Алхимия и ее жертвы

После краткого обмена любезностями все уселись за стол и принялись пить чай с маковым молоком и чёрным хлебом. Ламлис занимал гостей рассказами о событиях из газет, а его дети справлялись о его здоровье.

– Говорят, – вещал Ламлис, – выставку достижений в этом году перенесут. Возможно, это даже к лучшему: ничего путного на ней который год уже не представляют.

– Верно, – подхватил Ауст, – лишь бы денег собрать да зевак усладить…

– Мастер, позвольте! – вставила Ада. – Мы же не были там. Откуда нам знать, что там есть? Колонка в газете не даст полного представления.

– Ада, вы забываетесь! – вырвалось у Дженелетт.

Ауст и Дженелетт покосились на Аду. Размашистость движений, резкий и слишком звонкий голос вызывали у них усмешки. Открытость девушки виделась им изъяном. Между тем Ауст и Дженелетт жаловались на холод и докучали сплетнями о соседях. Скука настолько одолела Аду, что Ламлис разрешил ей удалиться. Когда полуэльфийка ушла, гости принялись выражать неодобрение:

– Папенька, – нарочито протянула Джеленетт, – вы не находите, что Ада ведет себя неприлично? Она снова разговаривает с нами так, будто она эльфийка. Скажите же ей, что это не подобает ее положению.

– Мы верим в доброту её души, – уныло сказал Ауст, – но сомневаемся, что ведет себя она прилично. Где ее скромность и покорность? Право же, она слишком увлекается науками! Умеет ли она стирать, готовить или хотя бы штопать чулки? Подумайте над тем, что она будет делать в будущем.

Ламлис на это тяжко вздохнул. Его дети изъяснялись, как и прочие эльфы в стране. В Лапурандии людей считали идеальными слугами, так как те обладали подвижным умом, но в них недоставало возвышенности души и грации. Ввиду их несовершенства отношение к ним складывалось как к тем, кто обязан эльфам за то, что они позволили им служить. Редкий человек доживает до ста, а то и до пятидесяти лет, потому эльфы платили им не больше пятнадцати золотых монет в год.

Эльфы считались образцом совершенства, они занимали все высокие должности. Хоть Ламлис рассказывал ученице примеры, когда эльфы утрачивали свои хорошие качества, общее мнение оставалось таковым. Именно представители этой расы обладали огромными состояниями и все благами общества. Большинство эльфов жило более семисот лет в довольствии и роскоши, если, конечно, не допускали ошибок, как отец Ады.

Полуэльфы пользовались двойственной репутацией. Казалось бы: природное изящество и живой ум сочетались в них. С одной стороны, они связаны родством с эльфами, отчего зерна благородства засеяны в них. С другой, они связаны с людьми, рабочим классом. Их заклеймили как результат нравственного упадка эльфов. Из-за смешения кровей они редко переступали рубеж в двести лет.

Всякие прочие расы приезжали из соседних стран и пополняли ряды бедноты в Антас-Энде, потому к ним относились не лучше, чем к людям.

Дварфы же обладали до того грубыми чертами лица, их движения были настолько неизящны, а нравы достигали такой степени дикости, что их считали пригодными только для изнурительного физического труда. Тот не позволял им прожить более трёхсот лет.

В целом, браки между разными расами считались надругательством над природой, а детей, которые в них родились, воспринимали как неестественных созданий. Как правило, полуэльфы были либо внебрачными детьми, либо результатом неравного союза. Оба варианта унизительны для эльфов и сомнительны для людей, потому никто не смотрел на полуэльфов без насмешки.

Ауст и Дженелетт всякий раз приписывали Аде недостаток добродетели, отсутствие скромности, недостаток веры, причисляя это к изъянам. Брат с сестрой поспорили между собой, что является самым пристойным занятием для полуэльфа: прислуживание эльфам или работа на хозяина. Ламлис выслушал разговоры с прямой осанкой и ни разу не возразил. Когда гости устали искать новые недостатки в Аде, Ламлис любезно сказал:

– Ада – не прислуга, ее следует называть не иначе как мисс Гастангс. Она трудится во имя алхимии, не уступая по способностям и высшим эльфам.

– Очень зря, – покачала головой Дженелетт, – ведь воспитание полуэльфа как эльфа лишь развратит его нрав. Они станут тщеславными и начнут презирать то, что им полагается законами самой природы. Нет, папенька, пока не поздно, приручи мисс Гастангс хотя бы готовить еду.

