Алфавита

ты не стой!
и не молчи!
ведь той
не нужен ты,
ей путь – на юг,
и нежный юный друг
ей шепчет:
«ты не стой,
приляг со мной
на плед
и успокой…»

а я им: «нет!»
они глупы.
да что с них взять – цветы:
цветут и соком липких губ пленяют пчёл.
со мною ты,
и я с тобой —
в мороз и зной.

но сам всё это про себя прочёл,
и разомлел
от жара
чёрных тел
в вечерней неге тёмно-золотой.

Целовальня

пусть сознание струится
через зеркало фрактально:

я смотрю и проникаю
в твоё сердце моментально.

я пойду на колокольню,
я найду там целовальню,

мне сегодня очень больно:
я влюблён маниакально.

Цветочки

её взгляд пробирает тебя насквозь,
но бежит он вскользь, по своей орбите.
лето, вроде, вчера только началось,
а глядишь вокруг: да оно в зените.

ты сидишь один, ты сжимаешь трость.
я останусь тут, ну а вы – живите.
когда люди пишут, то строят мост,
на латыни ли, на санскрите ль.

когда люди пишут – они орут:
запятые, тире, тире да точки.
мать-и-мачеха лбом пробивает грунт,
чтобы что? – чтобы жёлтенькие цветочки.

Цветовод

ты так восторженно распахнут
навстречу людям и мечтам,
твои усы цветами пахнут,
которым ты названия дал:
фонтаном бурным кундалини
куст гладиолусов назвал,
волшебной пляской диких линий
ты лилии именовал.

наречена ромашка смехом,
улыбкой ландыш наречён,
пион чванливый, вот потеха,
прослыть пижоном обречён.
круглоголовый одуванчик
зовется просто: шаролюб.
отныне василёк – шаманчик,
жасмин – прикосновение губ.

физалис – рыжий лис хвостатый,
а колокольчик – «динь-динь-дон».
пусть жёлтый шхмель и шхмель мохнатый
сольются в имени одном.

поэт цветов, знаток созвездий,
переписавший словари,
спеши любить, ходи и езди
и землю заново твори!

Цайтрафер

вот первый снег,
таинственный пушок,
он падать не спешит,
он вставил ногу в стремя,
и требует одну – на посошок.
цайтрафер, парвеню, электрошок,
прикосновеньем охлаждает темя,
он замедляется, поскольку нас полно,

и нет причин быстрее лечь на дно:…
ткёт бытие событий полотно,