Приключение Питера Симпла

– Питер, мальчик, я тебе многим обязан. Раненый и в горячке, ты заботился обо мне, тогда как у тебя достаточно было забот о себе самом; но я никогда не благодарю на словах. Я вижу, твой дядя Уильям уже умер. Сколько у тебя дядей еще?

– Еще только дядя Джон, который женат и имеет двух дочерей.

– Благослови его Бог и дай ему Бог всегда придерживаться женской линии в деторождении! Питер, мальчик мой, ты все-таки будешь лордом!

– Пустяки, О'Брайен; у меня нет никаких надежд. Не внушай мне таких глупых идей…

– Разве у меня были надежды стать лейтенантом – а не лейтенант ли я? Питер, ты помог мне сделаться лейтенантом, я сделаю из тебя мужчину, что еще лучше. Я вижу, Питер, при всей своей наивности, ты совсем не прост и можешь, несмотря на твою привычку искать совета, действовать сам в случае надобности. Это, Питер, – талант, которому не следует пропадать в здешней проклятой яме, а потому приготовься расстаться с ней на днях, если только ветер и погода будет благоприятными, то есть чем дурнее, тем лучше. Будешь ты готов к любому часу всякой ночи, в которую мне вздумается позвать тебя?

– Да, О'Брайен, – ответил я, – я готов сделать все, что могу.

– Никто не может сделать более этого. Но, Питер, так как я теперь лейтенант, то, сделай одолжение, приложи разочек руку к шляпе, когда будешь говорить со мной; мне хочется посмотреть, какое действие произведет эта честь.

– Лейтенант О'Брайен, – сказал я, приложив палец к шляпе, – ожидаю дальнейших приказаний.

– Хорошо, сэр, – отвечал он, – приказываю вам никогда впредь не прикладывать пальца к шляпе до тех пор, пока мы не будем служить вместе на корабле. Тогда – другое дело.

Через неделю О'Брайен пришел ко мне и сказал:

– Новый месяц начался дурной погодой; если она устоит, готовься к отправлению. Я уложил все необходимое в котомку: это, пожалуй, может случиться сегодня ночью. Ложись спать теперь и постарайся, если можешь, выспаться за целую неделю, потому что тебе немного придется спать, если мы убежим.

Это было в восемь часов. Я лег, а около двенадцати был разбужен О'Брайеном, который приказал мне спешно одеться и сойти к нему на двор; я исполнил это благополучно. Ночь была темна, как деготь – дело происходило в ноябре, – дождь лил как из ведра, сильный ветер выл на дворе и, крутясь вихрем, хлестал дождем во все стороны; я насилу нашел О'Брайена, который ревностно принялся за работу, для которой у него было все необходимое.

В Монпелье он добыл шесть толстых железных штырей длиною около восемнадцати вершков, с буравами на одном конце и четырехгранных на другом, за который можно было вращать штырь с помощью съемной рукоятки. Из предосторожности он запасся рукоятками, однако каждая приходилась ко всем штырям. Один из этих штырей О'Брайен ввинтил в расщелину стены и, сидя верхом на нем, ввинчивал другой на три фута выше первого. Сделав это, он встал ногами на нижний штырь и, держась за второй, закрепленный на уровне его бедра, ввернул третий, прикрепляя каждый вершков на шесть в сторону от нижнего, а не один над другим. Вкрутив все шесть штырей, он оказался почти на середине стены и привязал веревку, висевшую у него на шее, к верхнему штырю, потом спустился вниз и вынул четыре нижних штыря. Поднявшись потом по веревке, он встал на пятый штырь и, держась за самый верхний, снова начал ту же работу. Таким образом за полтора часа он достиг вершины стены, где прикрепил последний штырь, и, привязав к нему веревку, спустился вниз на землю.

