Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Однако следует отметить, что ни любовь, ни дела не смогли освободить капитана Геринга от зависимости от политики. Хотя и держался на расстоянии от берлинского представительства НСДАП и не ввязывался в ссоры между Грегором Штрассером и Йозефом Геббельсом[65 - Геббельс вступил в национал-социалистическую партию в 1922 году. Поначалу он был сторонником Штрассера, однако в 1925 году стал союзником Гитлера. Низкорослый, хромой и аморальный человек, он был единственным интеллигентом в НСДАП, обладал поразительным красноречием и слыл гением пропаганды.], новым гауляйтером партии в Берлине, он, тем не менее, не отказался от намерения снова занять один из руководящих постов в партии. Более того, у него появились очень конкретные честолюбивые планы накануне предстоявших выборов в рейхстаг. И в связи с этим в начале марта 1928 года он приехал в Мюнхен. «Помню, – написал в мемуарах Эрнст Ганфштенгль, – что на улицах лежал снег, когда мы вместе шли для решающего разговора в направлении Тирштрассе, где Гитлер продолжал снимать свою маленькую квартиру. Геринг долго уговаривал меня пойти вместе с ним, но я предпочел не делать этого. Только позже я узнал, что у них с Гитлером состоялось бурное выяснение отношений и что Геринг в ультимативной форме заявил фюреру: “Нельзя так обращаться с человеком, который получил две пули в живот[66 - Геринг, как всегда, преувеличивал: на самом деле он был ранен одной пулей в верхнюю часть бедра.] у Фельдхернхалле. Либо вы включаете меня в список кандидатов на выборах в рейхстаг, либо мы навсегда расстаемся врагами!”». Отто Штрассер утверждал, что Геринг якобы сказал: «Либо я становлюсь депутатом, либо подаю в суд иск к партии о выплате мне компенсации за ранение, которое я получил девятого ноября».

Действительно, Геринг мог пригрозить потребовать через суд возмещения всех средств, которые он потратил в интересах партии начиная с 1922 года. Этот аргумент сам по себе прозвучал достаточно убедительно для фюрера, которому хронически не хватало финансов. Но тут были еще более важные причины: позиции национал-социалистской партии на севере страны были довольно слабыми, братья Штрассеры доставляли ему множество хлопот со своей концепцией перехода национал-социализма исключительно на социалистические позиции. НСДАП не пользовалась практически никаким влиянием среди представителей промышленности, в финансовых кругах, в среде аристократии и в высшем буржуазном свете. А Гитлер прекрасно знал, что Геринг завязал обширные связи за очень короткое время. По большому счету, такой человек, несомненно, мог быть более полезен внутри партии, нежели вне ее. Это все и решило: Гитлер пообещал лично проследить за тем, чтобы имя Германа Геринга было вписано под седьмым номером в предвыборный список НСДАП[67 - Это вызвало недовольство в партии: Геринга стали обвинять в шантаже фюрера. Это обвинение было не таким уж безосновательным…].

«Не знаю, получится ли это у Геринга!» – сказал фюрер своим приближенным с завистью и неуверенностью в голосе одновременно. Но бывший летчик-истребитель и предприимчивый делец заставил умолкнуть всех скептиков: в течение по меньшей мере двух последовавших месяцев политика на его шикарных берлинских приемах затмила дела. Кроме того, Геринг открыл в себе талант оратора, и теперь он покидал светские салоны, для того чтобы произносить зажигательные речи в пивных залах и в берлинских районах Далем и Панков. Его риторика с точностью воспроизводила риторику Гитлера: та же агрессивность, то же возмущение, те же ругательства и та же жестикуляция. Но Геринг добавил к этому юмор, фамильярность и местный диалект. Что же касалось регистра, кандидат в депутаты полностью копировал степень высоты и силу голоса своего кумира, умело играя на опасениях слушателей перед инфляцией, голодом, безработицей и коммунистами и на их ненависти к французам, полякам, евреям, к правительству, к демократии и к капиталистам. Метод оказался безупречным, принеся успех. Карин, когда наконец приехала в Берлин 15 мая, отметила, что муж просто нарасхват и «ужасно занят».

Выборы в Законодательное собрание, состоявшиеся 20 мая 1928 года, вовсе не стали триумфальным событием для национал-социалистов. Они получили всего 2,6 процента голосов, но действовавшая тогда система выборов позволила им занять в рейхстаге двенадцать депутатских кресел. Герману Герингу, значившемуся седьмым в партийном списке, отныне полагались соответствующие привилегии, а именно: ежемесячная заработная плата в размере 600 марок[68 - Плюс 300 марок на представительские расходы.], гарантия депутатской неприкосновенности и удостоверение, дающее право на бесплатный проезд по железной дороге в вагоне первого класса. Естественно, как и остальные одиннадцать депутатов-нацистов[69 - Среди них были Йозеф Геббельс, Грегор Штрассер, Вильгельм Фрик, Готфрид Федер и генерал фон Эпп.], Геринг занял кресло в рейхстаге вовсе не для того, чтобы участвовать в работе парламента, а чтобы воздействовать на правительство и другие партии. Он сам написал позже: «В то время перед нами стояла одна задача: постоянно нападать на всех и вся». Но в Веймарской республике членство в рейхстаге обеспечивало весьма высокий авторитет, и это полностью удовлетворяло непомерную гордыню бывшего парии, лишь совсем недавно вернувшегося из вынужденной эмиграции и вырвавшегося из нищеты.

В качестве депутата Геринг приобрел в глазах Адольфа Гитлера совершенно особую ценность. Он стал фасадом НСДАП на севере Германии, был всюду вхож, рекрутировал новых членов и завоевывал поклонников в тех местах, куда нацистам до этого доступ был воспрещен, оказывал мощную поддержку партийной пропаганде по всей стране[70 - В то время Гитлеру все еще было запрещено выступать на большей части территории Северной Германии.]. Письма Карин родным, написанные в течение нескольких недель и месяцев после выборов, помогают понять, в каком водовороте оказалась эта семейная пара: «Германа я вижу лишь изредка, он всюду носится, словно вихрь, но все свое свободное время посвящает мне. По крайней мере, мы имеем возможность обедать вместе. Несмотря на все это, мы редко остаемся наедине, у нас всегда находятся люди, не менее трех человек. […] Сегодня Герман впервые будет выступать в рейхстаге с большой речью, а вечером встретится в Берлинском университете со студентами, симпатизирующими разным политическим партиям. […] Завтра ему предстоит выступить в Нюрнберге, а после этого он за десять часов должен добраться до Восточной Пруссии и произнести двенадцать речей в самых различных местах. […] Несколько дней назад мы выехали из Берлина на машине в 17 часов, а в 20 часов Герман выступил с речью в Магдебурге[71 - Восхищение Карин ее дорогим Германом в сочетании с посредственным знанием немецкого языка мешало ей понять вульгарность многих его высказываний. Так, Геринг описал Грёнера как человека «в помятой шляпе и с павлиньим пером, торчащим из известной части его тела». А Гинденбурга назвал «старым помойным ведром». Но вульгарность его речей явно способствовала их успеху.]. В полночь мы выехали назад и вернулись в Берлин в 5 часов 30 минут. Позавтракав и приняв душ, Герман поехал на работу. У него заполнена каждая минута днем и половина ночи. […] В доме постоянно бывают политики всех мастей. От всего этого можно было бы сойти с ума, если бы это не было ужасно интересно. […] Семейство Видов[72 - Принц Виктор Вид и его жена, ставшие почетными членами национал-социалистического движения.] заявило, что намеревается рассказывать о Движении Гитлера всем своим знакомым. Германа засыпают одними и теми же вопросами самые различные люди […], и необходимость отвечать часто выматывает его. Но я замечаю, что вокруг нас постепенно сплачиваются люди, что очень многих мы приобщили к делу Гитлера». Это было так, причем приобщили Геринги людей известных – сталелитейного магната Фрица Тиссена, рурского промышленника Эмиля Кирдорфа, главного исполнительного директора авиакомпании «Люфтганза» Эрхарда Мильха, принца Хенкель-Доннерсмарка, графа Зольмса, принцев Гессенских, герцога Саксен-Кобургского, графа Кенингсмарка и даже второго сына императора Вильгельма II принца Августа Вильгельма, который стал таким активистом нацистской партии, что даже вступил в бригаду СА! Все это дорогого стоило, и партия это оценила: в качестве рейхсреднера[73 - Рейхсреднеры по сути являлись официальными представителями НСДАП, имевшими право выступать от имени партии по всей стране, в отличие от гауреднеров, которые имели право на публичные выступления только в округах.] Герман Геринг стал вскоре получать 800 марок ежемесячно, в добавление к своему заработку в качестве депутата.

