Пленники Цирцеи

– По-моему, это и есть конец света, когда родная звезда хоть и приближается, но ни света, ни тепла больше не дарит. При этом судьба безудержно катится в никуда, транжиря последние остатки надежд и здравого смысла. Но тогда как понимать страшный суд? Будет ли он? И что останется после вердикта? Для чего?

– Обязательно будет. Кого-то он приговаривает к счастью. А кто-то с драгоценной ношей не справится. Или пупок надорвёт, или разобьёт, расплещет. А бывает, как в той басне про лису и виноград. Скажи лучше, у вас там скоро красотища начнётся? Кувшинки, спасая вас от белого солнца, заволокут небо от края – до края. Тени белые и зелёные. По книге помню. Счастье. Ты дома. И там тебя ждут.

– Не поверишь, у красивой медали есть бытовая сторона. Как минимум четыре месяца ни один летательный аппарат не посмеет ни взлететь, ни приземлиться. Кувшинки на Зодиаке – основа жизни. На их восхождение не покушаются не только червь, рождённые ползать, но и птах, имеющие крылья от природы. Мне то что? Я буду дома. А другие участники конференции? – Принцесса взглядом указала на путника, сидящего перед ней. – Как в песне Виктора Цоя: «Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна. И не вижу ни одной знакомой звезды». – Она небрежным движением капризной зазнайки смахнула слезинку с тёмной щеки.

– А помнишь, у него же есть и другая песня, которая заканчивается великолепной формулой «Смерть стоит того, чтобы жить, а любовь стоит того, чтобы ждать».

– Умеете вы всё-таки интриговать! – Халфлинг снова повернулся в нашу сторону и подмигнул. – Один в один Гриша. Бывало, сходилась наша классная команда с бойцами из школы по соседству на футбольном поле. Отъявленный хулиган и мошенник Гриша по прозвищу Пассатижи, ребята сокращали Паса, часто демонстрировал спортивное благородство. А иногда, когда считал нашу команду заметно слабее своей, и вовсе переходил на нашу сторону. В любой драке он защищал хилую сторону. А прозвищем обязан борцовскому захвату, из которого на моей памяти не вырывался даже Гришин учитель по физкультуре. Его родители переехали из Абхазии задолго до появления единственного сына. Пассатижи был своим парнем, хоть и непохожим на нас. Сейчас бы он точно получил кличку «Халфлинг».

– У тебя много записей Виктора Цоя? Биография, интервью, письма?

– Я богатенькая на всякую всячинку. Фильмы, концерты в голографической записи, книги, озвученные и бумажные. Более сотни редких рукописей. Картины, принадлежащие кисти многих поэтов и композиторов. Жизни не хватит изучить мою коллекцию. Работы выше крыши! – Ребром ладони резко скользнула по горлу. – Тогда на ностальгию тратиться не придётся. Ой, нас приглашают занять места в шлюпках. Мы приехали. Жаль, ты не с нами. Бог даст, свидимся.

Мои добрые попутчики не спеша потянулись к шлюпочной палубе, оставляя меня один на один с новой книгой и новыми переживаниями. Кто я? Куда еду? Почему один, вечно один? Мог бы вынашивать чужих личинок, стать пиратом, поучаствовать в научной конференции, жениться на принцессе. Но вместо этого я стремлюсь на родину сифилиса, которую не видно ни в один телескоп, которой нет ни на одной звёздной карте. Что меня туда тянет, какая пропасть? Зачем? Вернусь ли обратно? Но делать нечего. Открываю сочинение самой очаровательной девушки во Вселенной, погружаюсь в её переживания, грёзы, иллюзии, надуманные заблуждения и потерявшие голову пороки. Я во что бы то ни стало научусь магии ароматов. Я смогу ответить ей нечеловеческой взаимностью. Язык танцев, сверяемый с солнцем, освоить сложнее. Почему бы не рискнуть? Но прежде надо понять, вникнуть, из чего сложен её внутренний мир. Найдётся ли в нём и для меня место.

В глаза бросается скромное предисловие, чуть меньше странички.

«Сейчас передо мной открываются двери в земли Скопища Дзыгу. Что меня тянет туда? Зачем? Вернусь ли обратно?» – минуту назад я вопрошал о том же. Вымышленной товарке, напротив, суждено было остаться среди монстров, зачастую пьяных и злых.

И заканчивалось вступительное откровение совсем уж мрачно.

«Дорогие мои люди, я успела вас полюбить со всеми достоинствами и недостатками. Я с радостью бы осталась с вами. Но остаться с тем, чего больше нет, значит признать себя мёртвой». И подпись: «принцесса Дзыгу Дзей-Со, представительница земной цивилизации».

