Море воспоминаний

– Подумай о Париже следующим летом… только это и ничего больше… мы снова будем вместе…

Буря, казалось, ослабевала, и наконец девушка забылась горячечным, беспокойным сном, погруженная в море тревожных предчувствий.

– Ну же, Кристоф! Бенуа уже здесь! – Каролин едва ли не подпрыгивала от возбуждения, высматривая у входной двери мужа Сандрин, с которым они порой встречались в море, когда он возился на своей рыбацкой лодке с ловушками для омаров, но сегодня по просьбе месье Мартэ он арендовал в местном гараже новый автомобиль, чтобы отвезти их на бал.

– Элла, ты прекрасна!

– Спасибо, ты тоже, Каролин!

Пышные юбки вечерних платьев подчеркивали тонкие талии девушек, а сами они в нетерпении уже кружились в танцевальных па в узком коридоре дома, предвкушая начало бала. Наряд Каролин был темно-кораллового цвета, свои непослушные кудри она укротила парой черепаховых гребней. Переливы атласного платья Эллы цвета eau-de-nil[39 - eau-de-nil (фр.) – цвет нильской воды – зеленовато-голубой.] весьма гармонировали с золотистыми искорками в ее глазах. А возможно, так сиять ее заставлялала мысль о том, что сегодня на балу она будет танцевать в объятиях Кристофа.

Девушки, взявшись за руки, позировали месье Мартэ, который снимал их на недавно купленную цветную фотокамеру Leica[40 - Leica – фотокамера одноименной немецкой компании, основанной в 1849 г. и выпускающей оптические приборы.].

– Papa, мы должны будем сделать снимок и для Эллы, чтобы я могла отправить ей карточку, когда вернемся в Париж, – заявила Каролин.

Месье Мартэ, щеголявший во фраке и белой бабочке, выглядел более расслабленным после недели, проведенной на острове, и его седеющие волосы контрастировали с заметно загоревшим лицом. Тем не менее Элла не могла не заметить, как печальны были его глаза, когда он смотрел на них, смеющихся и щебечущих без умолку. Двадцать лет назад он был свидетелем ужасов войны, подобных которой, как он надеялся, мир больше никогда не увидит. Она знала, что он достаточно повидал мрака, чтобы ценить мгновения света и красоты. Казалось, месье Мартэ запечатлевал эту минуту в своей памяти, как снимок, который только что сделал фотоаппаратом, чтобы уберечь ее от угрозы грядущих темных времен.

Когда церковный колокол Сен-Мари пробил семь, Элла увидела, как Марион с царственной грацией спустилась по лестнице, а ее муж, уже взявший себя в руки, помог ей надеть золотистую кружевную накидку, которая очень шла к ее струящемуся вечернему платью. С бесконечной нежностью он отвел в сторону завиток ее темных волос, выбившихся из пучка на затылке, и поцеловал бледную шею.

– Пойдемте, моя прекрасная супруга, ваш экипаж ждет вас, – сказал он, протягивая ей руку.

Подобрав свои длинные юбки, Марион, Каролин и Элла спустились по песчаной дорожке туда, где их ждал Бенуа.

– Ну же, Кристоф! – снова позвала Каролин, на этот раз более нетерпеливо, оглядываясь через плечо.

Наконец грохот на лестнице возвестил о поспешном прибытии ее брата. Он был одет в темный костюм, который усилиями Марион сидел на нем достаточно хорошо, но его ноги были босыми, а рубашка расстегнута на груди. В одной руке он держал пару черных кожаных туфель, а в другой – галстук и запонки для воротника. Он вскарабкался на сиденье рядом с девушками и принялся приводить в порядок последние детали своего наряда.

– Извините, – бормотал он, неуклюже вставляя запонки в узкие отверстия. – Я просто потерял счет времени.

Его отец нахмурился.

Марион взяла у Кристофа запонку и ловко застегнула непокорный воротник рубашки, затем нежно провела ладонью по волосам сына, чтобы немного пригладить челку, падающую ему на глаза.