Таким образом общая сумма его зарплаты превысила величину заработной платы министра, но на самом деле она являлась лишь малой частью доходов Германа Геринга. А все потому, что в Веймарской республике каждый депутат имел свою цену, а практика лоббирования уже получила широкое распространение. Первым к содействию Геринга-депутата стал прибегать Эрхард Мильх, чья компания «Люфтгаза» очень надеялась на сохранение – и даже на увеличение – выделявшихся ей правительством субвенций[74 - Частично субвенции уходили на возрождение военно-воздушных сил Германии, что являлось нарушением Версальского договора. Против этого в рейхстаге выступили коммунисты, требовавшие прекратить предоставление денежных пособий. Поэтому, чтобы противостоять им, появилась необходимость подкупить ряд влиятельных депутатов от основных политических партий…]. Не прошло и месяца после его избрания депутатом, как Геринг получил от авиакомпании первую выплату в размере 1000 марок; в дальнейшем ему тайно выплачивали эту сумму каждый месяц. Он также использовал деньги «Люфтгазы», чтобы открыть свое представительство, нанять секретаршу и выдавать заработную плату своему шоферу и компаньону Паулю Кёрнеру. И вскоре Геринг провозгласил себя в рейхстаге экспертом по вопросам транспорта и настоятельно потребовал увеличить государственную помощь гражданской авиации… Он также написал несколько статей в газеты, желая продемонстрировать свои познания в области авиации, и гонорары за публикации стали его дополнительным доходом. Но это было еще не все: этот продажный депутат стал «советником» – с большой зарплатой – таких компаний, как «Хейнкель», «БМВ» и «Мессершмитт», а промышленник Фриц Тиссен написал в своих мемуарах: «В то время Геринг жил в маленькой квартире, и ему очень хотелось увеличить жилплощадь для поддержания имиджа. Я помог ему в этом».

Это было мягко сказано, поскольку Тиссен фактически оплатил Герингу четырехлетнюю аренду шикарной пятикомнатной квартиры на улице Баденштрассе в самом центре дорогого квартала Шенеберг, а также, естественно, все расходы по оборудованию квартиры перед переездом… Ко всему этому следует, естественно, прибавить комиссионные, которые наш деловой человек продолжал получать от продажи авиадвигателей и парашютов. Причем для продвижения этой продукции он не жалел сил, если верить отрывку из письма его жены: «В воскресенье или в понедельник мы самолетом отправимся в Цюрих и в Берн. Герман приглашен туда на какие-то конференции, там же он намерен организовать демонстрацию технических возможностей парашюта “Торнблад”. […] Мы приняли нескольких важных лиц из Швейцарии, среди которых был командующий военно-воздушными силами, несколько генералов, полковников, майоров и лейтенантов, и всех их надо было пригласить на обед». Эта игра действительно стоила свеч, если принять во внимание, что речь шла о продаже 250 парашютов, каждый из которых стоил 1500 крон, и что посредник получал при этом 15 процентов. Тогдашние остряки называли Геринга «чудом нацистской партии – единственным человеком, сумевшим взлететь вверх с помощью парашюта». Но на самом деле у него имелись и другие средства для взлета…

Для Германа Геринга это начало богатой жизни стало ярким реваншем за прошлое, и он посчитал своим долгом вернуть все предметы, проданные или заложенные в годы нищенствования – начиная, естественно, с белой фисгармонии жены. Карин светилась от радости, когда в начале 1929 года они с мужем перебрались наконец в шикарную квартиру на Баденштрассе. С нескрываемой радостью она взялась выполнять обязанности хозяйки дома, чего ей так не хватало целых пять лет. Те, кто бывал у Герингов в то время, сохранили об этих посещениях приятные воспоминания. «Нашей хозяйкой, – писал Эрхард Мильх, – была фрау Карин Геринг, которая явно оказывала на мужа сильное и благотворное влияние. […] Невозможно было не поддаться ее очарованию». «Фрау Геринг, – отмечал Ялмар Шахт, – была высокой и стройной шведкой, очень доброжелательной и весьма соблазнительной». Йозеф Геббельс, тонкий ценитель женской красоты, сделал такую запись в своем дневнике: «Фрау Геринг, как всегда, очаровательна, красива, умна и восторженна». Фриц Тиссен, еще один постоянный гость Герингов, вспоминал: «Карин, урожденная шведская графиня, была женщиной исключительного очарования. […] Геринг ее боготворил, она была единственной женщиной, способной им управлять». Но все эти важные гости даже представить не могли, что Карин Геринг тяжело больна и что она помогает во всем мужу лишь благодаря громадным волевым усилиям. Еще шестнадцать месяцев она продолжала организовывать приемы для высшего света, деловых людей, дипломатов и руководителей нацистской партии. Она приходила в рейхстаг, когда выступал муж, сопровождала его в поездках по всей Германии и часто недосыпала. Так продолжалось до лета 1930 года, когда Карин потеряла сознание и была помещена в санаторий Крейц в Баварии.

К этому времени период процветания Веймарской республики, «золотые двадцатые», закончился. В течение года кризис в сельском хозяйстве спровоцировал широкую волну разорений в деревне. После краха на Уолл-стрит в октябре 1929 года американские финансисты начали выводить из Германии свои капиталы, и это сильно сказалось на промышленности, парализовало экспорт немецкой продукции, и внезапно страна оказалась в кризисе. В начале 1929 года в Германии насчитывалось 2 миллиона безработных, а к весне 1930-го – уже 3,5 миллиона. Недовольство народа обрушилось на социал-демократическое правительство рейхсканцлера Германа Мюллера, которому пришлось в марте 1930 года подать в отставку. Его преемник Генрих Брюнинг[75 - Лидер католической партии «Центр».] был вынужден управлять страной с помощью декретов, подписанных президентом Гинденбургом и одобренных задним числом постоянно менявшимся большинством депутатов парламента. Но в начале лета это большинство распалось, и 18 июля Гинденбургу пришлось распустить рейхстаг. Новые выборы были назначены на 14 сентября 1930 года, и для партии Гитлера это стало нежданной удачей…

В течение двух месяцев, последовавших за роспуском рейхстага, НСДАП приложила беспрецедентные усилия к тому, чтобы воспользоваться недовольством крестьян, рабочих, торговцев, служащих, военных, ремесленников, аристократов, католиков, националистов и даже коммунистов… Нацистская партия повела по всей Германии невиданную по размаху агитационную кампанию с помощью прессы и листовок. Сто тысяч штурмовиков СА сомкнутыми рядами маршировали по всей стране, вызывая восторг у части населения, запугивая другую часть и вступая в драки с социалистами и коммунистами. Нацистская партия провела 34 000 митингов, в которых приняли участие около 25 000 человек. На этих митингах выступило около сотни лучших ораторов партии, в частности Адольф Гитлер, Йозеф Геббельс, Герман Эссер, Грегор Штрассер, принц Август Вильгельм… и конечно же Герман Геринг. Этот авиатор-депутат-лоббист-концессионер-журналист мог к тому времени произносить три речи в день, затрачивая на подготовку к выступлению минимум времени. Сам он об этом так сказал: «Большинство моих лозунгов были написаны на обратной стороне меню или карты вин, и именно так я готовил лучшие мои речи». Честно говоря, набор его лозунгов не отличается оригинальностью: «Проснись, Германия!», «Долой марксизм!», «Хлеб и работу народу!», «Следуйте за фюрером, который спасет Германию!» Но самое простое действие часто оказывается самым эффективным, и результаты предвыборной кампании нацистов превзошли самые оптимистичные их ожидания: 14 сентября 1930 года НСДАП собрала 6,4 миллиона голосов избирателей[76 - Цифра более чем внушительная, особенно если иметь в виду, что в 1928 году национал-социалистам отдали свои голоса всего лишь 800 000 граждан страны…] и получила 107 мест в рейхстаге! Больше мест было только у СДП[77 - Социал-демократическая партия получила 143 мандата.]. Это стало настоящим политическим землетрясением, таившим угрозу для демократии вообще и для Веймарской республики в частности…

