Кулак Аллаха

Пятая группа доставила из Саудовской Аравии систему спутниковой телефонной связи, спрятав ее в фальшивом бензобаке джипа. В отличие от средств связи Мартина эта система передавала нешифрованные сообщения, но участники кувейтского сопротивления постоянно меняли место передачи и успешно связывались с Эр-Риядом всегда, когда им было что передать, а иракская служба безопасности так и не смогла их засечь. Кроме того, за несколько месяцев оккупации один пожилой радиолюбитель передал около семи тысяч сообщений другому радиолюбителю в Колорадо, а оттуда сообщения поступали в государственный департамент.

Наконец, шестая группа оказывала активное сопротивление оккупантам. Ею руководил кувейтский подполковник, один из тех, кому удалось бежать из здания министерства обороны в первый день войны. Все звали его Абу Фуад, то есть отец Фуада; у него и в самом деле был сын Фуад.

В конце концов Саддам Хуссейн отказался от попыток сформировать марионеточное правительство и назначил своего родного брата Али Хассана Маджида генерал-губернатором Кувейта.

Сопротивление было далеко не игрой. В Кувейте началась небольшая, но чрезвычайно грязная война. В ответ на движение сопротивления Амн-аль-Амм создал два центра дознания: в спортивном комплексе Катма и на стадионе Кадисиях. Здесь широко применялись методы, изобретенные шефом Амн-аль-Амма в тюрьме Абу Граиб, расположенной недалеко от Багдада. За время оккупации погибло пятьсот кувейтцев; из них двести пятьдесят были казнены – обычно после долгих, жестоких пыток.

Пятнадцатого сентября шеф иракской контрразведки Хассан Рахмани ненадолго прибыл из Багдада в Кувейт и расположился в отеле «Хилтон». Знакомство с докладами и рапортами, подготовленными его сотрудниками, которые работали в Кувейте с первого дня оккупации, произвело на него тяжелое впечатление.

Случаи нападения на немногочисленные группы иракских солдат – хижины охранников, отдельные автомобили, заставы и посты на дорогах, особенно на удаленных от центра города, – постоянно учащались. Но это была главным образом забота Амн-аль-Амма; борьба с движением сопротивления была поручена секретной полиции. Рахмани не без оснований полагал, что этот неотесанный мясник Хатиб уже скормил собакам не один десяток кувейтцев.

У Рахмани не оставалось времени на пытки, к которым питал такое пристрастие его давний соперник по иракской службе безопасности. Рахмани предпочитал полагаться на тщательное расследование, дедукцию, ловкость и коварство, хотя он соглашался, что раису удавалось так долго оставаться у власти только благодаря жестокому террору. При всем своем уме и образовании Рахмани приходилось признавать, что его пугает этот уличный бандит, этот коварный психопат из тикритских трущоб.

Он пытался убедить президента поручить ему руководство всей службой безопасности в оккупированном Кувейте, но в ответ услышал твердое «нет». Как объяснил ему потом министр иностранных дел Тарик Азиз, это было не сиюминутное решение, а принципиальная позиция. Рахмани отвечал за защиту государства от иностранного шпионажа и саботажа, а раис ни при каких условиях не хотел считать Кувейт иностранной территорией. Кувейт был девятнадцатой провинцией Ирака. Следовательно, обеспечивать повиновение кувейтцев должен был Омар Хатиб.

Впрочем, тем утром, просматривая рапорты в отеле «Хилтон», Рахмани почувствовал скорее облегчение от того, что раис отказал ему. Для иракской армии жизнь в Кувейте превратилась в кошмар. К тому же, как Рахмани и предполагал, Саддам Хуссейн делал один неверный ход за другим.

Захват европейцев и американцев в качестве заложников и попытка создать из них что-то вроде живого щита окончились настоящей катастрофой и лишь ухудшили положение Саддама. Он упустил возможность продвинуться дальше на юг и захватить нефтяные месторождения Саудовской Аравии. А теперь там слишком много американцев. Вместе с тем улетучился и последний шанс заставить короля Фахда сесть за стол переговоров.

Все попытки ассимилировать Кувейт провалились, а самое большее через месяц Саудовская Аравия станет совершенно недоступной, потому что на ее северной границе будет создан мощный щит американской армии.

Рахмани был уверен, что без позора Саддаму Хуссейну не удастся ни уйти из Кувейта по своей воле, ни удержаться в Кувейте под напором сил коалиции; в последнем случае позор будет еще большим. Тем не менее раис излучал такую уверенность, словно был убежден в грядущей победе. На что надеется этот болван? Что с небес снизойдет сам Аллах и сокрушит армию врагов ислама?

