Приключение собаки

Костлявый в отчаянии воздевал к потолку свои тощие руки и со слезами молил о пощаде.

– А после порки, – продолжал неумолимый Ванслиперкен, – тебя еще выкупают под килем[3 - Тяжелое морское наказание, состоящее в том, что приговоренного, привязав к канату, продергивают через воду с одного бока судна на другой под килем.]!

– Боже мой! Боже мой! – вопил Костлявый, падая на колени. – Смилуйтесь, сэр! Смилуйтесь!

Но Снарлейиоу, как только увидел, что бедняга упал на колени, с бешенством накинулся на него и стал теребить его за спину и ворчать, поглядывая исподтишка на своего господина.

– Сюда, Снарлейиоу! Сюда, сударь! Лежи смирно! – сказал лейтенант Ванслиперкен; но злопамятный пес не забыл ржавой селедки и в отмщение сперва пребольно укусил Костлявого в бедро и только тогда послушно исполнил приказание своего господина.

– Встаньте, сэр! – приказал лейтенант своему слуге.

Костлявый поднялся с колен, но вместе с тем в нем поднялось и гневное чувство против своего господина и его ненавистного пса.

Трясясь от бешенства, с разгоревшимися глазами, он крикнул громко и грозно, несмотря на то, что слезы еще катились у него по лицу.

– Я этого не снесу! Я выброшусь за борт, но сносить этого долее не хочу! Этот проклятый пес пятнадцать раз укусил меня за одну эту неделю! Да я лучше умру сразу, чем буду служить мясом на съедение этого пса!

– Молчи, негодяй! – прикрикнул на него Ванслиперкен. – Не то я прикажу заковать тебя в кандалы и бросить в трюм!

– Я буду очень доволен, кандалы не кусаются. Да, я сбегу отсюда! Путь меня повесят, мне что смерть! Искусанный до смерти, изголодавшийся до смерти, я буду рад, если меня повесят!

– Молчите, сэр! Вы с жиру беситесь!

– Прости вам Бог, сэр! – возмущенно воскликнул Костлявый. – Да я ни разу еще не получал полностью своего казенного пайка!

– Полный паек! Да разве можно набить такой дырявый куль? Сколько в него ни пихай, все будет мало!

– А что мне достается, то мне дорого достается, видит Бог! – продолжал возмущенный юноша. – Стоит мне поднести сухарь ко рту, чтобы эта проклятая собака накинулась на меня. Я никогда не имею глотка во рту без того, чтобы не быть укушенным. Этот пес съедает весь мой паек. Я желал бы, чтобы вы или отпустили меня, списали с этого судна, или повесили, одно из двух, так как вы едите в охотку, и собака ваша тоже ест, так что мне уж ровно ничего не достается, а паек нам отпускают только на двоих, а не на троих!

– Ах ты, дерзкий негодяй, что, ты забыл про кошку, про воровскую кошку, которой я собирался тебя угостить?

– Это уж больно обидно, чтобы такая паршивая собака да съедала всю мою порцию, да еще вдобавок наполовину съедала и меня самого! – не обращая внимания на угрозу, продолжал Костлявый.

– Ты забываешь купанье под килем, негодяй! – крикнул взбешенный лейтенант.

– Я надеюсь только, что там и останусь! – сказал в заключение Костлявый. – И не увижу больше ни вас, ни вашей паршивой собаки!

– Вон отсюда, мерзавец!

Последнее приказание Костлявый исполнил с большой поспешностью.

– Ты голодна, моя бедная собака? – ласково обратился к Снарлейиоу лейтенант Ванслиперкен.

Собака положила сперва одну, затем и другую передние лапы на колени своего господина.

– Подожди, сейчас получишь свой завтрак, – продолжал он, – хотя сегодня утром ты поступил нехорошо, голубчик мой. Мы всего четыре года знакомы с тобой, а уж сколько раз ты жестоко подводил меня! Стыдно, Снарлейиоу, стыдно, сударь! Но я вижу, что ты сожалеешь об этом, и уж так и быть, не оставлю тебя сегодня без завтрака!

С этими словами мистер Ванслиперкен поставил чашку с овсяной кашей на пол, а Снарлейиоу, не задумываясь, принялся уплетать ее так, что вскоре добрался до дна.