– Я хочу, чтобы моя подопечная достигла научных вершин, а не коротала жизнь прислугой в чужом доме. Мисс Гастангс обладает потенциалом быть полезной научному сообществу и самой алхимии. Как наставник я пестую те достоинства, что заложены в нее. К примеру, я заменяю художественную литературу трудами ученых.

– Папенька, как же! – возразила Дженелетт. – Вы лишаете подопечную литературы? В наше время даже полуэльфы должны иметь изящество вкуса, иначе они позорят честь хозяина.

– Поверить не могу! – воскликнул мистер Мальгалат младший. – Неужели ей хватает ума для этих замудреных текстов?

Ламлис не раз рассказывал подопечной случай, как в детстве запрещал своим детям читать развлекательные книги. При вступлении в самостоятельную жизнь они поддались искушению и упивались ранее запрещенным чтением. Ламлис подавал это Аде как дурной пример.

– Я запрещаю ей любую книгу, не связанную с наукой. Даже вырезаю из журнала, который она заказывает, страницы с литературной колонкой, ибо там не публикуют ничего путного. Я не перенесу, если там окажется любовная история или отрывок романа! Эти книги обыкновенно служат лишь тому, чтобы возбуждать воображение молодого поколения, пробуждают и питают в них страсти и вызывают чувства, которые должны быть незнакомы, как, например, половая любовь. Светлое небо их души омрачается, и, начитавшись, молодые вместо науки и искусства порываются затеять такой роман, что и случается. Все, после этого жизнь разрушена.

– Даже признанные романы? – уточнил Ауст.

– Я не устану повторять, что даже они вредны, так как наполняют читателя идеальными представлениями о жизни. Эти фантазии впоследствии не осуществляются, отчего возникают неудовлетворенные желания, пробелы и пустота в душе – так разрушается благополучие. Времена, когда не читали художественную литературу, были счастливыми: молодые делом занимались, а не удовлетворяли навязанные им желания. Потому, дети мои, Ада сохранит естественность чувств.

– Лучше бы она вообще не умела читать, – холодно заметил Ауст, – все равно она так и останется твоей ученицей. Чем меньше знает, тем реже будет дерзить.

– Наоборот, пусть умеет читать, – возразила Дженелетт. – Вдруг будущий хозяин попросит развлечь его чтением книги? Тогда она послужит господину должным образом.

Когда визит подошел к концу, они поклонились и ушли раздосадованными.

После обеда Ада и Ламлис направились в редакцию. Вскоре они пришли на улицу с мощеной дорогой и вездесущими прохожими. Посреди однотипных двухэтажных домиков с резной лепниной возвышалось здание изательства. Они сразу направились в обитый деревом кабинет господина Амакиира, который удивился приходу старца, точно не ожидав его видеть. То был эльф почтенного возраста: с интеллигентными манерами и рыжими волосами, причесанными по последней моде. Одежда сидела на нем безукоризненно, а коричневая блуза идеально сочеталась с желтой кожей.

– Милости прошу, – начал он низким голосом, внимательно поглядывая на Аду. – Проходите, усаживайтесь.

Ламлис попросил Аду выйти, что полуэльфийка тотчас исполнила. Он положил на стол её рукопись, уселся на стул.

– Полагаю, мисс Гастангс с нами не будет, – присел напротив господин Амакиир, – а жаль: она такая прехорошенькая, даже траур нисколько не испортил её милой мордашки. Вы всегда славили свою ученицу, я теперь уверен, что она привлекательна не только умом.

– Причина моего визита, – вздохнул Ламлис, – совершенно другая, уважаемый. На столе её рукопись, которую мы желаем издать под её именем.

– Полагаю, раз разговор идет с моим старым знакомым, то имеет смысл сказать это прямо: наше издательство не заинтересовано компрометировать себя, издавая труды полуэльфийки. Сами понимаете, что печатать все, что написано молодыми дарованиями сомнительного происхождения, рискованно. Эльфы поступают благоразумно, избегая их: мало ли, что они напридумывают. Со мной согласятся и мелкие издательства.

