Чужой выбор

– Вот досада… Такой красавец! Не понимаю, как это ты, живя с ним под одной крышей, ухитряешься не влюбиться в него по уши, он же просто само очарование!

– А я все еще нахожусь под очарованием своего мужа и влюблена в него по уши.

– Ну, я готова признать, что Люк тоже совсем неплох.

И Соня, которая никак не могла найти себе спутника жизни, печально вздохнула. Клеманс любила ее за врожденный альтруизм и ни разу не почувствовала в ней едкой женской зависти. Соня преданно поддерживала ее в трудные времена развода с Этьеном и радовалась везению подруги, когда та нашла такого чудесного мужа, как Люк, родила двух очаровательных дочек и в довершение ко всему жила в доме, о котором можно было только мечтать. Соне, конечно, хотелось, чтобы судьба преподносила ей столь же чудесные сюрпризы, ну а пока она довольствовалась своим скромным уделом. Верная подруга, всегда готовая помочь, она гордилась своей профессией парикмахера и была для Клеманс неоценимой союзницей. Они с удовольствием работали вместе, безраздельно доверяли друг другу, и это делало их повседневное общение очень приятным.

– Соня, у меня же всё есть для счастья, правда ведь?

Мрачный тон Клеманс совсем не соответствовал ее словам, и это обеспокоило ее помощницу.

– Ну… да, и мне так кажется. А в чем дело?

– Тогда почему сейчас все идет наперекосяк?

– Да потому, что возникло такое осложнение, против которого ты бессильна.

– Но ведь это же несправедливо! Я не могу допустить, чтобы Этьен разрушил мою жизнь; я хочу, чтобы он исчез, чтобы мне больше не приходилось все время думать о нем!

Ее взрыв гнева был неожиданным, но вполне объяснимым. Клеманс стремилась сохранить то, что она так долго и терпеливо строила, а главное, она не хотела снова оказаться в роли жертвы, какой была в прошлом.

– Зато теперь ты готова к бою, – мягко сказала Соня.

– Да у меня вовсе не боевой характер, но придется воевать, я не вижу другого выхода. Ты только посмотри, до чего я дошла! Меня сопровождают на каждом шагу, за мной приезжают на работу, возят на машине, словно инвалида, у которого нет водительских прав!

– Клеманс, послушай…

– Но ведь это именно так! Я теперь зависима от других, от их поддержки и защиты, я всем стала в тягость. Мне с таким трудом удалось достичь положения свободной, самостоятельной женщины, супруги и матери, и вдруг я опять стала беспомощной, как ребенок. Я жила в счастье и радости, а сейчас дрожу от страха, стоит мне высунуть нос на улицу. Я превратила жизнь своих близких в кошмар, – они только и делают, что обсуждают, как жить дальше, спорят, собираются переезжать, продавать шале, чуть ли не бежать в другую страну, – вот до чего дошло!

И Клеманс яростным жестом вытерла слезы, катившиеся по щекам. Соня подошла к ней, взяла за руки.

– Послушай меня, дорогая: ты должнабороться, а не плыть по течению. Запомни: лучше гневные крики, чем слезы покорной жертвы, – в гневе ты будешь менее уязвимой. И пусть он поможет тебе защищаться. Не позволяй Этьену отнять у тебя твое счастье.

– Здравствуйте! – поприветствовала вошедшая женщина. – Я наконец решила измениться, хочу высветлить пряди…

Клеманс и Соня тут же дружно заулыбались и пошли навстречу новой клиентке.

– Мне кажется, мы загостились у вас, пора возвращаться домой, – мягко сказала Вероника.

Люк неохотно кивнул.

– Здесь, рядом с Виржилом и Филиппиной… то есть теперь только с одним Виржилом, мы чувствуем себя как будто лишними. Сколько мы прожили под вашей крышей – пора нам уезжать, а вам – вернуться к прежним привычкам, к жизни в вашей тесной компании.

– Виржил очень любит вас, вы ему ничем не мешаете.

– Верно, – вмешался Кристоф, – но ваше равновесие держится на… как бы это сказать… В общем, я так понимаю: вам нравится совместная жизнь, потому что вы с Виржилом знаете друг друга и у вас по-прежнему много общего. Клеманс легко вошла в этот тесный круг, а вот Филиппине это не удалось. А кто придет на ее место? И как эта женщина отнесется к тому, что в доме ее возлюбленного проживает еще одна чужая семья? К тому же мы люди пожилые, не вашего поколения, так что пора нам оставить вас, молодых, в покое.