– Стоп, собака, стоп, нельзя так проворно, надо хоть что-нибудь оставить Костлявому! Довольно! – и лейтенант хотел убрать чашку с остатками каши. Снарлейиоу сердито заворчал и готов был цапнуть зубами своего господина, но тот отогнал его своим рупором, а чашку поставил на стол на утешение Костлявому.

– А теперь, Снарлейиоу, отправимся наверх! – И лейтенант вышел из каюты в сопровождении своей собаки, шедшей за ним по пятам. Вдруг с половины лестницы Снарлейиоу, крадучись, отстал от своего господина, стрелой вернулся обратно в каюту, в один миг очутился на стуле, а затем на столе и в несколько секунд вылизал дотла весь остаток каши, прибереженной лейтенантом для Костлявого. Покончив с кашей, Снарлейиоу с тем же проворством незаметно подкрался к хозяину и пошел за ним той же неслышной походкой, как будто все время безотлучно следовал за ним.

Глава III. Взгляд назад и знакомство с новою личностью

Предоставив Костлявому оплакивать свою горькую участь на баке, а лейтенанту Ванслиперкену прогуливаться со своей собакой по верхней палубе своего судна, мы постараемся познакомить читателя с тем временем, в какое происходили описываемые нами события, а также и с историей самого лейтенанта Ванслиперкена.

В то время, когда начинается наш рассказ, в Англии был призван на троне Вильгельм Нассауский, царствовавший в течение нескольких лет под именем Вилльяма III.

Мир с Францией только что был заключен. Король при случае проводил некоторое время среди своих единоплеменников, в Голландии, и английский, и голландский флот, которые всего несколько лет тому назад сражались между собой с таким мужеством и упорством, в последнее время дружно обратили свое оружие против французов.

Вилльям III, подобно всем чужестранным государям, выказывал большое пристрастие к своим единоплеменникам, и в эту пору Англия была переполнена голландскими фаворитами, голландскими придворными и должностными лицами и даже пэрами голландского происхождения. Но война была окончена, и большая часть английского и голландского флотов, разоруженная, была сдана в порты: лишь нескольким десяткам мелких судов было поручено ловить контрабанду, провозимую из Франции в ущерб английской промышленности. Упомянутый нами куттер также нес эту службу, и хотя был построен в Англии и составлял часть английского военного флота, но носил название «Jungfrau»[4 - по-немецки «Дева»].

Голландским интересам во всем давался перевес, и голландцы, не находившие себе применения в своем отечестве или не пригодные к службе у себя на родине, без рассуждения определялись на службу на английские суда, в английские войска и на различные должности в Англии. М-р Ванслиперкен, хотя и голландец по происхождению, родился в Англии, задолго до того времени, когда принц Оранский был призван на английский престол, но он приходился ближайшим родственником нянюшке короля. До революции Ванслиперкен был под судом за трусость и недостойное поведение во время сражения между голландцами и англичанами, быв в то время уже лейтенантом на двухпалубном судне. Он состоял уже долгое время на службе, но до того момента постоянно служил на мелких судах, где не имел случая проявить себя с этой невыгодной стороны. Только благодаря покровительству короля-голландца ему посчастливилось вновь получить командование маленьким судном.

В то время служба была совершенно иная, чем теперь. Командиры судов были одновременно и казначеи, и имея в своем распоряжении все довольствие экипажа, все судовые суммы, которыми они располагали безотчетно, по своему усмотрению, наживали громадные деньги, обделяя и обирая своих подчиненных, которые находились в их полной власти, имея над ними даже право жизни и смерти. Во времена же голландского владычества жестокость обращения командиров с людьми экипажа превосходила все, что только можно себе представить, так как голландцы вообще известны своей жестокостью и бесчеловечностью.

