здесь важна любая мелочь, не так ли? Почти все время я провела дома. Только днем во вторник повезла Сильвию в Норвич, там, в салоне «Эстель» близ Маддермаркет, нам обеим сделали прически. Сильвии понравилось. Необходимо следить за собой, даже живя в деревне. Там же, в Норвиче, мы попили чаю, и в восемь тридцать вечера я отвезла Сильвию домой и вернулась к себе. Вчера утром работала – я диктую на пленку, – а днем съездила в Ипсвич, чтобы кое-что купить и навестить в Уэлл-уок подругу, леди Бриггс. Я не знала, застану ли ее дома. Она отсутствовала, но служанка вспомнит, что я к ним заглядывала. На обратном пути я немного заблудилась и вернулась к десяти часам. К тому времени уже приехала из Кембриджа моя племянница, она подтвердит, что я больше никуда не отлучалась. Сегодня перед обедом Сильвия позвонила, сообщила о рукописи и о том, что Морис пропал. Я не знала, как лучше поступить, но, увидев вечером проезжавшего мимо старшего инспектора Дэлглиша, позвонила мистеру Брайсу и предложила пожаловать всем вместе к нему и посоветоваться. К этому времени у меня уже возникло ужасное предчувствие. Лучше бы я ошиблась!

Следующим слово взял Джастин Брайс. Дэлглишу оставалось удивляться готовности, с какой подозреваемые выкладывали сведения, которых официально от них пока никто не требовал. Они говорили о своих алиби со словоохотливой уверенностью новообращенных на собрании «возрожденцев». Не было сомнения, что уже назавтра они будут расплачиваться за эту свою готовность эмоциональным упадком. Однако предостерегать их в его обязанности не входило. Реклесс вызывал у Дэлглиша все больше уважения: тот по крайней мере умел сидеть тихо и слушать.