Призраки Гарварда

Она помнила, как отец откинулся на спинку стула.

– Гарвард. Ты поступила… серьезно?

Помнила, каких усилий стоило ни разу не посмотреть матери в лицо.

Затем отец глубоко вздохнул и вымучил улыбку:

– Что ж, чудесно.

– Энди! – Мать глянула на него так, будто он отпустил плохую шутку.

– Чудесно же. Университет невероятно престижный, и даже не будем упоминать, насколько избирательный, и они выбрали нашу дочь. Это огромный успех, Кади, поздравляю, – отец приподнял стакан с водой в сторону Кади.

– Ну да, милая, и я надеюсь, ты собой гордишься не меньше, чем я тобой, – мать коротко кивнула дочери. – Она очень много трудилась, а потому поступила во множество лучших вузов, включая Лигу плюща, и может выбирать. Разумеется, в Гарвард она не захочет.

– А ты ее спрашивала? – Отец вскинул брови, глядя на дочь. – Ты хочешь?

– Вообще-то хочу, – тихо отозвалась Кади.

– Отлично, тогда я тебя поддерживаю. Отличный выбор.

– Погоди, что? – уронила челюсть мать. – Кади, ты туда не хочешь.

– Это был первый пункт в моем списке.

– До того, но не сейчас. Как ты можешь туда хотеть?

Отец повернулся к матери:

– Не набрасывайся на нее. Пусть девочка решает сама.

– Поверить не могу, что мы вообще об этом спорим! – Мать издала смешок, но глаза ее вспыхнули. – Тебе просто нужно внимание? То есть сперва на церемонии развеивания праха, теперь сейчас?

Кади бросило в жар:

– Нет, тогда я не знаю, что случилось, я не хотела…

– Тогда почему ты так поступаешь?

Кади опустила глаза, стремясь защититься от пристального взгляда матери.

– Я просто хочу…

– Карен, – вмешался отец, – нельзя винить Гарвард. Мы должны признать, что Эрик был шизофреником. Его доконала болезнь, не школа. Его убил не Гарвард.

– Гарвард его не спас! – рявкнула мать. – Я привезла сына из гарвардского кампуса в мешке для трупов. Где-то там стоит кафетерий, где он в последний раз поел. Мне до сих пор приходят уведомления о книгах, которые он так и не вернул в Ламонт. Я получила письмо с соболезнованиями на гарвардском бланке с этой их идиотской гребаной алой печатью, которую я надеюсь больше никогда не увидеть. – К ее глазам подступили слезы. – Это обиталище величайшей трагедии моей жизни. Это его могила!

– Мам, – Кади потянулась к ней через стол. Она чувствовала себя ужасно и уже была готова передумать, как…

– Еще и ты. – Мать отшатнулась, уставилась на нее диким взглядом: – О чем ты думаешь? Как могла допустить даже мысль поступить так с нами? Со мной?

– Я хочу…

– Хочешь что? Протащить нас через еще четыре года агонии? Лишить меня сна на еще больше ночей? Честно говоря, не представляю, почему ты вообще хочешь через такое пройти сама. Как ты можешь это стерпеть? Как будто его смерть для тебя ничего не значит.

Кади ощутила, как к коже приливает жар, словно ей только что залепили пощечину.

Отец поднял ладонь:

– Хватит. Довольно. Мы все скорбим по Эрику, да, каждый по-своему, но тем не менее, и скорбеть будем очень, очень долго. Но я не допущу, чтобы жизнь нашей семьи строилась исключительно вокруг этой трагедии. Не допущу. Да, смерть Эрика всегда будет омрачать нашу жизнь. Но, Карен, ты как будто одержима только им.

– А чего ты еще от меня хочешь? Я его мать!

– Ты и ее мать тоже!

И последние слова матери, прежде чем покинуть стол:

– Не сегодня.

Кади разбудил ее собственный перепуганный голос:

– Нет, нет, нет!

Во сне она выставила руки, словно пыталась оттолкнуть нависшего над ней человека, а вместо этого коснулась ячеистой сетки верхней койки. В комнате царил непроницаемый мрак, однако чувства медленно начали возвращаться: слегка пластмассовый запах новенького постельного белья, звук ее собственного тяжелого, частого дыхания, ощущение липкости холодного пота на шее и стеснения от простыни, в которой запутались ноги, словно Кади долго ворочалась. Наконец глаза привыкли к темноте, и она различила девичью руку, которая махала ей с верхней койки.

– Прости, прости, это я, – раздался оттуда же голос Ранджу. – Старалась потише, но пока только набиваю руку с этой верхотурой. Скрипит до ужаса.

Кади прерывисто выдохнула:

– Ничего. Я не знала, что там надо мной. И, кажется, мне снился кошмар.

– Тогда, наверное, хорошо, что я тебя разбудила? Но все равно извини. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ответила Кади верхнему матрасу.

Как только страх ушел, на его место вернулось былое одиночество.

Кади дотянулась до лежащего на полу и подключенного к зарядке телефону, проверила время: 3.11. Бездумно пролистала мессенджер в поисках хоть какого-то утешения. Она еще днем написала своей лучшей школьной подруге, но та до сих пор не ответила, видимо, была слишком занята новыми товарищами в Пенсильванском университете. Кади зашла в список избранных и остановила полоску выбора на имени Эрика. В детстве, если ночью ей становилось страшно или снился кошмар, она шла в комнату брата и обо всем рассказывала. Иногда Кади даже выдумывала жуткий сон как повод, чтобы посидеть с ним. Поддавшись порыву, она набрала сообщение – украдкой, словно кто-то может ее поймать за этим занятием, – и нажала «отправить». А потом положила телефон обратно на пол рядом с кроватью и упала лицом в подушку.

Прошло несколько минут, прежде чем раздался дзынь – сигнал о полученном сообщении. Кади взяла телефон, и, как только увидела экран, по спине пробежали мурашки: «1 новое сообщение». Она не знала, что ожидала увидеть, эсэмэску с того света? Однако отчаявшиеся люди верят в чудеса. Сердце забилось чаще. Кади разблокировала телефон и зашла в мессенджер. Экран вспыхнул ослепительно белым. На нем значилось:

Ошибка доставки

Текст сообщения: Я скучаю.

Отправлено: 3.12

Получатель: Эрик недоступен