– Ну, Питер, – сказал он, – нечего теперь бояться, что часовые нас заметят; даже если бы они имели кошачьи глаза, и тогда им не увидеть нас, пока мы не будем на стене; но там мы очутимся на склоне и будем до вала ползти на животе. Я полезу вперед с вещами; дай мне твою сумку – тебе будет легче. Помни, если со мной что случится, беги скорее в постель; если же я подыму и опущу веревку раза три или четыре, то полезай как можно скорее.

С этими словами О'Брайен намотал на себя веревку, взвалил на плечи два мешка, железные крючья, все прочие инструменты и зонтик.

– Питер, если веревка выдержит меня со всем грузом, то ясно, что она выдержит и такого ребенка, как ты, а потому не бойся ничего.

Прошептав это, он полез наверх, в три минуты очутился на стене и дернул веревку. Я тотчас же последовал за ним, что было очень легко благодаря узлам, навязанным через каждые два фута и служившим опорой для ног. В такое же короткое время, как и он, я оказался на стене; тогда он схватил меня за ворот, положил мокрую свою руку на мой рот, заставил лечь около себя, между тем как сам принялся втаскивать веревку. Мы ползли по склону стены, пока не достигли вала. Ветер страшно завывал, дождь стучал так сильно, что часовые не слыхали нас. О'Брайен не скоро отыскал место, находившееся прямо под подъемным мостом первого рва; наконец, это ему удалось, и он спустил вниз веревку.

– Теперь, Питер, я опять опущусь первый, а когда потрясу веревку, спускайся и ты – значит все благополучно.

О'Брайен спустился и через несколько минут дернул веревку; я последовал за ним и упал в его объятия у входа подъемного моста, который был, однако ж, поднят. Мы все же переправились через ров на ту сторону и подошли к воротам. Но они оказались заперты. Это раздосадовало нас.

О'Брайен вынул отвертку и попробовал сломать замок, но тщетно. Мы уже считали себя погибшими.

– Нужно подкопать ворота, О'Брайен, взорвать мостовую и пролезть.

– Питер, ты догадливый малый, я об этом не подумал.

Мы горячо принялись за дело и работали, пока не вырыли с помощью лапчатого лома и маленьких клещей, которыми запасся О'Брайен, довольно широкий лаз. Таким образом, через час или более, мы успели подлезть под ворота. Путь книжному валу был свободен, но, чтобы достигнуть его, нужно было пройти крытым коридором. Мы осторожно подвигались вперед, как вдруг послышался шум; остановившись, мы нашли, что то был храп часового. Такой встречи мы не ожидали и очень испугались; миновать его было невозможно, потому что он лежал на том самом месте, где нам было нужно воткнуть шест, чтоб спуститься по нижнему валу в реку. О'Брайен задумался на минутку.

– Питер, – сказал он, – теперь докажи, что ты мужчина. Он крепко спит, надо лишить его возможности поднять тревогу. Я зажму ему рот, а ты в ту же минуту открой полку его мушкета, чтобы он не мог выстрелить.

– Хорошо, О'Брайен, не бойся за меня.

Мы осторожно подползли к солдату. О'Брайен подал мне знак положить палец на полку. Когда он зажал ему рот, я открыл ее. Парень забарахтался и схватился за мушкет, но уже не мог выстрелить; в одну минуту он был связан. Мы оставили его здесь и отправились к валу. О'Брайен, прицепив шест, спустился вниз; я последовал за ним и нашел его на реке, висящим на канате. Мы раскрыли зонтик и положили его верхом над водой; препарат, которым он был покрыт, поддерживал его над водой, и мне стоило только, как предварительно объяснил О'Брайен, держаться распростертыми во всю длину руками за две палочки, прикрепленные над водой к наконечнику зонтика. Для этого плавания О'Брайен приготовил буксир, который привязал ко мне, и, захватив его в зубы, оттащил меня почти на сто сажен от крепости, где мы пристали, наконец, к берегу. О'Брайен утомился до того, что в течение нескольких минут оставался без движения; я также окоченел от холода.

– Питер, – сказал он, – до сих пор нам все удавалось; теперь нужно уйти подальше отсюда, потому что до зари всего-навсего два часа.