Зато Герман Геринг триумфовал: Гитлер назвал его официальным личным представителем и доверил ему место вице-председателя рейхстага, на которое НСДАП имела право как партия, составившая вторую по численности фракцию в парламенте. Тринадцатого октября 1930 года Геринг привел в рейхстаг на первое торжественное заседание нового парламента 106 депутатов-нацистов, одетых в коричневые рубашки. Теперь они были достаточно многочисленны, чтобы влиять на политику правительства и заниматься подготовкой прихода Гитлера к власти. А пока им требовалось вносить в работу рейхстага как можно больше сумятицы, выступая против всех инициатив правительства, начиная с принятия плана Юнга[78 - Этот план, одобренный немецкими властями в начале 1930 года, в принципе был благом для Германии, потому что предусматривал снижение размера репараций с 132 до 34,5 миллиарда золотых марок. Нацисты незамедлительно начали проводить агитацию за прекращение всех выплат вообще.], против разоружения, против мер экономии и подавления подрывной деятельности. Это сразу же стало ясно рейхсканцлеру Брюнингу, который в начале октября провел переговоры с Адольфом Гитлером в надежде заключить с ним соглашение о «лояльной оппозиции». Выслушав предложение канцлера о примирении, Гитлер разразился часовой речью, в которой много раз прозвучал глагол отменять, и ясно дал понять, что его совершенно не интересуют меры по выходу из кризиса. Из этого Брюнинг сделал вывод, что Гитлер по-прежнему остается верен принципу «сначала власть, потом политика». Именно так и было, а чтобы этого добиться, фюрер рассчитывал, прежде всего, на пропаганду, агитацию… и, разумеется, на запугивание.

Карин настояла на том, чтобы в ноябре 1930 года врачи отпустили ее из санатория. Они уступили очень неохотно. Однако у нее было много поводов для праздника. Из Стокгольма приехал ее любимый сын Томас, которому уже исполнилось восемнадцать. И празднование Нового года обещало стать особенно веселым. «Весь день мы украшали новогоднюю елку и упаковывали подарки, – написала она матери, – а в восемь вечера к нам пришел Геббельс, чтобы вместе с нами встретить Новый год. Он принес очаровательные подарки, которые тщательно подобрал для каждого из нас. Был простой ужин из ветчины, холодных закусок и фруктов. Затем Геббельс сел за фисгармонию и сыграл рождественские гимны “Тихая ночь, священная ночь!”, “Ты моя радость” и другие. Мы с Томасом подпевали на шведском языке, Геббельс и Силли[79 - Силли Вашовяк, старая гувернантка Карин.] – по-немецки, но мелодии нас объединяли. На новогодней елке горели свечи, мы занялись раздачей подарков. Я вдруг так сильно задрожала, что рухнула на канапе, и потом мне пришлось лечь в постель, где до сих пор и нахожусь с температурой и головной болью».

Но недомогание не помешало ей в первые дни нового года посетить несколько светских мероприятий и самой организовать несколько приемов. Пятого января 1931 года Карин и Герман принимали у себя Гитлера, Фрица Тиссена, принца Виктора Вида и бывшего президента Рейхсбанка Ялмара Шахта[80 - Гитлер пришел после ужина и затем более двух часов убеждал Шахта, что непременно нужно создавать сильную армию и запускать программу общественных работ.]. Но за два дня до этого в их дом заглянула также мрачная реальность того времени. «Вчера, – написала Карин матери, – когда мы сидели за столом и пили чай, к нам в гости внезапно пришел граф Ведель с супругой. […] Они были молоды, довольно симпатичны, имели двух детей, но у графа не было работы. […] Граф долго искал место, и в отчаянии он обратился за помощью к Герману. Но Герман мог всего лишь внести графа в список, где уже значилось несколько сотен имен! Здесь царит ужасная нищета. Накануне Нового года двадцать восемь известных нам людей покончили с собой, чтобы не умереть от голода». К тому времени в Германии насчитывалось уже 4,8 миллиона безработных – и ничем им невозможно было помочь.

С первых же недель 1931 года Герман и Карин Геринги вновь окунулись в водоворот активной деятельности: 18 января они побывали в Нидерландах, где навестили бывшего императора Германии Вильгельма II в его резиденции, замке Доорн. Из двухдневных переговоров, иногда проходивших на повышенных тонах, кайзер сделал вывод, что Геринг намерен способствовать его возвращению к власти, а Геринг уехал весьма разочарованный тем, что не получил орден дома Гогенцоллернов. Но перед отъездом семейства Герингов старая императрица, рассмотрев Карин поближе, скрытно вручила ей конверт с банкнотами и настоятельно рекомендовала отправиться на курорт Альтхейде в Силезии, чтобы пройти курс лечения.

Но неделю спустя у Карин случился сердечный приступ, едва не перечеркнувший абсолютно все планы. Врач, срочно вызванный Германом, проявил все свое искусство и сделал много уколов, но в конце концов, не нащупывая пульса, констатировал, что сердце Карин перестало биться. «Теперь я знаю, – написала она позже сестре Фанни, – что значит умереть. Я слышала все, что говорили рядом со мной, в частности слова врача о том, что больше он сделать ничего не мог, что надежды никакой. Я чувствовала – нет, скорее, понимала, поскольку ничего уже не ощущала, – что мне подымали веки, но не могла ни двигаться, ни говорить, ни вообще что-либо делать. Внезапно я очутилась перед огромной дверью, высокой, красивой и ярко святящейся! Душа моя в течение этого короткого и великолепного мгновения была свободной. […] Передо мной открылся совершенно иной, неописуемо великолепный мир. Я знала, что если шагну за эту дверь, то никогда не смогу вернуться назад. Но тут я услышала голос Германа и поняла, что не могу оставить его одного»[81 - Мы уже отмечали, что Карин имела ярко выраженную тягу к мистицизму. Несмотря на это, поражает то, что ее описание довольно точно походит на процесс, который доктор Элизабет Кюблер-Росс полвека спустя назвала «предчувствие близкой смерти».].

Действительно, сердце ее вновь застучало, и Карин, открыв глаза, увидела склонившихся над ней Томаса и Германа. Сын Карин, повзрослев за очень короткий срок, напишет потом в своем дневнике: «Если бы мама умерла, Герман пришел бы в отчаяние. Он сам сказал, что не знал, как бы на это отреагировал. Полагаю, для него это грозило большой опасностью, если принять во внимание его импульсивный характер. […] Мы условились считать мамин сердечный приступ предупреждением и сделали вывод, что нам следует отныне вести более спокойный и более организованный образ жизни со всех точек зрения. Хотя я сомневался, что это возможно».

Сомнения Томаса фон Канцова полностью оправдались… В течение последовавших за приступом недель образ жизни Карин не стал ни более спокойным, ни более организованным, поскольку она во всем содействовала мужу. А Герман Геринг работал днями и ночами, занимаясь все более крупными делами. Он превратил рейхстаг в пропагандистский форум, он вмешивался во внешнюю политику страны, вел переговоры о союзе с другими националистическими партиями. Колесил по стране, произнося зажигательные речи против властей, интриговал против своих соперников внутри партии. Организовывал многочисленные приемы, чтобы привлечь к НСДАП новых сторонников, выпрашивал у магнатов Рура крупные финансовые пожертвования, часть которых передавал Гитлеру[82 - А большая часть шла на обеспечение все более роскошного образа жизни Геринга.]. И это еще не все: целый год Геринг вел отчаянную подковерную борьбу, стараясь вернуть себе пост руководителя штурмовиков СА! Мы помним, что эта должность была отобрана у Рёма в 1925 году и передана в 1926 году Пфефферу фон Заломону. Но в 1930 году часть отрядов СА в Пруссии выступила против руководства партии. Штурмовики, руководимые капитаном Вальтером Штеннесом, имели достаточно обоснованных претензий[83 - Несмотря на активное участие в предвыборной кампании нацистов, им платили совсем мало, большую часть средств из причитавшегося им вознаграждения присвоил Геббельс. Он в то время решил устроить себе шикарную жизнь и произвести впечатление на свою будущую жену Магду Квандт. Одним из результатов этого недовольства стала отставка представителя социалистического крыла партии Отто Штрассера.], но их к тому же тайно подстрекали Геринг и Геббельс. И хотя это недовольство вынудило Гитлера отправить Пфеффера фон Заломона в отставку, оказалось, что заменить его Геринг надеялся напрасно. Фюрер снова назначил на этот пост капитана Рёма, за два года до этого уехавшего в Боливию[84 - Там он работал инструктором генерального штаба Боливии.]. Как раз в начале 1931 года, когда Рём вернулся в Германию, чтобы занять пост шефа СА, Геринг и начал плести свои интриги. В прессе вдруг появились статьи о гомосексуализме прославленного капитана, а отряды СА под командованием Штеннеса снова начали проявлять недовольство. Но и на этот раз интриги Геринга оказались напрасными: Гитлер поддержал Рёма, бунт бригад СА подавила полиция, Геббельс моментально переметнулся в другой лагерь, а Рём остался хозяином положения – и руководителем СА…