Рахмани поднялся из-за стола и подошел к окну. Он любил размышлять, шагая по кабинету, это помогало мыслить более последовательно. Он выглянул в окно. Плавательный бассейн с некогда изумрудно-чистой морской водой превратился в гигантскую мусорную яму.

Что-то в стопке рапортов, лежавших на столе, смущало Рахмани. Он еще раз бегло просмотрел листки. Действительно, странно. Чаще на иракских солдат нападали с ружьями и пистолетами, иногда подкладывали самодельные мины, изготовленные из обычного тринитротолуола. Но в остальных случаях совершенно определенно использовалось пластическое взрывчатое вещество, и таких случаев не один, не два, они повторялись регулярно. В Кувейте никогда не было пластических взрывчатых веществ, а уж тем более семтекса-Н.

Так кто же подкладывал семтекс и где они его брали?

Потом вот эти рапорты о шифрованных радиопередачах. Кто-то вел передачи из пустыни, постоянно меняя место, выходя на связь в разное время суток, всегда на неожиданной длине волны; десять-пятнадцать минут он передавал что-то совершенно непонятное и потом замолкал.

А вот несколько сообщений о таинственном бедуине, который, похоже, бродил, где хотел, неожиданно появлялся, так же неожиданно исчезал, потом появлялся снова – и всегда его появлению сопутствовали диверсии. Два тяжело раненных солдата перед смертью успели сообщить, что они видели высокого, уверенного в себе бедуина в красно-белой клетчатой куфие, один конец которой закрывал почти все его лицо.

Два кувейтца под пыткой рассказали легенду о бедуине-невидимке, но уверяли, что сами его никогда не видели. Еще более жестокими пытками мясники Сабаави пытались выбить у них признание в том, что они знают бедуина. Идиоты. Конечно, они признаются – сочинят что угодно, лишь бы прекратить мучения.

Чем больше Хассан Рахмани размышлял, тем больше он приходил к убеждению, что в этих случаях работал опытный диверсант-профессионал, проникший в Кувейт из-за рубежа, а иностранные диверсанты – это уже сфера деятельности Рахмани. Он не мог поверить в сказки о бедуине, который умеет пользоваться пластической взрывчаткой и передавать шифрованные радиосообщения (если допустить, что и то и другое – дело рук одного человека). Должно быть, бедуин научил нескольких кувейтцев подбрасывать мины, но во многих диверсиях участвовал и сам.

Невозможно арестовать всех бедуинов, бродящих по городу и по пустыне, хотя Амн-аль-Амм, наверно, так бы и постарался сделать. Потом они годами вырывали бы ногти у арестованных, но так ничего бы и не узнали.

Насколько Рахмани себе представлял, существовало три пути решения проблемы. Можно попытаться схватить бедуина во время одного из его террористических актов; в этом случае остается только рассчитывать на удачу, которая, скорее всего, не придет никогда. Можно схватить одного из его кувейтских помощников и выследить бедуина в его логове. А можно поймать его в пустыне во время очередного сеанса радиосвязи.

Рахмани решил остановиться на последнем варианте. Он направит сюда из Ирака две-три лучших бригады радиопеленгаторов, разместит их в разных точках и методом триангуляции попытается обнаружить радиопередатчик. Еще ему потребуется армейский вертолет и подразделение особого назначения, которое постоянно должно быть в состоянии полной боевой готовности. По возвращении в Багдад нужно будет немедленно заняться организацией поимки бедуина.

В тот день в Кувейте таинственным бедуином заинтересовался не только Хассан Рахмани. В нескольких милях от отеля «Хилтон», на загородной вилле, молодой статный кувейтец с усами, в белом хлопчатобумажном тхобе, удобно устроившись в кресле, слушал друга, который принес ему интересные новости, – Я ехал на своем автомобиле и остановился перед светофором. Рассеянно посматривая по сторонам, на другой стороне улицы возле перекрестка я заметил иракский военный грузовик. Он стоял возле тротуара, а несколько солдат, опершись на капот, жевали или курили. Потом из кафе вышел молодой человек, наш, кувейтец; в руке он держал что-то вроде крохотной коробочки. Эта коробочка была действительно очень маленькой. Мне и в голову ничего не могло придти, пока этот молодой человек не бросил коробочку под грузовик. Потом он завернул за угол и скрылся. Загорелся зеленый свет, но я решил остаться.

Через пять секунд грузовик взорвался. Не просто взорвался, его разнесло вдребезги. Солдатам оторвало ноги. Никогда не видел, чтобы крохотная коробочка оказалась такой мощной бомбой. Я развернулся и поспешил уехать, пока не прибыли молодчики из Амн-аль-Амма.