– И вдобавок скоро весна, – добавила Вероника, – дни становятся длиннее, на дорогах уже нет снега, – разве что здесь, в горах, да и то немного.

– Жандармы обещали следить за Этьеном, пока его не вызвал судья. Так что, честно говоря, мы теперь не очень-то вам и нужны. Впрочем, если будет такая необходимость, мы вернемся. А пока твоей матери хочется побыть у себя дома, заняться своими делами… Но если ты считаешь, что Клеманс все еще грозит опасность, мы, конечно, останемся!

Кристофу очень понравилась жизнь в шале, и эту речь он произнес только ради того, чтобы угодить жене. В их квартирке в Леваллуа у него не было возможности заниматься поделками, здесь же всегда находилось чем заняться, а прогулки в парке Планшетт или на острове Жатт не шли ни в какое сравнение с походами в горы.

– Но ты ведь обещал мне перекрасить гараж, – напомнил Люк, подмигнув отцу.

– Ничего, перекрасит в следующий раз, – возразила Вероника.

И Люк понял, что матери действительно хочется уехать домой. Здесь, рядом с Виржилом, она чувствовала себя лишней. Три поколения Вайянов под одной крышей – наверно, ей казалось, что это слишком много для мужчины, неожиданно оставшегося в одиночестве, без подруги.

– Ладно, мам, тогда приезжайте к нам в мае или в июне, когда будет хорошая погода, и мы сможем устраивать долгие прогулки, пикники, барбекю…

Мать ответила ему благодарной улыбкой, а Кристоф пробормотал:

– Уж не знаю, как я поведу свою колымагу, – я так привык ездить на внедорожнике Клеманс…

– Ничего, папа, на днях я тебе раздобуду подержанную, но очень хорошую машину.

– Да не нужна она ему! – все с той же улыбкой запротестовала Вероника.

Но в конце концов уступила Люку – мать и сын всегда старались чем-нибудь порадовать друг друга.

– Ладно, пойду-ка я готовить ужин, – весело объявила она. – Виржил заказал мне бланкет[17] из телятины, пора мне им заняться.

Несмотря на желание вернуться в Леваллуа, к своей плите, Вероника высоко ценила кухню в шале, особенно за возможность одновременно заниматься стряпней у стойки и болтать с теми, кто посиживал тут же, в холле, возле камина. Люк понимал, что все обитатели дома будут скучать по ней, но что его старикам действительно пора вернуться к своему привычному образу жизни.

– Я даже не знал, с чего начать, – грустно признался Виржил.

– Одежда занимает гораздо меньше места, если ее сложить как следует, – откликнулась Клеманс, стоявшая у платяного шкафа Филиппины; она уже вынула оттуда стопку свитеров. – И ты правильно сделал, что попросил меня помочь, одному тебе было бы невесело этим заниматься.

Рядом со шкафом стояло несколько открытых чемоданов и три картонные коробки, уже заклеенные скотчем.

– В них ее книги и папки, – объяснил Виржил. – А теперь я займусь хрупкими вещами, у меня есть для них пузырчатая пленка.

Клеманс украдкой взглянула на него, пытаясь определить, в каком он настроении.

– Филиппина очень дорожит этой лампой, она разыскала ее у одного антиквара, – объяснил Виржил, отвинчивая с лампы абажур.

Легкая грусть, прозвучавшая в его голосе, встревожила Клеманс, и она спросила, обернувшись к нему:

– Ты ни о чем не жалеешь, Виржил?

Тот нерешительно помолчал, прежде чем ответить:

– Жалею – о самых прекрасных моментах прошлого, а их было немало! Но наш разрыв стал неизбежным, – во всяком случае, для меня. И встреча с Хлоей только ускорила события.

С этими словами Виржил упаковал маленькую бронзовую лошадку и положил ее в очередную раскрытую коробку.

– Она любила обследовать местные антикварные лавки, – добавил он, – особенно когда ей надоедало корпеть над своей очередной диссертацией. Заметь, она не покупала ничего особенно дорогого… Хотя нет, – купила вот этот письменный стол! Я внес его в список вещей для перевозки в контейнере, правда, не знаю, куда она его поставит в своей парижской студии.

– А может, она и не собирается в ней жить?

– Не знаю. Конечно, она всегда может подыскать себе более просторное жилье. Деньги-то у нее есть.