В то время Йозеф Геббельс в самых жестких выражениях описал Геринга, назначение которого личным представителем фюрера и вице-президентом рейхстага явно стало ему поперек горла: вечером 20 февраля 1931 года этот «ядовитый карлик» записал в своем дневнике: «Геринг страдает манией величия. Это последствия его пристрастия к морфину. В своем высокомерии он видит себя в недалеком будущем канцлером рейха. Он ужасный оппортунист». А на следующий день прибавил: «Геринг – наркоман. Шеф хочет, чтобы тот объяснился. Геринг совершает невероятно безумные и неуместные поступки. То он видит себя канцлером рейха, то военным министром. Короче говоря, явно страдает манией величия. Ему нужно серьезно лечиться. Сегодня он просто смешон». Через месяц ситуация явно не улучшилась, и Геббельс записал в дневнике: «Кажется, Геринг ведет за моей спиной какую-то нечестную игру. Действительно, он – больной человек и патологический честолюбец»[85 - А 4 апреля он написал: «Геринг – всего лишь куча замерзшего дерьма». Однако весной 1930 года отношения между ними походили на дружбу. Тогда Геринг подарил Геббельсу «мерседес» и свозил в Швецию.].

На самом деле в тот период он был разочарованным честолюбцем. Возможно, в качестве утешительного приза – и, несомненно, для того, чтобы удалить его на некоторое время с политической сцены, – Гитлер в середине мая 1931 года поручил Герингу дипломатическую миссию и отправил в Ватикан. Ему предстояло доказать, что нацисты дружелюбно настроены по отношению к христианству. Все для того, чтобы примириться с частью электората католической партии «Центр» и Народной партии Баварии, которых поддерживало большинство населения Рейнской области и Баварии соответственно. И вот Геринг вновь оказался в Италии, о первом посещении которой в 1925 году сохранил негативные воспоминания. На этот раз Бенито Муссолини, прекрасно осознававший изменение расклада сил в Германии, принял его. Но его миссия в Ватикане успеха не имела: за три недели пребывания Геринга в Риме его не принял ни папа, ни кардинал Пачелли[86 - Государственный секретарь и будущий папа Пий XII.]. Ему удалось добиться лишь короткой встречи с неким неизвестным функционером Ватикана. Следует отметить, что, по мнению Курта Людеке, Герман Геринг походил больше не на дипломата, а на «слона в посудной лавке». Как бы там ни было, идея направить эмиссаром в Ватикан бывшего протестанта-заговорщика и наркомана, к тому же отбившего жену у законного мужа, явно иллюстрировала «гениальность» фюрера…

Вернувшись из Италии, Геринг констатировал, что экономический кризис в Германии углубился: промышленное производство находилось в свободном падении, долги росли, порог в 4,5 миллиона безработных был только что превышен, дефляция усугубляла нищету. Ситуация стала еще более безнадежной после банкротства «Дармштедтер банка» и «Дрезднер банка». Да, конечно, канцлеру Брюнингу удалось добиться от иностранных держав предоставления отсрочки в выплате репараций[87 - Имеется в виду «мораторий Гувера», принятый в июне 1931 года.], но страной ему приходилось управлять с помощью указов: парламентское большинство, состоявшее из социалистов, католиков и демократов, слабело с каждым днем, а радикальные националисты Гугенберга, как и национал-социалисты Гитлера, продолжали вести вне стен рейхстага яростную пропаганду. Недовольные люди массово вступали в НСДАП. К тому моменту в партии уже насчитывалось 200 000 членов. А безработные продолжали пополнять ряды штурмовых отрядов СА и СС[88 - «Охранные подразделения» нацистской партии, созданные на базе личной охраны Адольфа Гитлера; 6 января 1929 года СС возглавил бывший агроном и птицевод, в то время мало кому известный Генрих Гиммлер.], другого, тогда еще только становившегося на ноги полувоенного формирования. В ту пору некоторые влиятельные люди принялись завязывать с нацистской партией тайные контакты в целях поиска выхода из тупика. Одним из таких людей был генерал Курт фон Шлейхер, руководитель «Миништерамт»[89 - «Министерская служба», по сути, политическое бюро рейхсвера.] Министерства обороны и доверенное лицо президента Гинденбурга. Он поддерживал тесные контакты с капитаном Рёмом, знакомым ему по героическим временам мировой войны. Эти два человека тайно обсуждали возможность приобщения национал-социалистов к политическому руководству страной. Но если Гитлер был осведомлен об этих переговорах[90 - Фюрер тогда стремился заручиться поддержкой рейхсвером своих будущих действий.], то Геринг ничего о них не знал… А когда узнал, чуть не лопнул от гнева: Рём уже получил пост руководителя СА, на который Геринг рассчитывал, а теперь еще узурпировал роль «политического представителя» фюрера, на которую он, Герман Геринг, имел, по его мнению, исключительное право! Такие обиды не прощаются.

Гитлер, прекрасно знавший свое окружение, постарался успокоить Геринга, тем более что для этого достаточно было сыграть на его тщеславии и на его жадности. Он подарил Герингу «мерседес» последней модели – бежево-серебристый кабриолет с обтянутыми красной кожей сиденьями. Этот знак уважения фюрера вызвал у Геринга прилив детской радости. Он сразу же забросил все свои многочисленные дела в Берлине и помчался на новой машине в направлении курорта Альтхейде, где Карин с июня поправляла здоровье. Забыв о всяком лечении, супруги 26 августа отправились в путешествие вместе с Фани и Паулем Кёрнером, который стал незаменимым помощником. «Карин сидела впереди, – вспоминала Фани. – Она была великолепна в своем светло-бежевом пальто и в маленькой автомобильной шапочке. Вначале дорога привела нас в Дрезден, […] где первый вечер мы провели в обществе фюрера».

Поездка продлилась две недели, а машина привлекала внимание еще и тем, что на ее капоте были установлены два флажка со свастикой. Так что Герингу приходилось часто останавливаться, чтобы давать автографы, а Карин видела в этой популярности мужа счастливое предзнаменование. Преисполненная счастья, она, казалось, не замечала утомления от езды, хотя двигалась с большим трудом, а по лестнице сама подниматься уже не могла. Из Пруссии супруги направились в Баварию, затем пересекли австрийскую границу и поехали в Маутедорф. Оставив свой антисемитизм в Берлине, Геринг пожелал познакомить Карин со своим крестным, бароном фон Эпенштейном. Тот совсем высох в свои восемьдесят два года, но сохранил достаточно задора для того, чтобы организовать в честь гостей пышный банкет. По дороге назад они остановились в Мюнхене, чтобы принять участие в крестинах сына Паулы Гюбер, сестры Германа Геринга. Потом вернулись в столицу. И там 25 сентября 1931 года Карин получила известие, что ее мать, достойнейшая баронесса Хюльдина фон Фок, недавно умерла.