Характер лейтенанта Ванслиперкена нетрудно описать в трех словах: трусость, жадность и жестокость. Без гроша, как последний нищий, он за время своего командования судами скопил немалую сумму денег, обкрадывая и людей, и правительство. Ни друзей, ни знакомых у него в Англии не было, и жил он, когда был на берегу, в нищете и убожестве, хотя имел возможность жить если не роскошно, то, во всяком случае, в полном довольстве и с комфортом. В данный момент ему было 55 лет; с того времени, как он получил команду над «Юнгфрау», на нем лежала обязанность возить государственные депеши от короля в Голландию, благодаря чему ему часто случалось бывать в Гаге, где он познакомился с вдовой Вандерслуш, содержавшей в одном из предместий этого города Луст-Хауз, т. е. увеселительный дом, где собирались матросы выпить, поесть и повеселиться. Узнав о том, что аппетитная вдовушка хранит в своей шкатулке весьма почтенные капиталы, мистер Ванслиперкен стал выказывать к ней непритворное расположение, в надежде получить ее руку, а вместе с тем и ее капиталы. Вдова и не думала принимать этого лестного предложения, но была слишком благоразумна, чтобы наотрез отказать лейтенанту, зная, что в таком случае отверженный поклонник запретит людям экипажа посещать ее Луст-Хауз, и она через это потеряет значительное число посетителей и часть своих доходов. Ввиду этого она каждый раз любезно встречала Ванслиперкена, убаюкивала его самыми светлыми надеждами, но далее обещаний дело не подвигалось.

Где и когда Ванслиперкен подобрал своего возлюбленного Снарлейиоу, это оставалось для всех неразъясненной тайной. Говорили, что эта собака появилась на куттере каким-то сверхъестественным образом, и все относились к ней с каким-то суеверным страхом.

Так как несколько времени тому назад на судне было возмущение, и экипаж решился даже прибегнуть к явному насилию над особой командира, сделав попытку ворваться ночью в его каюту, то весьма вероятно, что у лейтенанта явилась мысль, что верный страж в образе собаки был бы весьма полезен в его обстановке, и, как только представился случай, обзавелся таковым. Весь запас нежных чувств и привязанности, какой только таился в его черствой душе, без всякого сомнения, сосредоточивался у него на этом отвратительном животном; после любви к деньгам и наживе любовь к Снарлейиоу занимала первое место в сердце Ванслиперкена.

Что же касается злополучного Костлявого, то, скитаясь по свету бесприютным сиротой, бедняга голодал до поступления своего на куттер «Юнгфрау» и продолжал голодать точно так же и находясь на нем. Всю его порцию или почти всю съедала собака командира, а ему оставалось питаться доброхотными пожертвованиями сердобольных товарищей, собирая по крохам то тут, то там.

Теперь вернемся к прерванному рассказу.

Лейтенант Ванслиперкен расхаживал на капитанском мостике, а люди экипажа, окончив свой завтрак, слонялись по палубе от нечего делать. Они выжидали возвращения двух шлюпок, которые были высланы еще с вечера. Ванслиперкен за целый час не проронил ни слова. Сначала его мысли были заняты вдовой Вандерслуш, затем перескочили на Костлявого, и он стал размышлять, какое бы придумать для него наказание, достойное его злодеяний, когда один из вахтенных матросов крикнул, что лодки впереди, и тем самым прервал размышления командира.

– Далеко? Как они идут, на парусах или на веслах?

– На веслах, сэр, мы идем прямо на них!

Но командир был не в добром настроении и потому приказал положить судно на дрейф.

– Я полагаю, что люди там достаточно надсажались всю ночь! Можно бы и пожалеть их и подойти к ним поближе! – проговорил Янсен, который только что сменился с очереди у руля, обращаясь к Обадиа Коблю, стоявшему подле него.

– Я тоже так думаю, но все равно нам шквала не миновать, дьявол поставит на своем!

– Черт побери! – отозвался Янсен, глядя на Бичи-Хэд и угрюмо качая головой.

– Ну, что еще, старый шнапс?[5 - «Шнапс» – водка.] – спросил Кобль.

– Шнапс! Да, черт побери, шнапс! Я теперь думаю о том, как французы разгромили здесь нас, голландцев, когда вы, англичане, не хотели драться!

– Подумай о том, что ты говоришь, старая плетка! Не захотели драться! Да когда же это мы не захотели драться?

– Да здесь! Видит Бог, вы, англичане, все тогда позапрятались, и ни один не подошел к нам на помощь!