Несколько минут они паковали вещи молча. Клеманс снимала с вешалок и бережно складывала блузки. Как она и ожидала, бόльшая часть нарядов Филиппины имела этикетки известных модельеров. Та всегда заботилась о своей внешности и утверждала, что любит только «благородные» ткани, такие как шелк, кашемир и бархат.

– А как быть с ее лыжным снаряжением? – спросила Клеманс. – В гараже остались ее ботинки и комбинезон…

– И две пары лыж с палками. Я все это отправлю контейнером, вместе с мебелью.

– Неужели она будет хранить лыжи в студии?

– Если память мне не изменяет, в ее доме есть подвал с боксами, – ответил Виржил, глядя куда-то в пространство, его одолели воспоминания.

– Когда мы с ней познакомились, я еще жил в Париже, а вы с Люком уже перебрались сюда. Филиппина чаще приезжала ко мне, чем я к ней, потому что я вставал чуть свет и ехал в Ларибуазьер. Мне безумно хотелось сбежать к вам, в Гап, а она надо мной посмеивалась, но, когда я объявил, что получил место в больничном центре Гапа, ей стало не до смеха. Она не понимала, зачем мне это надо. Для нее – хотя она любила кататься на лыжах – пребывание в Альпах сводилось к зимним каникулам, и только. А мое стремление бросить Париж и такую престижную больницу, как Ларибуазьер, казалось ей мальчишеским капризом.

– И все-таки она за тобой поехала.

– Да я просто не оставил ей выбора. Мы ведь ничего друг другу не обещали, я был свободен в своих решениях. И когда она убедилась, что я твердо намерен уехать, объявила, что последует за мной. Я был рад, хотя… не могу сказать, что безмерно счастлив. Я знал, что вынудил ее к этому. Впрочем, она не прерывала связей со столицей.

Это занятие – упрятывать в чемоданы и коробки все вещи Филиппины – пробуждало у Виржила ностальгию по прошлому, заставляя исповедоваться, что случалось с ним крайне редко.

– Но она хорошо адаптировалась здесь, – заметила Клеманс.

– Да, хорошо, – и мне в конце концов стало казаться, что мы с ней когда-нибудь создадим семью. Но тут-то я и обнаружил, какая пропасть нас разделяет. В свои тридцать лет она хотела продолжать жить как в двадцать. А ты в последнее время воплощала собой все то, что ее раздражало.

– Я?

– Да. Ты и не догадывалась? Как мне хотелось, чтобы мы с ней были похожи на вас с Люком! Я завидовал вашему счастью, тому, что у вас такие чудесные дочки; мечтал о том же, и это ей жутко не нравилось. Она считала такую жизнь серенькой, посредственной… И в результате, как ты понимаешь, именно это и привело к разрыву.

Виржил заклеивал скотчем очередную наполненную коробку, когда в коридоре раздался голос Люка:

– Вы здесь?

Не успели они ответить, как дверь распахнулась, и Люк пристально оглядел их обоих, по очереди, потом заметил беспорядок, царивший вокруг них, в комнате, и его подозрительный взгляд тотчас сменила улыбка облегчения.

– Ах вот что… вы пакуете вещи?

– А ты думал, мы занимаемся чем-то другим? – бросил Виржил ледяным тоном.

– Да нет, я… ничего такого…

– Люк, черт возьми!

И Виржил направился к двери, бесцеремонно оттолкнув друга.

– Да погоди же! – крикнул тот и, нагнав Виржила на площадке, схватил за плечо.

– Виржил, постой, я ничего такого не думал, просто…

– Ты бы посмотрел на себя в зеркало, Люк! Я этого не потерплю. Ты оскорбил нас обоих, и меня и Клеманс.

– Но вы куда-то пропали на целый час, и…

– И что?

– Да ничего.

– Ничего? Ты демонстрируешь свои подозрения самым недостойным образом. И теперь если я случайно окажусь где-нибудь наедине с Клеманс, то поневоле буду чувствовать себя виноватым, чего со мной до сих пор никогда не бывало. Я ведь тебя знаю как облупленного и сразу понял, что ты думал в тот момент, когда открывал дверь, что ты…

– Да замолчи, наконец! Как ты можешь подозревать меня в такой низости?! Я доверяю своей жене, как доверяю тебе! Я ни в чем вас не подозревал. Просто подумал, что вы обсуждали ситуацию, что она хотела узнать твое мнение – остаться здесь или уехать, продать шале и снять квартиру; все это буквально сводит ее с ума. Она уверена, что ты ей дашь разумный совет, как это всегда бывало. А вообще-то, если хочешь знать, да, я ревную к тому доверию, которое она тебе оказывает. Ревную к тому, что она придает такое значение твоему мнению. Вот и все. Эй, ты меня слышишь?