Только что вернувшаяся из утомительного путешествия, Карин явно была не в силах снова ехать куда-то, но она все же решила незамедлительно отправиться в Стокгольм. Врач предупредил ее, что эта поездка может оказаться для нее роковой, но Карин так настаивала на своем желании, что Геринг в конце концов уступил, и они направились на север. Когда же добрались до Стокгольма, они узнали, что старую баронессу уже предали земле на острове Ловё неподалеку от дворцового комплекса Дроттнингхольм. Вечером следующего дня в номере «Гранд-отеля» Карин потеряла сознание, и срочно вызванный к ней кардиолог сообщил Герингу, что шансов дожить до утра у его жены совсем мало. Но эта удивительная женщина на заре пришла в себя. Следующие четыре дня она пролежала в постели, Герман не отходил от жены ни днем, ни ночью. Но 4 октября он получил от Гитлера телеграмму такого содержания: «Немедленно возвращайтесь. Ваше присутствие необходимо здесь». Дело было в том, что переговоры между Рёмом и фон Шлейхером продвинулись достаточно далеко, и последний предложил президенту Гинденбургу принять Гитлера и Рёма. Но старый маршал категорически отказался встречаться с ними у себя дома, чтобы «не позорить свое жилище посещением этого извращенца». Поэтому понадобилось срочно найти кого-то другого для сопровождения фюрера. Кандидатура Геринга, вице-председателя рейхстага и кавалера ордена «За заслуги», выглядела намного более приемлемой, поэтому он и получил 4 октября приказ Гитлера. Но, слишком обеспокоенный состоянием здоровья Карин, оставил телеграмму без ответа…

Спустя два дня, когда Герман ненадолго отлучился, Карин подозвала к себе сына и прошептала: «Я так устала, так безумно устала. Я хочу последовать за мамой. Она все время зовет меня к себе. Но я не могу уйти, пока Герман здесь, я не могу его покинуть». Тут Томас рассказал ей о полученной из Берлина телеграмме и о том, что Герман решил оставить ее без внимания. Карин зарыдала, а когда вернулся муж, она протянула к нему руки и привлекла его к себе. «Я не мог расслышать всего, что она ему шептала, – позже рассказывал Томас, – но знаю, что она упрашивала, умоляла его и даже приказывала ответить на зов Гитлера. Через некоторое время он начал рыдать, а она притянула его голову к своей груди, словно он был ее сыном и словно его надо было ободрить. […] В этот самый момент, несомненно услышав рыдания Германа, в комнату вошла тетя Фанни. Мама посмотрела на нее очень спокойно, полностью контролируя себя. Она сказала: “Германа вызывают в Берлин. Он срочно нужен фюреру. Ты должна помочь ему уложить чемодан”. А потом подняла голову Германа и с улыбкой сказала ему: “Томас побудет со мной”. Встав, Геринг произнес: “До моего возвращения” – а она ответила: “Да, до твоего возвращения”».

Утром следующего дня Герман Геринг вернулся в Берлин. А 10 октября фельдмаршал Гинденбург принял их с Гитлером в своем родовом имении Нойдек. Успехом эта встреча не увенчалась: Гитлер и Геринг явились с мыслью о том, что президент обратится к ним за помощью в деле восстановления Германии, но когда стало ясно, что они ошибались, Гитлер произнес один из своих монологов, секрет которых был известен лишь ему одному. Его речь произвела на старого маршала отталкивающее впечатление, и посетителям оставалось только откланяться. «С такими людьми не надо иметь дело!» – негодовал выведенный из себя Гитлер. Гинденбург тоже возмущался: «Назначить этого человека канцлером? Я сделаю его министром почт, тогда он будет лизать марки с моим изображением!» Утром 11 октября Гитлер и Геринг оказались уже в Бад-Харцбурге, намереваясь принять участие в крупном собрании националистической оппозиции, в ходе которого должно было быть обнародовано заявление о создании единого фронта всех правых партий для противостояния правительству Брюнинга и выдвинуто требование о проведении новых выборов. Но Гитлер не хотел никому уступать лидерства, поэтому сразу же после парада штурмовых отрядов СА уехал, несколько ослабив тем самым «Харцбургский фронт». Пять дней спустя у оппозиции вновь появилась надежда на падение правительства, когда в рейхстаг поступил законопроект о цензуре. Но канцлер Брюнинг сумел удержаться на своем месте благодаря перевесу большинства всего в двадцать пять голосов… Утром 17 октября Герман Геринг, как он это делал каждое утро, позвонил жене, но ему ответила дежурная медсестра: ночью Карин скончалась.

На следующий день Геринг со своим сводным братом Карлом и Паулем Кёрнером вылетел в Стокгольм. Там он в последний раз увидел жену: она лежала в белом одеянии в белом гробу в центре часовни Эдельвейс, находившейся позади дома ее родителей. Двадцать первого октября, в день, когда ей исполнилось бы сорок три года, Карин была похоронена рядом с матерью на острове Ловё. Кроме родных, принять участие в траурной церемонии пожелало много друзей и знакомых. Но двое мужчин держались чуть в стороне от всех: Томас и Герман оплакивали мать и супругу, которая была настолько предана им, что не думала о себе. Несомненно, каждый из них в этот момент понимал, что безвозвратно потерял частичку собственной души. Сложилась бы судьба Германа Геринга иначе, если бы Карин осталась жить? Могло бы обожание, которое питала к фюреру эта наивная, великодушная идеалистка, выдержать испытание ужасами последовавших вскоре лет? Смогла бы эта легкомысленная женщина, декларировавшая свой антисемитизм и имевшая при этом множество друзей среди евреев[91 - Это и директор австрийского театра Макс Рейнхардт, и педиатр Адольф Лихтенштейн, и профессор Ганс Кристиан Якобеус… Тот факт, что Карин долго оплакивала кончину барона фон Гюнфельда, тоже еврея, достаточно красноречиво иллюстрирует надуманность антисемитизма шведской аристократии того времени. Спустя несколько лет, в 1938 году, потрясение, вызванное в Швеции «Хрустальной ночью» и последовавшими вскоре массовыми репрессиями против евреев, практически привело к исчезновению антисемитских настроений во всех слоях шведского общества.], закрыть глаза на их массовые казни в будущем? И наконец, если бы она, возмутившись всем этим, восстала бы против этой мерзости, смогла бы она увлечь за собой мужа, на которого оказывала сильнейшее влияние? Есть еще множество вопросов, которым суждено остаться без ответа, но давайте примем как эпитафию это суждение корреспондента британской прессы Леонарда Моссли: «Романтичная наивная женщина, Карин имела склонность к созданию идолов и множество предрассудков, свойственных ее классу и ее поколению. Но будучи в глубине души человеком добрым, сердечным, она никогда не обидела бы даже мухи, не говоря уже о каком-нибудь социалисте, коммунисте или еврее».

Вернувшись в Берлин, Геринг съехал с квартиры на Баденштрассе, наполненной воспоминаниями. Первое время он проживал в отеле «Кайзергоф»; там же, наезжая в Берлин, предпочитал останавливаться Гитлер. Это место практически стало штабом НСДАП. Затем безутешный вдовец перебрался в огромную квартиру в доме 34 на Кайзердам, которую сделал своей официальной резиденцией и в которой одну комнату посвятил памяти Карин. Там были ее портреты, ее вещи, десятки венков из цветов и маленькая белая фисгармония, на которой стояли два больших канделябра. Герман всем и каждому говорил о покойной супруге, постоянно вспоминал прошлое со старыми товарищами по Мюнхену, включая Пуци Ганфштенгля, который позже написал: «В нашем обществе Геринг пытался найти облегчение своему личному одиночеству. В партии его еще до конца не воспринимали, и наш дом всегда предоставлял ему удобное убежище».

В попытке заглушить свое горе Герман Геринг снова со страстью окунулся в политику: по большей части его деятельность заключалась в тайных кознях против конкурентов – Рёма, Штрассера, Розенберга и Геббельса, а также в метании раскаленных ядер в правительство Брюнинга с трибуны рейхстага. Но в начале наступившего 1932 года кульминацией политической борьбы непременно должны были стать выборы. Заканчивался семилетний период президентства Гинденбурга, и старый маршал рассчитывал на новый мандат. После месячных раздумий Гитлер тоже решил баллотироваться в президенты. Со стороны бывшего ефрейтора было откровенной наглостью бросать вызов герою битвы при Танненберге[92 - Тем более что, отказавшись от австрийского гражданства, он к тому времени еще не получил германское подданство. Гитлер добился его за две недели до выборов благодаря хитроумному юридическому приему: 25 февраля 1932 года находившееся у власти в земле Брауншвейг нацистское большинство назначило его «правительственным советником при брауншвейгском посольстве в Берлине»; на следующий день он официально получил гражданство земли Брауншвейг и таким способом стал немецким гражданином.]. Но ничего не боявшийся фюрер активно принялся за проведение предвыборной кампании. С февраля по апрель 1932 года он изъездил всю Германию, выступая перед толпами людей, причем каждый день в новом городе, а для передвижений пользовался машинами, поездами и даже самолетами. Для Германии той поры это была практически новая предвыборная кампания. Все талантливые ораторы были привлечены для поддержки Гитлера, а именно: Штрассер, Геббельс, Эссер и, естественно, Геринг. Тринадцатого марта Гинденбург набрал 18,6 миллиона голосов, Гитлер – всего 11,4 миллиона, но ввиду отсутствия абсолютного большинства понадобился второй тур голосования. К вечеру 10 апреля Гитлер набрал 13 миллионов голосов, но победил все-таки Гинденбург, набравший 19,5 миллиона голосов. Этого оказалось достаточно, чтобы быть избранным.