Сказав это, О'Брайен вынул запасенную бутылку водки, и мы оба выпили, по крайней мере, по полстакана; но и целая бутылка не произвела бы на нас никакого действия в тогдашнем нашем положении. Теперь мы пошли вдоль берега и встретили маленькую лодочку, к которой был причален бот. О'Брайен подплыл к ней, отрезал ее от лодки и, не влезая в нее, прибил к берегу К счастью, весла были тут же. Мы сели в бот, отчалили и до рассвета плыли вниз по реке.

– Все это хорошо, Питер, но теперь пора пристать к берегу. Вот Арденнский лес.

Мы причалили, положили в бот весла, толкнули ее на середину реки, чтобы подумали, будто ее сорвало с причала, и поспешно углубились в чащу. Дождь вес еще продолжался. Я дрожал, зубы мои стучали от холода, но делать было нечего. Мы выпили еще по глотку водки и, измученные физической усталостью и напряжением душевных сил, повалились, как снопы, на постель, которую изготовили себе из листьев.

Глава девятнадцатая

Я проснулся около полудня и увидел, что О'Брайен зарыл меня в листья на целый фут глубины с целью защитить меня от холода. Мне было тепло и спокойно; платье мое высохло.

– Как ты добр, О'Брайен, – сказал я.

– Нисколько, Питер; нам предстоит еще преодолеть много трудностей; и я должен позаботиться о тебе: ты еще почка, тогда как я уже вполне распустившаяся роза.

Он поднес ко рту бутылку с виски и потом передал ее мне.

– Ну, Питер, теперь пора дальше; они, будь уверен, обрыщут всю страну, отыскивая нас. Но это огромный лес и только бы нам добраться до его середины, тогда им будет так же легко найти нас, как булавку в копне сена.

– Кажется, – сказал я, – об этом лесе упоминается в одной из Шекспировских комедий.

– Может быть, Питер, – сказал О'Брайен, – но мы теперь не в комедии, и то, о чем так приятно читать, в действительности не шутка. Я замечал, сочинители никогда не принимают в соображение погоду.

– Извини, О'Брайен: в «Короле Лире» погода страшная.

– Может быть.

– Однако пора в поход.

Мы отправились, около трех часов пробивались сквозь чащу, советуясь время от времени с карманным компасом, которым запасся О'Брайен. Наконец снова стемнело, и О'Брайен предложил остановиться.

Мы приготовили постель из листьев и уснули гораздо спокойнее, чем в предыдущую ночь. Хлеб наш вымок, но так как мы не имели воды, то это было очень кстати; его оставалось на целую неделю. Около пяти часов утра меня разбудил О'Брайен, который тотчас же слегка зажал мне рот рукой. Я принял сидячее положение и заметил невдалеке от нас огромный костер.

– Нас ищут французы, Питер, – сказал он, – я был на рекогносцировке, это жандармы. Боюсь идти дальше, мы можем наткнуться на других. Я уже думал, что нам делать, и, мне кажется, лучше всего влезть на деревья и спрятаться в ветвях.

Разговор этот происходил в кустарнике, в центре которого стоял огромный дуб, обвитый плющом.

– Я того же мнения. Ну, что же? Влезать теперь или подождать немного?

– Конечно, теперь, пока они заняты своим обедом Лезь, Питер, я помогу тебе.

О'Брайен помог мне влезть на дерево, а сам остался зарыть в листья наши сумки, после чего последовал за мной. Он приказал мне занять довольно удобную позицию на нижнем сучке; для себя выбрал огромный сук, со всех сторон прикрытый плющом.

В этом положении мы оставались около часа, пока не рассвело. На рассвете капрал сделал смотр жандармам, которые вслед за тем разошлись во все стороны обыскивать лес. Мы обрадовались, заметив это, потому что надеялись, что скоро нам можно будет снова отправиться в путь; но, к несчастью, один из жандармов остался на месте.

Он ходил взад и вперед, всюду заглядывая, и наконец подошел прямо под дерево, на котором мы укрылись.