Несколько мгновений Виржил, выбитый из колеи, пристально смотрел на Люка.

– По-моему, мы уже как-то ссорились из-за этого.

– Да, я прекрасно помню, что обещал себе никогда больше не возвращаться к этим нелепым подозрениям. И у меня их нет. Теперь ты должен мне поверить. Поверь, прошу тебя.

Они оба так пристально смотрели друг другу в глаза, что не сразу заметили подошедшую Клеманс.

– Что здесь происходит? – поинтересовалась она и, нахмурив брови, пристально оглядела их обоих. – Вы о чем-то спорили? О чем же?

Поскольку они оба смущенно молчали, Клеманс обратилась прямо к мужу:

– Ты можешь мне сказать, в чем дело?

Видя, что Люку грозит супружеский скандал, Виржил поспешил ему на помощь:

– Ничего серьезного, Клем, дорогая. Просто Люк считает, что ты не должна целыми часами складывать вещи Филиппины. И я признаю, что он прав, – я злоупотребил твоей добротой. Мне следовало заняться этим самому.

– Да не о чем тут спорить, я уже закончила, все вещи уложены. Если бы я не занялась этим сама, ты бы напихал в чемоданы рубашки и майки вперемешку с остальным. Думаю, Филиппине и так достаточно грустно, не хватало еще прислать ей кучу смятых одежек.

– Ты абсолютно права. Ладно, спасибо тебе за помощь, и – тем хуже для этого ворчуна Люка! Он сейчас мрачно настроен… Но наш спор пришелся кстати: он заставил меня подумать об одной проблеме. Когда Кристоф с Вероникой уедут и Филиппины здесь не будет, покупка продуктов ляжет на твои плечи, как на единственную женщину в доме, а это совершенно неприемлемо.

– Да ничего страшного, чуть больше, чуть меньше… Но ты ведь уже попросил нашу уборщицу приходить чаще?

– Да, и настаиваю на этом. Между прочим, она прекрасная кухарка и могла бы готовить для нас, а мы бы только разогревали. Так что можешь смело поручать ей все, что отнимает у тебя слишком много времени, – не беспокойся, расходы я беру на себя.

И Виржил, обернувшись к Люку, насмешливо спросил:

– Ну, теперь ты доволен, господин ворчун?

В этот момент Клеманс услышала, что ее зовут девочки, и оставила мужчин одних. Люк сдержал улыбку и поднял глаза к небу:

– Тебе следовало быть не хирургом, а зубным врачом, Виржил.

– Это еще почему?

– Потому что ты врешь, как зубодёр![18]

– Давай-давай, жалуйся, а ведь я помог тебе. Я уверен, что ревность – тот порок, который Клеманс никогда больше не потерпит.

– Да, знаю.

– Ну так вот: в следующий раз, когда я останусь наедине с твоей женой, будь любезен не врываться в комнату так, как сегодня…

И Виржил неожиданно ткнул кулаком в плечо Люку, который чуть не потерял равновесие и поднял руки вверх в знак примирения.

– А что, если нам прокатиться на лыжах в воскресенье? А то снег скоро растает…

– На Жу-де-Лу снега еще предостаточно; можно подняться туда вместе с девочками.

– Они будут в восторге!

Каждый раз, еще с лицейских времен, когда Виржилу и Люку случалось повздорить, им хватало всего нескольких минут, чтобы помириться. Однако сейчас Люк ясно сознавал, что перегнул палку. Заподозрить Виржила и, хуже того, Клеманс – это было совсем уж недостойно.

Он и сам не понимал, откуда взялось это низкое подозрение, которое грозило надолго омрачить двадцатилетнюю дружбу. Неужели причиной тому было возвращение Этьена, так мучившее его? Воспоминания о бурном разводе Клеманс, его чувство беспомощности в то время, его надежды, смешанные с боязнью, что она снова покорится власти своего извращенца-мужа, которого он ненавидел, и бой, который ему пришлось вести, чтобы вырвать ее из когтей этого чудовища, – все это ранило его душу и в конечном счете оставило в ней незаживающие раны. Теперь ему надо было постараться окончательно залечить их, если он хотел обрести душевное спокойствие, а главное, сохранить мир и благоволение под крышей своего дома.