Итак, Гитлер проиграл, но беспрецедентная пропаганда сделала его фигурой общенационального масштаба, что кардинально изменило расклад политических сил в будущем. Кроме того, рейхсканцлер Брюнинг предпринял несколько неосторожных шагов в ходе и по окончании кампании, в частности запретил деятельность организаций СА, обвинив штурмовиков в подготовке восстания. Он также объявил, что большие земельные владения в Восточной Пруссии будут поделены на мелкие участки, которые получат переселенцы из других земель страны. Запрет СА стал причиной яростных нападок Геринга на Брюнинга в рейхстаге, а земельная реформа навлекла на него гром и молнии со стороны президента Гинденбурга[93 - Гинденбург сам владел имением Нойдек в Восточной Пруссии.], вынудившего канцлера подать в отставку 30 мая 1932 года.

Преемником Брюнинга стал Франц фон Папен, аристократ старой школы, член католической партии «Центр», человек богатый, дипломатичный, приветливый, красноречивый, отважный, известный наездник и офицер, прославившийся своими подвигами на войне[94 - В 1914 году Франц фон Папен работал военным атташе в США, откуда его выслали за шпионаж и подрывную деятельность. С 1917 года он служил под командованием Фалькенхайна в Турции и прославился там в качестве начальника штаба 4-й турецкой армии в 1918 году.]. В это же время Гинденбург вызвал Гитлера, Геринга и Геббельса в президентский дворец и в ходе аудиенции, продлившейся ровно восемь минут, попросил их оказать поддержку новому канцлеру. Гитлер согласился, но при условии, что фон Папен отменит запрет деятельности СА, а рейхстаг будет распущен. Они договорились, что выборы нового состава рейхстага пройдут в конце июля. Национал-социалистская партия принялась лихорадочно к ним готовиться…

Даже в эти моменты совместной борьбы за власть нацистские главари не переставали грызться между собой. Об этом свидетельствует дневник Геббельса: «Геринг распространял обо мне гнусные слухи. […] Он – злой гений Гитлера. […] Геринг, как всегда, заносчив, груб и отвратителен. Правда, и я обращаюсь с ним, как с дерьмом. […] Я очень зол на этого толстозадого выскочку, меня от него буквально тошнит. […] Это – бахвал, который может стать опасным. […] Гитлер не понимает его опасного честолюбия и его чисто женской ревности». Да уж, следует признать, что Йозеф Геббельс по части ревности был большим докой…

Тем временем предвыборная кампания дала неожиданный результат: во время одной из агитационных поездок в Веймар скорбящий вдовец Герман Геринг повстречал Эмму Зоннеман, миловидную белокурую актрису провинциального театра с пышными формами. Эта женщина, совершенно непохожая на Карин, так мало интересовавшаяся политикой, что путала Геббельса с Герингом[95 - Интересно, что за год до этого ему вместе с женой представили Эмму, но она его не запомнила. Зато хорошо запомнила Карин…], очень скоро начала поддаваться чарам этого странного человека, который пережил множество приключений, страстно любил театр, казался сильным и уязвимым одновременно. Дело было в том, что Герман Геринг, напыщенный и высокомерный на людях, мог проявлять в личной жизни большую заботливость, а его преданность покойной супруге окончательно покорила сердце Эммы, которая незадолго до этого сама потеряла дорогого ей человека. Красавица актриса, естественно, была замужем, но это нисколько не смущало бывшего любовника графини фон Фок-Канцов. Правда, среди коллег и друзей Эммы Зоннеман было много евреев, но и это не препятствовало крестнику доктора фон Эпенштейна: Геринг уже давно практиковал довольно широкий подход к вопросу антисемитизма. Итак, Герман Геринг и Эмма Зоннеман весной 1932 года стали любовниками, и с тех пор депутат Геринг очень часто ездил из Берлина в Веймар по делам, не имевшим никакого отношения к предвыборной агитации…

Однако летом ему пришлось сократить число своих визитов, потому что началась кампания по выборам в Законодательное собрание, потребовавшая мобилизации энергии всех членов нацистской партии. В ход пошли все пропагандистские средства, начиная с речей, расклейки плакатов, шествий и кончая систематическими акциями штурмовых отрядов Рёма. У него под командой состояло уже более 400 000 здоровяков – в четыре раза больше, чем солдат в рейхсвере, – и они уже не ограничивались только драками с коммунистами: штурмовики имели оружие и применяли его без колебаний. Коммунисты отвечали тем же, и только в июле в ходе таких стычек погибли тридцать восемь штурмовиков и тридцать коммунистов.

Политика устрашения, развал экономики и угрожающее число безработных (6 миллионов) практически гарантировали национал-социалистам успех на парламентских выборах. Но никто даже предположить не мог тех результатов, каких они достигли 31 июля 1932 года: НСДАП набрала около 14 миллионов голосов и с 230 депутатскими мандатами образовала самую многочисленную фракцию в рейхстаге…

Подобный результат был бы должен вынудить президента Гинденбурга назначить Гитлера канцлером, но этого не произошло. Поведение штурмовиков в ходе предвыборной кампании шокировало фельдмаршала, он более всего боялся гражданской войны и по-прежнему не питал ни малейшего доверия к «богемскому ефрейтору». Поэтому он предложил Гитлеру лишь пост вице-канцлера – Гитлер с презрением отверг это предложение – и назначил канцлером своего фаворита Франца фон Папена. Тот сформировал «кабинет баронов», сделав фон Нейрата министром иностранных дел, а фон Шлейхера – министром обороны. Но и фон Папену, как до него Брюнингу, пришлось править с помощью президентских указов, поскольку тридцать две представленные в рейхстаге партии образовать парламентское большинство не могли[96 - Бывший министр и представитель правого крыла социал-демократов Густав Носке позже напишет, что лидеры этих партий «противились всему, что могло бы сохранить тот орган власти, который они представляли». Трудно придумать лучший синтез основных слабостей Веймарской республики.], а Гитлер, обидевшись на то, что не получил пост канцлера, был полон решимости сделать все возможное, чтобы ускорить свой приход к власти. Легальным путем, поскольку по совету Геринга он отклонил план Рёма о захвате власти силой.

Однако начиная с августа 1932 года победа нацистов на парламентских выборах позволила им занять ключевые позиции: благодаря своим мандатам и при поддержке католической партии «Центр» и Народной партии Баварии они добились избрания Геринга председателем рейхстага. Для бывшего незадачливого путчиста, эмигранта, безработного и парии настала пора взять реванш и насладиться им.

Как председатель рейхстага Герман Геринг в тридцать девять лет стал третьим лицом в стране после президента и рейхсканцлера[97 - Тридцатого августа 1932 года Геббельс с досадой написал в своем дневнике: «Вот теперь Геринг станет председателем рейхстага. Только этого нам не хватало!»]. Кстати, средний возраст позволял ему надеяться прожить больше, чем старому президенту, а должность сулила политическое долгожительство, в отличие от канцлера… Наконец, председателю рейхстага полагалось множество привилегий, в частности проживание во дворце в непосредственной близости от парламента, право утверждать повестку дня заседаний ассамблеи, возможность выступать по радио, вести переговоры с руководителями всех партий, а также доступ к президенту Гинденбургу. Все эти преимущества Геринг использовал для продвижения дела Гитлера и для ускорения падения фон Папена.

