– Мне будет спокойнее всего, если я вас отправлю вниз. Мистер Винцент, проводите этого человека в трюм. Почему он на свободе?
– Он, кажется, был в руках доктора, сэр. Сюда, сердечный, ну, пошевеливайтесь!
Ньютон хотел возражать, но двое из вербовщиков схватили его за шиворот и без церемоний толкнули к переднему люку. Сняли решетку; Ньютона опустили в трюм, где он очутился в обществе сорока завербованных, почти задыхавшихся от недостатка воздуха. Весь их разговор – если можно было назвать это разговором – состоял из непрерывной цепи проклятий, ругательств и клятв жестоко отомстить.
Маленькая шлюпка вернулась; она принесла только двоих гребцов, остальная часть ее экипажа, вместе с Томсоном и Мертоном, воспользовалась случаем бежать от рабства. Посыпались проклятия на виновных. Наконец командир велел поднять якорь, и судно двинулось в море.
Лейтенант получил приказание доставить живым свой живой груз, поэтому, едва судно его величества очутилось в море, люки открыли и завербованным позволили выйти на палубу: сначала одной половине всех захваченных, потом другой. Два матроса с обнаженными кортиками стояли подле люка на тот случай, если бы какой-нибудь недовольный стал спорить и противиться распоряжениям начальства.
Ньютон так страдал во время своего заключения, что был искренне благодарен, когда ему позволили выйти на палубу. Над головой виднелось ясное небо, и судно шло со скоростью семи или восьми миль в час. Это было, как выражаются моряки, «мокрое судно»: волны то и дело хлестали через его борт. Ньютон омыл этой водой лицо и голову, почувствовал, что ожил, и стал смотреть, как судно бежит вдоль берега. Кругом него были чужие люди, и самые твердые из них не могли не жаловаться на судьбу.
– Куда мы идем? – спросил Ньютон человека, стоявшего рядом с ним.
– Надеюсь, в ад, вместе с теми, кто нас сюда притащил, – ответил тот, скрежеща зубами.
В эту минуту на палубу вышла Джуди Мелони с корзинкой, полной картофельной кожуры, которую она собиралась выкинуть за борт. Ньютон ее узнал и поблагодарил за доброту.
– Вы красивый малый; теперь, когда вы умылись, это видно, – ответила Джуди. – Пусть плохо будет тому, кто так ударил вас. Я спрашивала мужа, не он ли это сделал; говорит, не он, и клянется своим спасением, что вас угостил Тим О'Коннор; это такое животное!
– Куда мы идем? – спросил Ньютон.
– Сейчас пойдем обедать.
– Нет, куда судно идет?
– Судно? Конечно, в Плимут. Там вас ждут.
– Кто ждет?
– Три фрегата, ведь они же не могут уйти в море без моряков. Это бедные бессловесные существа и сами ничего не могут делать.
– А вы знаете, куда пойдут фрегаты?
– Они пойдут разговаривать, – ответила Джуди я прошла на нос.
На следующий день катер бросил якорь. Выслали шлюпки и переправили завербованных на сторожевое судно. Ньютон к своей досаде увидел, что тут и с ним, и со всеми остальными обошлись, как с настоящими узниками. В тот же день после полудня с востока пришел другой корабль с целой партией преступников, за нарушение закона осужденных служить на военном фрегате. Между осужденными и завербованными не делали никакого различия: со всеми обращались одинаковым образом. Всем велели сесть в шлюпки, и меньше чем через час Ньютон очутился на палубе прекрасного фрегата, готового к отплытию.
Глава X
Первый лейтенант собрал новобранцев на квартердеке и спрашивал их поочередно, знакомы ли они с морем, могут ли бросать лот и держать руль. Выслушав ответы, он отослал их прочь. Ньютон опять хотел было объяснить свое положение, но, подумав, решил дождаться капитана. В этот вечер новобранцам не дали ни постелей, ни одеял. Шлюпки подняли; вооруженные ружьями и боевыми патронами часовые были поставлены у сходов для предупреждения дезертирства.
На рассвете все вышли на палубу. Фрегат отвязали, но якорь еще оставили внизу. Из мичманов фрегата один должен был наблюдать за насильно завербованными и предупреждать их бегство; другие отправились на берег, чтобы рапортовать капитану о прибытии судна; в то же время нижние паруса распустили, и все приготовили к отплытию. К своему великому огорчению Ньютон понял, что едва капитан появится, корабль пустится в море. Действительно, едва войдя на палубу, капитан приказал поднять свою шлюпку, потом поставить паруса, а сделав эти распоряжения, прошел в рубку. Через три минуты Ньютон понял, что в настоящее время у него не осталось ни малейшей надежды на освобождение. Действительно, корабль отплыл.
Когда капитан появился на палубе, он приказал старшему лейтенанту отправить на задние шканцы всех вновь набранных людей и в коротких словах объяснил им, что их служба – дело необходимое. Исполняющим свои обязанности он обещал не забыть о них. Когда он обратился к Ньютону, молодой человек ответил, что он сам управлял судном и что поэтому избавлен законом от насильственной вербовки.
– Это легко проверить, – заметил капитан. – Где ваши доказательства? Ваша молодость почти опровергает такие утверждения.
– Вот мои бумаги, сэр, вот удостоверение таможни, приказ о высадке; все это у меня было в кармане, так как я собирался увести свое судно за несколько минут до того времени, когда был завербован.
– Да, все это верно, – сказал капитан, рассматривая документы. – Ваше имя?
– Ньютон Форстер.
– Это ваша подпись?
– Моя, сэр.
– Пусть клерк принесет сюда перо и чернила. Приказание было исполнено.
– Теперь напишите ваше имя, – сказал капитан. Форстер написал. Капитан и лейтенант сравнили его почерк с подписью на приказе для высадки.
– Почему вы раньше не сказали обо всем этом? – спросил капитан.
– Я несколько раз пытался сказать, но мне запрещали говорить, – ответил Ньютон; потом рассказал, как с ним поступили при вербовке и как обходился с завербованными командир вербовочного судна.
– Если все, что вы говорите, правда, а мне кажется, что это правда, вы, конечно, не подлежали вербовке, – сказал капитан. – Ваше положение тяжело, но что я могу сделать? Мы в открытом море и, вероятно, будем крейсировать в течение нескольких месяцев. Конечно, вы не можете без дела жить на военном корабле и пока останетесь с нами; вам придется нести известные обязанности. Служить своей стране не позорно, в качестве кого бы вы ни служили ей. Откровенно скажу вам, что, хотя я, конечно, не завербовал бы вас, я очень рад, что вы на моей палубе. Лучше бы у меня было пятьдесят человек вроде вас, чем множество тюремных подонков, которых мне приходится смешивать с лучшими моряками.
– Может быть, сэр, вы будете так добры, что отправите меня обратно на одном из возвращающихся в Англию судов?
– Нет, этого я сделать не могу; вы занесены в судовые книги, и после возвращения вопрос о вас должно рассмотреть. Я сочту своей обязанностью позаботиться об этом; однако я надеюсь, что до той поры вы добровольно поступите на службу.
– А в это время мой бедный отец может умереть с голоду, – произнес Ньютон, не обращаясь к своим собеседникам, а просто вслух высказывая свою мысль.
Капитан отошел и вместе с лейтенантом несколько раз прошелся по квартердеку.
– Это тяжелые обстоятельства, – наконец сказал он. – Форстер, вы знаете мореплавание?
– Да, сэр, я умею вычислять и измерять высоту солнца.
– Хорошо, это годится. Мистер Питсон, отпустите новобранцев. Их посадили за столы?
– Да, сэр.
Первые дни Ньютон плохо чувствовал себя, все для него было ново: размеры фрегата, точное и строгое распределение времени и занятий, строгость дисциплины; но вскоре он понял, что человеку, точно исполняющему свои обязанности, нетрудно служить на военном корабле. Был ужасен только тот способ, при помощи которого его заставили поступить на фрегат. И хотя Форстер часто вздыхал при мысли об отце и матери, он бодро и охотно исполнял данное ему дело и был на хорошем счету.
Капитан Норсфлит оказался добрым и человеколюбивым начальником; старший лейтенант шел по его стопам. Не прошло и шести недель, как команда дисциплинировалась; все были довольны. К тому же постоянное преследование вражеских судов, желание захватить их и ожидание призовых денег заставили большинство завербованных забыть о случившемся или, во всяком случае, перестать жаловаться. Постоянные упражнения в пушечной стрельбе порождали во всех жажду встречи с неприятелем одинаковой силы. Другие суда снабжали фрегат «Терпсихора» запасами провизии и пищи, и корабль благополучно крейсировал девять месяцев.
В течение этого времени несколько призовых судов было отправлено в Англию. Благодаря тому, что многие из экипажа сопровождали захваченную добычу, количество людей на «Терпсихоре» уменьшилось, хотя некоторые моряки возвращались на фрегат с другими кораблями.
Однажды с верхней реи заметили чужой парус, и в короткое время «Терпсихора» нагнала иностранца. Судно быстро подняло, но почти тотчас же, в знак покорности, опустило трехцветный флаг. Это был французский бриг, который шел к мысу Доброй Надежды с боевыми припасами и другим грузом. На «Терпсихоре» уже не осталось ни третьего лейтенанта и ни одного мичмана, способного вести судно; между тем, видя ценность брига, Норсфлит решил отправить его в Англию. Когда встал вопрос, кого можно назначить капитаном добычи, старший лейтенант укачал на Форстера. Капитан согласился. И вот Ньютон с пятью матросами и двумя французскими пленниками, которые должны были помогать ему, перешел на палубу «Эстель», получив письменный приказ войти в гавань Плимута, а там передать призовое судно адмиралу.
Капитан Норсфлит при этом вернул ему документы его баржи и дал письмо к адмиралу, рассказывая в нем все. Сообщив молодому человеку содержание своего письма, Норсфлит посоветовал все же ни бросать морской службы и обещал с бака перевести его на квартердек в качестве одного из помощников капитана. Ньютон поблагодарил капитана, обещал подумать о его предложении и через пять минут был уже на палубе брига «Эстель».
Очутившись вне фрегата, Ньютон ликовал; правда, на палубе «Терпсихоры» ему было хорошо, но все же теперь он освободился от невольного рабства.
Бриг «Эстель» был отличным судном и, благодаря не слишком тяжелому грузу, легко и быстро шел по воде. Поэтому Ньютон надеялся, что через две недели будет дома.
Наряд служащих, отправленных на бриг вместе с Ньютоном, состоял из двух прекрасных матросов и трех человек из сброда, набранного в тюрьмах. Капитан Норсфлит отпустил первых, так как было необходимо, чтобы часть экипажа призового судна умела водить корабли и править рулем; с бывшими заключенными он надеялся никогда больше не видаться, в уверенности, что, попав в Плимут, они немедленно сбегут.