– Так. Теперь завяжи шнурки, иначе рискуешь споткнуться и полететь через весь зал.

Когда они миновали городские укрепления и въехали на узкие улочки Сен-Мартена, солнце уже клонилось к закату, отбрасывая длинные тени. В серебристо-голубом вечернем небе над ними метались стрижи, кружась в своем бесконечном летнем полете. Поздний августовский воздух был приятно теплым.

Они остановились перед красивыми воротами, через которые элегантно одетые гости спешили на территорию Palais des Gouverneurs[41 - Palais des Gouverneurs (фр.) – дворец губернатора.]. Элла расправила складки платья, разгладила ладонью нежный зелено-голубой атлас, одновременно пыталась унять волнение.

Месье Мартэ взял жену под руку и повел ее по аллее к распахнутым дверям особняка. Дурачась, Кристоф картинно предложил руку каждой из девушек, и они присоединился к процессии, смеясь над его нарочитой напыщенностью.

Белые стены бывшего дворца губернатора были окружены темными тисовыми изгородями, постриженными в виде аккуратного геометрического рисунка и придававшими саду официальности, но ее смягчали клумбы лаванды и маргариток, слегка трепетавших на вечернем ветру. Здание было продано государством несколько лет назад богатой семье из Шампани, которая финансировала летний оздоровительный лагерь для городских детей из бедных семей. Теперь, когда маленькие гости разъехались по домам, особняк был арендован для традиционного бала в конце сезона, продажа билетов на который помогала собирать средства для финансирования лагеря в следующем году.

Высокие окна дворца были распахнуты настежь, и вечерняя прохлада проникала в бальный зал с высокими потолками, где тихие звуки струнного квартета рисковали быть заглушенными нарастающим шумом болтовни собравшихся гостей.

Официанты бесшумно разносили подносы с искрящимся шампанским, которое только усиливало громкость смеха.

Элла наклонилась поближе к Каролин, стараясь разобрать, что та говорит, указывая на гостей, знакомых им по Парижу. Кристоф подавил зевок:

– Ah, oui, le Tout-Paris[42 - Ah, oui, le Tout-Paris (фр.) – Ну да, весь Париж.]. Почему мы должны тратить наш драгоценный последний вечер, разговаривая с ними здесь, если собираемся вернуться в город, где мы в любом случае увидимся?

Марион материализовалась рядом с ним, когда он как раз потянулся за очередным фужером шампанского на подносе проходящего мимо официанта.

– Поставь обратно, Кристоф. Я уверена, что успела сосчитать, как ты выпил по меньшей мере два бокала. Papa хочет познакомить тебя с одним из директоров банка. Allons-y! – и, крепко взяв сына за руку, она направилась обратно через толпу, а он покорно последовал за ней.

Элла обвела взглядом зал, изучая роскошные композиции из белых лилий, обрамлявшие огромный каменный камин. Рядом были двери в соседнюю комнату, сквозь которые виднелся длинный стол, накрытый белоснежной скатертью и уставленный огромными тарелками с устрицами. «Какое изобилие, – подумала она, – после стольких лет строгой экономии. В такую ночь, как эта, трудно поверить, что мир когда-нибудь снова познает нужду».

Каролин слегка подтолкнула ее локтем:

– Почему такая серьезная?

Элла рассмеялась и покачала головой:

– Нет, ничего. Как ты думаешь, когда начнутся танцы?

– Скоро. Мы послушаем выступление директора санатория, а затем, когда все необходимые формальности будут соблюдены, в дело вступят музыканты.

Как раз в этот момент, словно по сигналу, струнный квартет умолк, и по залу прокатилась волна аплодисментов: устроители вечера заняли место в центре и поприветствовали своих гостей.