И подходящий случай представился ему уже 12 сентября 1932 года, когда депутаты-коммунисты внесли в рейхстаг законопроект о цензуре, направленный против правительства, и предложили вынести его на голосование, хотя повестка дня не предусматривала ничего подобного. Геринг спросил, имеет ли кто-нибудь возражения против этого, но таковых не оказалось… Потребовался получасовой перерыв, а о том, что было потом, расскажет сам канцлер фон Папен: «Меня застали врасплох. Посчитав, что обсуждение предложений, которые я хотел внести на рассмотрение, продлится несколько дней, я и не подумал о том, чтобы захватить с собой указ о роспуске парламента, который предварительно уже получил на руки[98 - Подписанный президентом Гинденбургом.]. Поэтому я отправил посыльного в свою канцелярию, и тот вернулся с драгоценным документом в тот самый момент, когда депутаты начали возвращаться в зал. Когда заседание возобновилось, я появился в зале, держа под мышкой знаменитую красную папку, предназначавшуюся именно для таких документов. […] Заседание превратилось в концерт оскорблений, в разгар перепалки Геринг отказался дать мне слово. Он демонстративно повернулся к левой стороне зала и сделал вид, что не слышит меня. Вместо этого он крикнул: “Поскольку возражений против предложения коммунистов нет, ставлю вопрос на голосование!”».

Тринадцать лет спустя Геринг вспоминал об этом со смехом: «Я видел, что он держит под мышкой красную папку, и прекрасно понимал, что это могло означать. Поэтому поспешил призвать депутатов голосовать». Дальше фон Папен продолжил: «У меня не было другого выбора, кроме как бросить на стол Геринга указ о роспуске рейхстага и покинуть заседание вместе с членами моего кабинета. Геринг отодвинул в сторону указ о роспуске и продолжил процедуру голосования, которое привело к поражению правительства: 412 голосов против 42 – таким оказался результат. После чего огласил указ о роспуске, объявив его не имеющим силу, поскольку его подписал министр, которого представители народа только что сместили с поста». Это было неправильно, так как председатель рейхстага помешал канцлеру выступить до начала голосования. И фельдмаршал Гинденбург четко дал это понять Герингу, поддержав указ о роспуске. Таким образом, голосование по поводу цензуры прошло с нарушением закона, но Геринг сделал свое дело, продемонстрировав, что фон Папен практически не пользуется поддержкой в рейхстаге. С того момента канцлер руководил лишь временным правительством до новых выборов, которые были назначены на ноябрь и из которых нацисты рассчитывали извлечь для себя максимальную выгоду…

Именно после этой пародии на парламентскую демократию и незадолго до ноябрьских выборов 1932 года издатель и журналист Мартин Зоммерфельдт впервые встретился с Германом Герингом, которого их общий друг пригласил поохотиться на своих землях. «Геринг, – вспоминал Зоммерфельдт, – был, несомненно, человеком широкого размаха. Несмотря на свою полноту, он обладал удивительной силой и выносливостью, был полон энергии и жизненных сил. Он старался подчеркнуть свою независимость от других трибунов партии, чрезвычайно гордился своим прошлым офицера и своей репутацией бывшего командира эскадрильи “Рихтгофен” и хвалился тем, что происходит “из приличной семьи”. […] Этот человек, обладавший удивительно противоречивым характером, балансировал между грубостью революционера и мечтательностью аристократа, между коричневой рубашкой штурмовика утром и хорошо сшитым смокингом вечером. Геринг был, вне всякого сомнения, рубахой-парнем, но этот парень хотел стать королем. Не знаю, отдавал ли он себе отчет в этих своих внутренних противоречиях. В зависимости от настроения, он демонстрировал одну из сторон своей натуры с такой пылкостью и с такой обезоруживающей непосредственностью, что хотелось считать его сильной личностью, хотя и несколько странной».

Вот удивительно схожий портрет, написанный человеком, который пообщался с Германом Герингом всего пять дней в часы, не занятые охотой на песчаных равнинах Бранденбурга. Но и продолжение рассказа Зоммерфельдта не менее интересно: «Геринг даже не пытался скрывать свои “плутократические страсти”: он ужасно любил охоту, искусство и театр. Я несколько раз выезжал с ним охотиться, и даже несмотря на то, что ружье всегда было при нем, этот великий охотник ни разу не выстрелил по дичи. […] Он предпочитал собирать со мной грибы, это занятие так же располагало к отдыху и к философствованию, как и рыбалка. Во время этих совершенно мирных прогулок он откровенно делился со мной своими заботами, говорил о своих желаниях и надеждах. […] Альвенслебен в разговоре со мной охарактеризовал Геринга как “лучшего человека среди нацистов”, и он на меня произвел именно такое впечатление, притом что он с удивительным спокойствием и даже с большим интересом воспринимал мои критические, даже иногда ядовитые, замечания относительно демагогии нацистов. Он вовсе не отрицал, что это опасный путь, но, по его мнению, ответственность за экстремизм лежала в первую очередь на докторе Геббельсе, “этом ядовитом карлике”, который соперничал с ним в том, что касалось советов Гитлеру. Тот же, вне всякого сомнения, старался своими примитивными пропагандистскими методами сорвать переговоры со “старым господином”[99 - Президент Гинденбург.] насчет формирования НСДАП нового правительства. […] В то время Гинденбург отказывался назначать Гитлера канцлером, так как считал, что это неминуемо приведет к диктатуре партии. Я спросил у Геринга, обоснованы ли полностью эти опасения рейхспрезидента. Он ответил, что, естественно, невозможно обойтись без временной диктатуры и что Гитлер гарантирует национальную немецкую диктатуру, намного более предпочтительную, чем диктатура на манер Москвы. И все-таки он не думал, что дело зайдет так далеко, если Гитлеру будет позволено легально прийти к власти, которая должна принадлежать ему по праву. Я возразил, что самым убедительным аргументом против правления Гитлера является отсутствие в рядах НСДАП людей, способных управлять страной, имеющих достаточное образование, опыт и рассудительность. На что Геринг сказал: “Я найду таких людей, какие мне понадобятся, там, где они находятся, а до партии мне нет абсолютно никакого дела”».

На самом деле Геринг несколько забегал вперед. Поскольку экономическое положение страны начало постепенно улучшаться, а некоторые инициативы Гитлера вызвали недовольство общества[100 - Третьего ноября коммунисты инициировали забастовку транспортников в Берлине, а Геббельс призвал национал-социалистов присоединиться к забастовочному комитету. Этот союз по интересам с коммунистами был расценен многими немцами как предательство. Публичное выступление Гитлера в защиту штурмовиков, обвиненных в убийстве рабочего в Потемпа, народ также воспринял с большим недовольством.], результаты выборов 6 ноября принесли нацистам разочарование: они потеряли 2 миллиона голосов избирателей и 34 депутатских мандата. Но тем не менее НСДАП осталась самой представительной партией в рейхстаге, а Геринг снова был избран его председателем. Но старый фельдмаршал по-прежнему был полон решимости не пускать Гитлера в кресло канцлера. Генерал фон Шлейхер, которому до этого удалось убедить рейхспрезидента назначить Брюнинга и фон Папена, решил на сей раз взять бразды правления в свои руки и добиться успеха там, где его предшественники потерпели неудачу. Для национал-социалистов это оказалось плохим известием: власть снова ускользнула от них, причем в то время, когда финансы партии катастрофически истощились после четырех выборных кампаний… И они начали ссориться между собой из-за того, какую политику проводить, чтобы выжить… Дело было в том, что фон Шлейхер, практикуя стратегию «разделяй и властвуй», предложил Грегору Штрассеру войти в правительство в качестве вице-канцлера. Это был ловкий ход: Штрассер, как один из основателей НСДАП, был довольно популярен, и он мог бы увлечь за собой левое крыло партии. Впрочем, эта затея очень быстро сорвалась, поскольку Штрассер, возмутившись тем, что Гитлер обвинил его в предательстве, сложил с себя все полномочия и 9 декабря уехал из Берлина. Но НСДАП все-таки оказалась серьезно деморализованной, и Гитлер даже предупредил всех, что если партия распадется, то «он через три месяца пустит себе пулю в лоб».