– Пластическая взрывчатка, – вслух размышлял офицер. – Я бы все отдал за нее. Должно быть, это был кто-то из людей бедуина. Так что же это за сукин сын? Я бы очень хотел с ним встретиться.

– Самое главное в том, что я узнал молодого человека.

– Что? – полковник подался вперед; его лицо выражало живейшую заинтересованность.

– Иначе я не стал бы тратить столько времени на свой рассказ. Зачем пересказывать то, что тебе и так уже известно. Абу Фуад, я узнал того, кто подбросил бомбу. Я уже много лет покупаю сигареты у его отца.

Тремя днями позже в Лондоне вновь собрался комитет «Медуза». Докладывавший на этот раз доктор Райнхарт выглядел очень усталым. Хотя на время работы в комитете он был освобожден от всех других обязанностей в Портон-Дауне, за считанные дни разобраться в горе документов, переданных ему на первом заседании комитета, и бесконечном потоке дополнительной информации было чрезвычайно сложно.

– Очевидно, моя работа еще не закончена, – сказал он, – но уже сейчас вырисовывается довольно четкая картина.

Во-первых, мы точно знаем, что Саддам Хуссейн располагает большими мощностями по производству отравляющих веществ. По моим оценкам, Ирак в состоянии производить более тысячи тонн таких веществ в год.

Во время ирано-иракской войны несколько иранских солдат, пораженных отравляющими веществами, проходили курс лечения в Великобритании, и мне еще тогда удалось обследовать их. Уже в те годы мы выяснили, что Ирак применял в войне против иранцев фосген и иприт.

Еще печальнее тот не вызывающий у меня ни малейшего сомнения факт, что Ирак располагает теперь значительными запасами намного более токсичных отравляющих веществ, а именно нервно-паралитических агентов; немецкие химики, открывшие эти агенты, назвали их табуном и зарином. Если бы в ирано-иракской войне применялись такие вещества – а я полагаю, что они действительно применялись, – то лечить пораженных такими ядами солдат нам бы в любом случае не пришлось, потому что все они были бы мертвы.

– Доктор Райнхарт, насколько опасны эти.., э-э.., агенты? – спросил сэр Пол Спрус.

– Сэр Пол, вы женаты?

Неожиданный вопрос застал британского аристократа врасплох.

– Э-э, да, собственно говоря, женат.

– Леди Спрус пользуется духами во флаконах с пульверизатором?

– Да, кажется, я замечал что-то подобное.

– Вы никогда не обращали внимания, насколько тонко распыляет духи пульверизатор? Насколько малы капельки?

– Да, в самом деле. И признаться, я этому очень рад, потому что представляю себе, сколько эти духи стоят.

Шутка получилась удачной. Во всяком случае сэру Полу она понравилась.

– Так вот, две такие капельки табуна или зарина, попав на кожу, убивают человека, – объяснил химик из Портон-Дауна.

На этот раз никто не улыбнулся.

– Ирак заинтересовался отравляющими веществами нервно-паралитического действия еще в 1976 году. Тогда иракские специалисты начали переговоры с британской компанией Ай-си-ай, объяснив, что они хотели бы построить завод по производству четырех инсектицидов. Руководство компании, ознакомившись со спецификацией оборудования, отказалось от контракта. Дело в том, что в эту спецификацию были включены коррозионно-устойчивые реакторы, трубы и насосы, поэтому британские химики решили, что конечной целью Ирака было производство не пестицидов, а нервно-паралитических отравляющих веществ. Сделка не состоялась.

– Слава Богу, – заметил сэр Пол и что-то отметил в своем блокноте.

– Но отказали им не все, – продолжал доктор Райнхарт. – В качестве оправдания всегда приводился один и тот же довод: Ираку нужны гербициды и пестициды, а они, естественно, являются ядами.

– Не может ли быть, что Ирак, и в самом деле, хотел всего лишь наладить производство химикатов для подъема своего сельского хозяйства? – спросил Паксман.

– Исключено, – ответил Райнхарт. – Химику нетрудно в этом разобраться, если он знает, сколько и каких химикатов заказано. В 1981 году иракцы заключили договор с одной немецкой фирмой о строительстве химического предприятия с очень необычной планировкой. Предприятие предназначалось для производства пентахлорида фосфора, исходного вещества в синтезе многих фосфор-органических веществ, в том числе и нервно-паралитических газов. Ни одна университетская или исследовательская лаборатория не работает с такими токсичными веществами. Немецкие химики должны были сообразить, для чего Ираку потребовалось такое предприятие.

В других разрешениях на экспорт фигурирует тиодигликоль. Если его смешать с соляной кислотой, получится иприт. В небольших количествах тиодигликоль используется также как компонент красящей пасты для шариковых авторучек.