Элла с удовлетворением отметила, что понимает почти каждое слово из речи директора. Ее лето на острове определенно принесло свои плоды. В следующем году она должна будет получить диплом секретаря. Возможно, ей действительно удастся найти работу в Париже, а также подходящее жилье где-нибудь рядом с Каролин и Кристофом. Она представила себе, как направляется на важную встречу в какое-нибудь посольство, бодро шагая по парижским улицам в модном элегантном костюме, и ее каблучки дробно стучат по тротуару. Она почувствовала укол сомнения, когда задумалась, как ее родители воспримут эту идею. Но проблему придется решить, как только она вернется в Эдинбург.

Аплодисменты отвлекли Эллу от мыслей, и она поняла, что директор закончил свою речь. Бальный зал опустел, гости устремились к длинному столу с едой, а затем на террасу, где были накрыты маленькие столики, чтобы все могли в полной мере насладиться ужином, запивая его шампанским.

К квартету присоединился аккордеонист, и музыканты заиграли вальс. Внезапно рядом с Эллой появился Кристоф и обнял ее за талию.

– Давай потанцуем, – сказал он. – Пока все остальные заняты наполнением своих тарелок, мы будем на паркете одни…

Он вывел ее на середину зала. Вдыхая аромат лилий и наслаждаясь теплым морским бризом, они вдвоем поплыли по паркету, поглощенные своим танцем. Музыканты заулыбались и заиграли с особым чувством, тронутые видом юной красоты, грации и неподдельной нежности, с которой Кристоф смотрел на свою партнершу, растворяясь в ответном взгляде Эллы.

– У тебя глаза цвета виридиан[43 - Виридиан – насыщенно-зеленый с оттенком синевы.], цвета океана в той точке, где он внезапно становится неизмеримо глубоким, – прошептал он. – Морская зелень, искрящаяся в золотистых солнечных лучиках. Я бы с радостью утонул в них, если бы это означало, что мы можем танцевать так вечно.

Она улыбнулась, и ее рука крепче сжала плечо Кристофа. Он притянул ее немного ближе, и они продолжили вальсировать. Для Эллы, опьяненной счастьем, любовью и одним-единственным бокалом шампанского, вечер пролетел слишком быстро.

Кристоф танцевал с сестрой и матерью. Месье Мартэ галантно вел Эллу по паркету в изящном фокстроте, но весь вечер она чувствовала близость Кристофа. И он появлялся рядом при каждом удобном случае, чтобы снова потанцевать с ней.

Гости начали постепенно расходиться, и месье Мартэ, взглянув на свои карманные часы, заявил, что им тоже пора.

Обратно ехали молча, каждый думал о своем: может быть, это были воспоминания о прошедшем вечере или мысленное перечисление вещей, которые следовало не забыть упаковать для завтрашнего возвращения в Париж.

– Спокойной ночи, спокойной ночи и спасибо вам за чудесный вечер! – Элла поцеловала месье и мадам Мартэ у подножия лестницы, а затем огляделась в поисках Кристофа, чтобы пожелать спокойной ночи и ему. Его нигде не было видно, поэтому она поднялась в спальню, едва волоча уставшие от танцев ноги.

Она с облегчением сбросила туфли, ее щиколотки отвыкли от такого напряжения после лета, проведенного либо босиком, либо в мягких парусиновых эспадрильях. Не снимая вечернего платья, она взяла гребень и принялась расчесывать свои волнистые волосы, выгоревшие на солнце.

Дребезжащий звук за окном заставил ее отложить расческу и прислушаться. Снова послышался тихий стук в деревянные ставни, как будто кто-то бросал в них камешки. Элла распахнула окно и выглянула наружу. Внизу в бледном свете луны стоял Кристоф и пристально смотрел на нее. Приложив палец к губам, он поманил ее к себе. Босиком, подобрав подол платья, она на цыпочках спустилась вниз. В дверях он схватил ее за руку, его глаза горели в лунном свете.

– Это наша последняя ночь, и она слишком хороша, чтобы спать. Пойдем со мной на пляж!

Взявшись за руки, они побежали по песчаной тропинке, перебираясь через дюны, к пляжу, где темные волны шуршали и пенились на серебристом песке.