А тем временем Гинденбург действительно назначил канцлером генерала фон Шлейхера, который вроде бы пользовался поддержкой армии, националистских кругов, промышленников и крупных землевладельцев. Гитлер вышел из себя и уехал в Мюнхен, проклиная Шлейхера, Папена, Гинденбурга, Штрассера и всех, кого подозревал в том, что они объединились, чтобы преградить ему путь к власти. Ситуация казалась безвыходной… Однако нашелся человек, которому предстояло вывести ситуацию из тупика, а именно Франц фон Папен: обидевшись на то, что ему предпочли Шлейхера, он решил вернуться во власть с помощью национал-социалистов. Четвертого января 1933 года в доме банкира из Кёльна Курта фон Шрёдера состоялась первая тайная встреча Гитлера и фон Папена[101 - Тайной эта встреча оставалась недолго, поскольку в момент прибытия фон Папена неподалеку оказался фотограф.]. В ходе нее были достигнуты некоторые положительные результаты, поскольку Гитлер дал принципиальное согласие сотрудничать с фон Папеном в правительстве. Но ввиду того, что фюрер отказывался от любой другой должности кроме поста канцлера, а фон Папен повторял, что Гинденбург ни в коем случае не согласится отдать ему этот пост, главная проблема так и осталась нерешенной. На прощание стороны обменялись простым обещанием увидеться еще раз.

В течение последовавших за этим недель канцлер фон Шлейхер столкнулся с теми же трудностями, что имели его предшественники. К ним добавились и новые проблемы: создать коалиционное большинство в рейхстаге ему не удалось, все его усилия примириться с профсоюзами встретили в штыки аристократия и богатейшая буржуазия, он тоже заявил, что намерен начать раздел крупных земельных владений в Восточной Пруссии, хозяева которых разорились. Шлейхеру с трудом удавалось поддерживать порядок в стране, где в смертельные схватки все чаще вступали штурмовики и коммунисты. И наконец, его отношение к скандалу, связанному с «помощью востоку»[102 - Некоторые депутаты от католической партии «Центр» узнали, что владельцы крупных имений на востоке, получавшие государственные субсидии для восстановления пострадавшего от кризиса сельскохозяйственного производства, потратили эти средства на крупные покупки за границей. Гинденбург обвинил фон Шлейхера в том, что тот не воспротивился созданию парламентской комиссии для расследования этого дела.], возмутило рейхспрезидента Гинденбурга и привело к сильному ослаблению позиций Шлейхера.

Всеми этими промахами воспользовались его соперники, чтобы продвинуть дело фон Папена, а главное, дело Гитлера. Геринг, благодаря занимаемой должности, имел доступ к президенту и беспрепятственно контактировал с лидерами представленных в рейхстаге партий. Ловкий посредник и опытный интриган, он несколько раз посещал «старого господина» в Нойдеке, поддерживал постоянный контакт с его сыном Оскаром фон Гинденбургом и с начальником рейхсканцелярии Отто Мейснером, проводил переговоры с Гугенбергом, председателем Немецкой национальной народной партии, и часто виделся с фон Папеном. Двадцать второго января 1933 года в доме протеже Геринга, преуспевающего бизнесмена Иоахима фон Риббентропа, состоялась тайная встреча с участием Гитлера, Геринга, Фрика, фон Папена, начальника рейхсканцелярии Мейснера и полковника Оскара фон Гинденбурга. Гитлер, естественно, намеревался произвести благоприятное впечатление на сына президента с тем, чтобы тот надавил на Гинденбурга, видевшего своей основной задачей недопущение гражданской войны. Надо было также воздействовать на фон Папена, чтобы тот тоже смог указать рейхспрезиденту правильный путь… Казалось, некоторый успех был достигнут: фон Папен признал, что Гинденбург не считал целесообразным и дальше отлучать национал-социалистов от власти, и выразил готовность попросить президента назначить канцлером Гитлера. И намекнул, хотя позже горячо это отрицал, что должность вице-канцлера оставляет за собой.

Но игра еще вовсе не была выиграна, поскольку, несмотря на нажим сына и фон Папена, Гинденбург соглашался назначить Гитлера только в том случае, если у НСДАП будет большинство мест в рейхстаге, хотя сам Гитлер хотел сформировать правительство, не зависящее от парламента, точно так же, как это делали его предшественники. Фюрер претендовал также на пост имперского комиссара в Пруссии, против чего возражал фон Папен, утверждавший, что эту должность должен занимать вице-канцлер, то есть он сам[103 - В июле 1932 года, почти сразу же после прихода к власти, фон Папен распустил социал-демократическое правительство Пруссии и назначил сам себя имперским комиссаром в Пруссии. Эта должность так и осталась за ним.]. Впрочем, фон Папен сомневался, что сможет добиться от Гинденбурга более двух министерских постов для нацистов. Президент, помимо всего прочего, потребовал, чтобы Министерство обороны и Министерство иностранных дел остались в руках людей, которым он доверяет… А Гитлер особенно настаивал на том, чтобы новые выборы в Законодательное собрание состоялись после его прихода к власти. Против этого возражал Гугенберг, хотя и считал свое членство в правительстве обязательным условием. В течение нескольких последовавших за этим дней Герингу и Риббентропу пришлось успокаивать Гитлера, увещевать фон Папена, уговаривать Гугенберга, сглаживать углы и вычислять квадратуру круга…

Двадцать восьмого января 1933 года фон Шлейхеру, который лишился поддержки президента Гинденбурга, пришлось подать в отставку. А между лидерами рейхстага, отелем «Кайзергоф», превратившимся в штаб-квартиру национал-социализма, и резиденцией рейхспрезидента продолжались напряженные переговоры. Наконец, во второй половине дня 29 января, Геринг пришел к Гитлеру и объявил ему, что в 11 часов следующего дня того ждет президент Гинденбург и что вопрос о назначении фюрера канцлером практически решен. Действительно, утром 30 января 1933 года президент Гинденбург принял Адольфа Гитлера и назначил его рейхсканцлером. Каждый полагал, что нашел идеальное решение: Гитлер – потому что наконец-то дорвался до власти, к которой отчаянно стремился последние десять лет. Гинденбург – потому что сумел избежать развязывания гражданской войны и сохранил контроль над вооруженными силами в лице министра рейхсвера, надежного человека генерала фон Бломберга[104 - В самый последний момент возник слух, что генерал фон Шлейхер готовит государственный переворот с участием потсдамского гарнизона. Возможно, это было дезинформацией с целью напугать фельдмаршала Гинденбурга и выкрутить ему руки.]. Фон Папен – потому что стал вице-канцлером правительства, в котором из одиннадцати министерских портфелей национал-социалисты получили лишь три; он также считал, что сумеет изолировать Гитлера и заставить уважать себя. Гугенберг – потому что наконец-то сбылась его мечта стать министром хозяйства, в чем ему отказывали предыдущие канцлеры. Наконец, Геринг – потому что стал рейхсминистром без портфеля, министром внутренних дел Пруссии и комиссаром по делам авиации[105 - Это была невысокая должность, поскольку он подчинялся министру транспорта. Но Геринг очень скоро добился значительного расширения своих полномочий.]. Такое обилие должностей распахивало перед ним двери к славе, могуществу и богатству. Древняя мудрость гласит, что самым верным способом погубить человека является удовлетворение всех его желаний…

VII

Кровавое вознесение

Вечером 30 января 1933 года, когда нескончаемые колонны штурмовых отрядов в свете факелов маршировали перед рейхсканцелярией, в окне второго этажа были четко видны два силуэта. Это канцлер Гитлер и министр без портфеля Геринг, подняв руку в нацистском приветствии, наслаждались своим триумфом. А вот вице-канцлер стоял позади них, и на это обратили внимание все, за исключением, вероятно, самого вице-канцлера. Для Франца фон Папена только что сформированное коалиционное правительство ничем не отличалось от других: составленное по большей части из министров консервативного толка, оно должно было отчитываться перед рейхстагом, так как не имело поддержки абсолютного большинства депутатов, оно оказывалось зависимым от расположения президента Гинденбурга, и оно не получило контроля над армией. Полномочия канцлера, который мог встречаться с президентом только в присутствии вице-канцлера, ограничивались осуществлением исполнительной власти. Конечно, один член национал-социалистской партии занял кресло рейхсминистра, а другой – пост министра внутренних дел Пруссии, но у первого должность была чисто символическая, а другой находился в прямом подчинении у премьер-министра Пруссии, которым был не кто иной, как вице-канцлер фон Папен.