После ухода Дамьена, пригласившего очередную подружку выпить по стаканчику, Хлоя задержалась на работе. Она, как всегда аккуратно, разложила по местам свои последние досье, затем перенесла несколько фотографий на сайт агентства. Благодаря навыкам программирования она сумела за несколько недель улучшить интерфейс сайта, сделав его навигацию более понятной и удобной.

Закончив работу, она решила передохнуть и просмотрела социальные сети, попутно ответив на сообщения друзей и оставив комментарии к их постам. И уже было собралась перевести компьютер в спящий режим, но вдруг ей пришло в голову разузнать побольше о Виржиле. Как Хлоя и ожидала, она быстро нашла его страницу в Фейсбуке. Ей сразу бросилось в глаза, что он не злоупотреблял селфи: почти все выложенные фото были посвящены дочерям-двойняшкам Клеманс. Хлоя легко узнала их, так как видела у финиша лыжной трассы; на снимках девочки фигурировали то на лыжах, то на санках, то в разгаре битвы в снежки.

Рассмотрев редкие фотографии самого Виржила, Хлоя констатировала, что он представляет собой прекрасный образец настоящего мужчины. Впрочем, он и показал себя таковым во время тягостной сцены в больнице – не агрессивным, не слабодушным, а, скорее, снисходительным. К несчастью, Хлоя не верила ни в очаровательных принцев, ни в идеальных мужчин. И была убеждена, что у Виржила, как у всех людей, есть свои недостатки, – осталось только узнать, какие именно. Может, он все еще не изжил в себе заблуждения студенческой дружбы, о чем свидетельствовало совместное владение шале? Может, он обыкновенный материалист? Его сверкающий внедорожник наверняка достался ему от Люка, причем на самых льготных условиях, а на руке он носил швейцарские часы Swatch. И вообще заботился о своей внешности, если судить по его блейзерам безупречного покроя и модным джинсам. А может, он слишком страстно увлекается спортом и так любит лыжи, что даже пожертвовал ради них комфортом своей подруги? То есть отъявленный эгоист, который предпочитает жить в горах, поскольку обожает альпийские пейзажи, и если его близкие терпят неудобства – что ж, тем хуже для них!

Озадаченная, Хлоя решила поискать еще и обнаружила, что Виржил опубликовал длинную поэму. Не свою, конечно, а Мюссе. Неужели ему хотелось продемонстрировать свою любовь к романтической поэзии, а ведь он был ученым мужем? А еще она узнала, что он любит собак и давно мечтает завести пса. Интересно, что же ему помешало? Может, Филиппина не любила ни детей, ни домашних животных? Чтобы убедиться в этом, Хлоя стала искать друзей Виржила, помимо Люка. И нашла несколько забавных сообщений, которыми он обменивался с неким Себастьеном, судя по всему, работавшим в том же отделении больницы. Как бы это узнать, есть ли у Виржила чувство юмора? Он редко заходил в Фейсбук, еще реже в Инстаграм, а в Твиттере у него вообще не было аккаунта.

И он нигде не упоминал о своей профессии хирурга, а это означало, что ему не хотелось ею хвастаться. Хлоя продолжила свои изыскания, решив найти других Декарпантри, и обнаружила еще одного врача – явно важную шишку, нескольких чиновников и банкира. Этот последний имел сына по имени Виржил. Значит, Виржил принадлежит к этому семейству, по всей видимости, из высших слоев буржуазии, которое могло бы обеспечить ему прекрасную карьеру в Париже. Но тогда что же он делает в Гапе? Может, он асоциальный тип, эдакий одинокий волк? И не желает мериться силами с людьми, более приспособленными к жизни, чем он?

Хлое стало не по себе, и она выключила компьютер, упрекая себя в нескромном любопытстве и в том, что всего в несколько кликов нашла столько сведений о Виржиле. Она была почти уверена, что он так не поступил бы, какой бы интерес к ней ни испытывал. Да и вообще: если она хочет получше узнать этого человека, самое разумное – принимать его приглашения. Ничто не может заменить разговор лицом к лицу, а информация на Фейсбуке часто бывала ложной.

И в который уже раз Хлоя спросила себя: хочет ли она пойти дальше в отношениях с этим человеком? Но этот вопрос повлек за собой другой: почему она проявляет такую осторожность? И не приведет ли эта чрезмерная опасливость к тому, что она упустит прекрасную любовную историю? Хлоя подумала о Клеманс: эта женщина, несмотря на печальный опыт жизни с жестоким извращенцем, не побоялась довериться Люку, соединить с ним свою жизнь. И, судя по всему, добилась счастья.