– В самом деле? – Ламлис не подал вида, что рассержен. – Мистер Амакиир, для этого я прошу вас как старого знакомого. Подопечная моя по сообразительности не хуже почтенных алхимиков, достаточно ознакомиться с её трудами. Поверьте, в этом плане она им ровня.

– Милый мой приятель, – рассмеялся Амакиир, – вы в самом деле так думаете? Равенство – вещь невозможная.

– Для науки все существа, что занимаются ей, равны, – твердил Мальгалат.

– Вы забываете про собственное достоинство, – настаивал Амакиир. – Подумайте сами: что вышло бы, если бы перестали признавать превосходство, даруемое богатством, умом или знатным происхождением? Если бы служащий не признавал главенства своего начальника, ребенок господства родителей, хозяин превосходства над слугами? Если начальник, родители, господа принуждены были бы сложить с себя то, что они считали своими правами перед дерзостью низших, сделались бы униженными и скромными. Равенства не было бы, переменились только роли.

– Причем здесь дерзость?

– Притом, что если каждый займет свое место, – настаивал Амакиир, – то общественные отношения перестанут запутываться и портиться завистью, ревностью, тщеславием и самолюбием. Получить оскорбление от эльфа в почтенных годах и не подумать о мести ему не значит унизиться. Его прощают из-за его положения и седин. Точно так же, склоняясь под благословением магов или перед великим воином, склоняются не перед личностью, а перед саном и званием… С расами то же самое: полуэльфы обязаны благодарить эльфов за их снисходительность, а люди обязаны почитать полуэльфов, как дварфы обязаны подчиняться первым, вторым и третьим.

Ламлис, используя навык светской сдержанности, невозмутимо сказал:

– В нашем случае речь идет об уме и таланте, не о положении полуэльфов. Ум рассматривается отдельно от расы, ведь наука рассматривает знания и достижения, а не чины.

Ада тем временем сидела в коридоре и, подслушивая, внимала каждому слову мистера Амакиира. Его предвзятость глубоко оскорбляла. У него не добиться разрешения на издание, потому она сама пошла по кабинетам.

Ада заглянула в кабинет напротив. Эльф болтал со своим коллегой, что сидел на столе прямо на грудах бумаг. Разве они не должны работать? Они увидели полуэльфийку в трауре, и веселость испарилась с их лиц.

– Мисс, не желаете успокаивающего чаю? – сказал эльф-редактор. – Он поможет вам прийти в себя.

– Благодарю, но нет, – бодро сказала Ада. – Я пришла предложить издательству свои труды по алхимии, не желаете ознакомиться?

– Ну и ну, мисс, – рассмеялся другой, – траур дурно на вас повлиял. Вот, примите чай.

Она вошла в другой кабинет. В нём с величественным видом восседал другой молодой эльф. Он пил вино прямо на рабочем месте. Ада удивлялась, что мистер Амакиир позволяет такое поведение. Она изложила свою просьбу, на что эльф, не переставая потягивать вино, сморщился и выпалил:

– Вы, мисс, не отвлекайте меня чепухой. Посмотрите-ка, полуэльфийка издаваться хочет… Слишком многого требуете! Забываете, где ваше место? – Эльф нашел пару бумажек, достал перо и сварливо добавил: – Я занят, мисс, прошу, покиньте кабинет, а лучше само здание. Всего хорошего!

Ада выскочила в коридор. Попытки заставить сотрудников издательства прислушаться к ней оказались тщетны, потому Ада покинула кабинет совершенно раздосадованной. Её не воспринимают всерьез!Очередная дверь вела в кабинет, из которого, быть может, её не прогонят. Она постучалась и вошла.

Ада пригляделась к сотруднику и разинула рот. За столом сидел редактор менее аккуратного сложения, чем предыдущие эльфы. Да это же полуэльф! Об этом говорили его короткие заостренные уши. Как такое возможно? Он что-то записывал, рядом на столе лежали груды бумаг. Ада поймала себя на мысли, что впервые увидела в издательстве того, кто занят работой. Чуть тронутую загаром кожу украшали веснушки, а одежда сидела на худощавой фигуре так же изящно, как и на других эльфах. Его светлые волосы были завиты так же, как и у прочих эльфов, и сияли в лучах солнца. Вздернутый подбородок и свободные манеры давали Аде крохотную надежду, что он не прогонит её под надуманным предлогом. На табличке возле стола было написано "Редактор Мандор Хоринет".