Под датой несколько бугорочков. Нажал и почувствовал, как зелёно-белый дракон небесных кувшинок всколыхнулся над головой. Облака пылью сползают с его оживших крыльев. Буквы первой главы воплотились в речь движения. Включился эффект присутствия.

Повествование началось со второго визита Алекса Романова к Сей-Со. После предыдущей встречи миновал месяц. Бывший капитан звездолёта и сам был вынужден серьёзно заняться здоровьем в условиях стационара. И, как назло, доктор Ватсон не посетила его ни разу. Вот и сейчас она холодно и сдержано поприветствовала Алекса в госпитальном холле.

– Пациентка практически восстановилась, и я надеюсь, к концу недели можно будет серьёзно поговорить о её выписке. Сей-Со официально отказалась от моих услуг. Дорогу к её палате помните? Если забыли, вспоминайте не спеша. У неё посетители.

«Новость и «неожиданность» для Алекса синонимы, несущественные факты. Он соскучился по кораблю, по экипажу. У пчёлки гости, вот это интересно.

– Кто? – Только и успел спросить Романов. Дженни уже развернулась, чтоб уйти. И продолжать диалог демонстративно не собиралась. Он ухмыльнулся равнодушно.

Ватсон небрежно бросила через плечо, подмешивая в нейтральный голос тошнотную брезгливость.

– Девочка с вашего корабля, боец-мастер, Ким, кажется и этот, – она, не договорив, стремительно удалилась. Но на встречу двигался другой человек.

Алекс знал его дважды. Телесная оболочка Поля Лурье изменила походку. Движения то ли утратили, то ли ещё не обрели уверенность и согласованность. К новенькому футляру непросто привыкнуть. Мечта сбылась и отдавалась нескончаемым потоком ощущений, по большей части неприятных. Эдуард Горлицкий получил тело, сильное, сложно организованное. И теперь учился им управлять. Это оказалось изнурительнее, чем думал. В кристалле разум обделён, но свободен. На главного героя сумрачно надвигался замученный раб чужой, выпотрошенной, вывернутой наизнанку физиологии. Поравнялись. Горячо пожали друг другу протянутые руки.

– Две шпионки встретились, и им не терпится нащебетаться. Нам тоже предстоит непростой разговор. Предлагаю разбить его на две части. Сначала, не откладывая, введу тебя в курс дела. Только давай отойдём в сторону. Боюсь, за дверью нас услышат. Я Борис Кросс. Прошу старое имя забыть. Пока я был не я, немного гостей посещали мой мир. – Он выдержал хитрую паузу и, оглянувшись, продолжил. – Тебе и Ким я могу доверять. Вы оба рисковали, чтобы помочь мне. Вы не предали. И я в долгу не останусь. Про доктора Ватсон забудь. Она по-прежнему увлечена клоном. К тому же, и он уже ни тот. Зачем ты отдал ему моё снадобье? Бедняга поверил, что может любить по-настоящему. Скрипичные концерты в её честь даёт. Ведь неспроста они так долго вместе работали. Что-то их притягивало. – Борис Примерил лукавую улыбку. Не подошла.

– А ты немного порисовался, раскрыл сложное преступление и заработал вспышку симпатии, всего лишь минутное увлечение. И минута взаимности давно истекла. Шерлок Холмс опасен для тебя как соперник, продолжающий вести следствие. Доктор Ватсон – его агент и помощник. Её равнодушие прими как благо.

Я на досуге пораскинул мозгами. И пришёл к выводу, что мы ничем не хуже знаменитого сыщика. Приобрёл пару курительных трубок из вишнёвого дерева, набил заранее табачок. Так что давай, присядем, закурим. Тем более, следующая новость лишит тебя устойчивого положения.

Госпиталь окружали реликтовые растения. Целый парк, сообщество причудливых деревьев, кустов, трав и ещё неведомо чего. Вьюнки, собранные в густые сети, перемещались, слабо потрескивая и перемигиваясь голубовато светящимися листочками. Один такой коврик расположился на ветвях двух белоствольных дубов и трёх местных собратьев чёрной смородины, укрывая от посторонних глаз изящно кованую скамейку. Там они и расположились.

– Звукоизоляция нам обеспечена. Продолжим. Спецслужбы на Зодиаке неустанно укрепляют боевую готовность. Они цепкие, мобильные и ловкие. Нам не удалось далеко убежать. – Печальная гримаса не удержалась, сползла с лица говорящего. – Разоблачили и взяли с поличным на самом интересном месте, когда сознание одного негодяя влилось в плоть другого мерзавца. Ким билась за меня до последнего, как медведица за своего медвежонка. Её скрутили. И кто знает, чем бы дело кончилось. Но выпросил я последнее слово, в котором недвусмысленно дал понять, дескать, знаю, как полностью восстановить чужую особь. Сам понимаешь, не так уж сложно. Помнишь, как тебя собирали? Дали поработать, не дожидаясь, пока в себя приду, пообвыкнусь в реальной жизни. Выяснили и спецификацию Ким. Поделились подозрениями относительно якобы светской прогулки двух дзыгу по нашей территории. Спросили мнение Ким. А та, недолго думая, заявила: «Готова к внедрению». Зей-Со оказалась не на шутку живучей и своенравной госпожой. Принцесса разочарована в компаньонке. Не уберегла, не защитила. И в качестве новой товарки выбрала, как думаешь, кого? – Он выпустил ажурное колечко дыма.

– Неужели Ким? – Я схватил ртом парящий сизый бублик и чуть не поперхнулся крепким дымом. – Их скоро обменяют? Известно, кому это выгодно? Разведка ликует.

– Совершенно верно. Таким образом, мы получили право на жизнь и новые инструкции. Девочка больше нами не интересуются. Появилась новая цель и новые интересы. Но нас тоже есть с чем поздравить. И у тебя, и у меня правительственные контракты. Такого крутого жалования и на Геральдике быть не может. – Ещё несколько минут мы молча курили. Пока Борис Кросс не подытожил. – Сей-Со нас нанимает. Обсудим вечером, а сейчас пойдём, хозяйка ждёт.

Чёртик на моём плече плакал. Внезапно без осознаваемых переходов меня пленил сон, глубокий и сладкий, с силой настоящих детских снов. Я выключался из яви одновременно и Алексом Романовым, и Фобосом Глюком. Только в отличие от маленьких тобо не поймал персонального продолжения сюжета. Долгое, головокружительное падение в истошно вопящую бездну. Сплошной душераздирающий шум постепенно распадался на голоса. Давно позабытые люди, собаки, кошки, голуби и вороны прощались со мной, просили прощения. Странное дело, но их всех я когда-то любил, искренне. Одни удостаивались робкого уважения, другие иронии и сарказма. Но сейчас они всплывали из подсознания, с внутренней стороны априорной памяти.

Старые, запылённые эмоциональные следы выталкивали милые сердцу образы, чтобы навсегда уйти вместе с ними. Речи разных персонажей заканчивались одинаково: «Меня в тебе больше нет». А вот старца в рясе я точно никогда прежде и позже не встречал. Сценарист морока.

– Их и правда, больше нет. А те, кто станут представляться ими, хотят одного – твоей крови. Что смотришь так проницательно? Не веришь? Почему? Разве я лгун?

– Да как же в такое поверить, отче? Бред какой-то, и только! – Я попятился прочь.

– А ты войди в светлый храм и уверуй. – Указывает сучковатым посохом на резную дверь.

Вхожу. Стены и потолок расписаны, точно тонкой паутиной, собраниями небесных светил, больших и малых, ярких и почти незаметных. Поверх них – замысловатые знаки, причудливые формулы. Предательски врывается в душу скользкое сходство с православным храмом. Распятия. Иконы. Огоньки на свечках трепещут, юными листочками, не успевшие налиться зеленью. Только живые светильца не тают и воском не слезятся. А на иконах вместо Бога и Святых Угодников пауки с моими лицами. И распят я, но не на кресте, как Иисус, а на колесе тележном. Ось со стороны спины в позвоночник глубоко всажена. Крутятся колёса, скрипят и стонут. Проливаюсь взглядом по святотатственному безобразию.

– Зачем я здесь? Дай мне уйти с миром. – Кошусь беспомощно на грозного старца.

– Уйдёшь, коли не передумаешь. Но сперва поделись правдой, ползущей по жилам с образами. Видишь, как без тебя обескровили.

Хватаю с алтаря кривой, грязный тесак. Собираюсь с размаху царапнуть по руке. Красные густые брызги разлетаются по храму. Но не марают, не оскверняют его. Напротив, ярко алым сеянием насыщается сам присутственный воздух. Всеобщее победное ликование. Распахиваю глаза и с радостью осознаю: слава Богу, проснулся. Разбудил меня пожилой сухенький интеллигент брауни, положил верхнюю конечность мне на плечо и мимоходом поправил яркость на сигнальном табло. А оно оповещало о скорой выброске в Ожерелье Цирцеи – устаревшее, яркое прозвище системы Троя.

– Как шутил один мой знакомый землянин: ваш ангел хранитель летит зайцем. Чуть не проспали. Крайне редко рейсовые лайнеры делают здесь остановку. А пассажиров из Ожерелья подбирает ещё реже. Лет пять назад ваш Одиссей с друзьями отсюда возвращался. А больше и не припомню. – Старичок сморщился в потёртую гармошку, саркастически подчёркивая умственное напряжение. – Точно.

– Лет пять назад? Новый миф! – Я удивлённо вытаращил глаза. – Это розыгрыш?

– Вы успеете умыться и слегка перекусить перед высадкой. Среди звёзд есть добрая сотня аналогов чаю и бутербродам. Познания хорошо утоляются вместе с обыкновенной жаждой и голодом. Возвращайтесь, а я пока стол накрою.

Через несколько минут он продолжал.

– Видите ли, время не для всех и не везде течёт одинаково. Оно избирательно. Для вас и ваших соплеменников в данной части Вселенной минуты замедляются, а в системе Троя и вовсе способны остановиться.

– Античный герой что-то успел рассказать об изобилующем приключениями славном походе? – Я очень надеялся на исчерпывающую и внятную информацию.

– Он очень многое поведал. У пролетающих тем рейсом братьев по разуму сложилось впечатление, что ребятам не терпелось основательно присесть кому-нибудь на уши. Жаль, я не самый понятливый. Разобрать получилось следующее: три звезды поочерёдно восходят, и каждая приносит свои неприятности. Цирцея олицетворялась у них как очаровательная девица, хладнокровная, способная превращать юношей в ослов, то есть одурачивать. Импуса – коварная растлительница, ведущая к погибели. И Геката – самая тусклая серая звезда – безумная бабка, пугающая страшными сказками и пьющая кровь. Больше половины соратников Одиссея не справились с искушениями, позорно сгинули. Давай на чистоту. Ты ведь ни об этом хотел спросить, да почему-то не решаешься?

– Как этим практически диким воякам удалось преодолеть заслоны, запреты и прочие тернистые преграды, чтобы вернуться, а продвинутые мудрецы остаются там навсегда? В чём фишка? Сумею ли я воспользоваться его счастливым опытом?

– Земная метафизика распалась на ряд наук. А у нас представление о природе вещей разделилось на всестороннее изучение каждого явления. Я люблю время, интересуюсь им. Благодаря этому продлил свою жизнь как минимум втрое. И спас множество чужих жизней. Если в этом месте твоё время останавливается, то через пятьдесят шесть суток, когда корабль пойдёт обратно, ты должен очутиться в этом же кресле. Моя же задача проследить, чтоб кресло было свободным и вовремя прогнать сон, устроить блаженное пробуждение здесь, а не там. Вознесение возможно, пока корабль не покинет систему трёх звёзд. А багаж и одежда останутся аборигенам. Вещи плывут независимо в другом временном потоке. Желаешь дочитать книгу? – Я кивнул. – Оставляй, на обратном пути верну.

Глава 3. Почти как дома

Капсула как бы невзначай, между прочим, сообщила, что космических портов на планете моей высадки нет и в ближайшие сто лет не предвидится. Над поверхностью идёт грязный дождь, опасный для моего здоровья. По такому восхитительному случаю «арктурианская маршрутка», так межзвёздные странники за глаза дразнили данный вид транспорта, дарит мне надёжный защитный костюм и желает благополучного начала новой жизни. Аппарат завис, слегка покачиваясь, примерно в метре над пышным злаковым полем. Хладнокровно дождался, пока я переоденусь. Мягко уронил меня. И не спеша провалился в пёстрое небо. Я приземлился удачно. Немного подвёл тяжёлый рюкзак. Из-за него меня хорошенько встряхнуло так, что я едва не сел. Грязный дождь обваливался распушёнными хлопьями, разбухшими и дурно пахнущими, походящими на ошмётки разлагающейся некогда живой плоти. Они растворились на защитном костюме, бесследно стекая вязкой омерзительной слизью. А на первый взгляд безобидные растения со змеиным проворством хватали на лету извращённую манну небесную и с жадным хрустом колосками, стеблями и листьями поглощали.

– Доброе утро! Документы с собой? Предъявите, пожалуйста. – Невероятно, только приземлился, но узнал голос. А потому ответил дружелюбно, не успев обернуться.

– Здравствуйте, капитан Соловьёв! Конечно, секундочку. – И, забыв о предосторожность, стал расстёгивать костюм. Паспорт покоился во внутреннем кармане пиджака. Добраться до него было ох как непросто, да и не получилось.

– Только не здесь. Пройдёмте в машину. – Он культурно распахнул передо мной заднюю дверцу жёлтого советского «Москвича». – А мы разве знакомы? Конечно, за капитана спасибо, но я пока старший лейтенант. Странное явление природы эти наши дожди. Как мучилось человечество, пока специальную краску не изобрели. Слышали про то, что милицейские машины стерильные? Чистая правда!