Хлоя долго еще сидела, глядя в пустоту и размышляя над тем, что узнала. Но в конце концов все же покинула агентство и вернулась домой, так и не приняв никакого решения.

Клеманс укладывала пакеты, один за другим, в багажник, прикидывая, купила ли она все продукты, которые заказала ей Вероника. Перед отъездом в Париж та решила приготовить свое фирменное жаркое, которое удавалось ей лучше всех других блюд. И, разумеется, Виржил с Люком потребуют для себя мозговую кость, которую оба обожают.

Ночью в горах прошел снегопад, но здесь, в Гапе, на улицах было сухо, и только ледяной ветер дул не переставая. Втянув голову в плечи, чтобы защититься от его порывов, Клеманс отвезла продуктовую тележку на место и взяла обратно свой жетон. Когда она приехала на стоянку супермаркета, свободное место оставалось только у самого края, но покупки заняли у нее много времени, и теперь здесь было почти пусто. Клеманс условилась встретиться с Люком в его автосалоне, потом ехать следом за ним: она держала свое обещание никогда не возвращаться домой в одиночку. Но эта система имела смысл в присутствии ее свекров, а после их отъезда придется искать другие решения. Но несмотря на это, Клеманс не слишком тревожилась: Этьен больше не появлялся. Вероятно, после вызова в жандармерию он понял, что теперь ему уже не удастся действовать безнаказанно. Так, может, он все-таки отступился от своего замысла? Как бы то ни было, теперь Клеманс очень надеялась на это и чувствовала себя спокойнее.

Она подумала о дочерях: как они обрадовались, услышав, что завтра смогут покататься на лыжах вместе с отцом и Виржилом! За эту зиму они достигли таких успехов, что могли сопровождать мужчин почти на всех трассах и соперничать со взрослыми. Да и на коньках девочки катались все лучше и лучше – спасибо Кристофу и Веронике, которые целыми часами с восхищением смотрели, как их внучки носятся по льду. Увы, зимний сезон подходил к концу, и теперь двойняшки спешили совершить свои последние спортивные подвиги.

Клеманс уже подходила к своей машине, как вдруг чья-то мощная рука обхватила ее за талию и приподняла, а чужая ладонь зажала ей рот, мешая закричать.

– Молчи, и все будет хорошо, – прошептал ей в спину Этьен.

Клеманс в панике отбивалась что было сил, но не могла разомкнуть его мертвую хватку.

– Я просто хочу поговорить, дорогая. По-го-во-рить, понимаешь? Так что кончай дрыгаться и пошли!

Он силой втолкнул Клеманс в черный «фиат», стоявший чуть поодаль, усадил на заднее сиденье, сел рядом с ней и спросил с циничной усмешкой:

– Ну, разве нам тут не уютно?

Клеманс хотела закричать, но Этьен остановил ее одной из тех легких пощечин, которые она так ненавидела.

– Не заставляй меня делать тебе больно. Я же сказал: давай поговорим, так что нечего шум поднимать.

Он смотрел на нее сверху вниз, так пристально и внимательно, что она поневоле кивнула.

– Ну, вот и умница… Сегодня твоей заносчивой подружки здесь нет, верно? Она убралась восвояси! Как видишь, я все знаю о вас, о тебе…

Слегка задохнувшись от неудобной позы, он распрямился, но руку Клеманс так и не выпустил, крепко сжимая ее в своей мощной лапище.

– Тогда ты не захотела поговорить со мной наедине, но сейчас, дорогая, ты в моей власти! И нечего было бегать от меня, – от этого я только сильнее злился. Ну что плохого я тебе сделал?

– Этьен, – помолчав, с трудом выговорила Клеманс, – мы уже давно развелись.

– Этоты развелась! Я этого не хотел.

– Но мы больше не могли жить вместе, ты становился очень злым.

– Я?!

– Да, ты бил меня. Ты делал это раньше.

– Ну, какое ж это битье – так, легкая пощечина, да и то нечасто! Хочешь получить такую – в память о добром старом времени?

Он явно издевался, и Клеманс благоразумно промолчала. Почувствовав, как у нее затекла рука от его железной хватки, она попыталась высвободить ее.

– Ну-ну, не дергайся, все равно не выпущу. Сначала ты мне расскажешь, чем он лучше меня – твой автомеханик.

Услышав, как язвительно он говорит о Люке, Клеманс не удержалась и выкрикнула: