После бури

– Посмотрим, – ответила Ана.

Ханна прокашлялась:

– Извини за вопрос, а тебе уже можно водить машину?

– Конечно! В самый раз! – уклончиво ответила Ана и рванула вперед.

– Но у тебя… есть права? – с беспокойством переспросила акушерка, когда машину занесло.

– Ну, не совсем. Но папа научил меня водить. Он часто бывает в стельку, кто-то же должен везти его домой.

Акушерку это не успокоило. Скорее наоборот.

6

Супергерои

Маттео четырнадцать лет. В этой истории он особой роли не играет – до поры до времени. Он из тех, кто мелькает на заднем плане, один из тысяч жителей городка. Его никто не замечал, когда он ездил по Бьорнстаду в самом начале бури, – все спешили по домам, и кроме того, Маттео был не из тех, на кого обращают внимание. Если быть невидимкой – это суперспособность, то он никогда о такой не мечтал. Ему бы больше хотелось обладать нечеловеческой силой, чтобы защищать свою семью. Или влиять на события прошлого, чтобы вернуться туда и спасти старшую сестру. Но он не супергерой, он так же бессилен перед своей жизнью, как город перед лицом стихии.

Маттео был дома один, когда ветер начал хлестать деревья и в маленьком домике на границе с лесом, который снимала его семья, вырубилось электричество. Они поехали за границу, чтобы забрать домой его сестру. Вообще Маттео спокойно остается один, но без света ему неуютно, поэтому он взял велосипед и поехал кататься по улицам. Упрямый подросток внутри его не хотел просить о помощи, а испуганный ребенок надеялся, что кто-то о нем позаботится. Но ни у кого не было времени.

Навстречу ему пронесся высокий толстый мужчина в костюме. Имени его Маттео не знал, все звали его Фраком, ему принадлежал большой продуктовый магазин; Фрак был одним из самых богатых людей во всем городе. Мужчина не заметил мальчика, он спешил к флагштокам у входа в ледовый дворец, чтобы поскорее снять зеленые флаги с медведем, пока ветер не разорвал их в клочья. Это его инстинкт в случае опасности: спасать флаги, а не людей.

Маттео ехал по Бьорнстаду, глядя, как соседи помогают друг другу убрать со двора лишние вещи, заносят в дом клюшки и ворота, расставленные на всех разворотных площадках, – в это время года местная молодежь гоняет по асфальту теннисные мячи, но как только выпадет снег, каждый отец семейства заливает у себя во дворе хоккейный каток. Маттео слышал, как соседи посмеивались, что у них в Бьорнстаде «хорошие друзья, но плохие сады», – возможно, те, кто живет южнее, хвастаются идеальными газонами и ухоженными клумбами, а здесь гордятся овалами из гравия и оттаявшими по весне шайбами в цветниках. Сразу ясно, кто не терял времени зря.

Маттео часто думал о том, был бы ли он таким же странным и одиноким, живи они в другом месте. Может, он начал бы болтать с другими, завел друзей, стал бы видимым. Где ты родился и каким вырос – настоящая лотерея: что ценят в одном месте, терпеть не могут в другом. Почти во всем мире одержимость хоккеем делает тебя аутсайдером и чудаком, но только не здесь. А здесь хоккей – как погода, все разговоры при встрече непременно касаются или того, или другого, темы бури и спорта неизбежны.

Быстро стемнело и похолодало, снег пока не выпал, но ветер вгрызался в мясо до костей, мальчик был без перчаток, пальцы онемели от холода. Он ехал вперед, не разбирая дороги, и на секунду отпустил одну руку, чтобы растереть другую, поэтому слишком поздно заметил машину. Яркий свет фар ослепил его. Маттео так резко затормозил, что велосипед вильнул вбок. Он ничего не видел и ждал удара, а не дождавшись, решил, что уже умер, но в последний момент каким-то образом перенес вес и вместе с велосипедом свалился на обочину. Он покатился по земле, оцарапал руки и закричал, но из-за ветра его никто не слышал.

Ни девушка, которая была за рулем, ни акушерка, сидевшая рядом, не заметили его в темноте. Все длилось не дольше мгновения, но, если бы бампер хоть немного коснулся мальчика, его бы с бешеной силой отбросило на деревья. Упади он там без сознания во время бури, его бездыханное тело нашли бы только через несколько дней, и невидимые нити, связывающие его и будущее, оборвались бы. Но мальчик все же выполз на дорогу, весь в синяках, но живой.

Всего миллиметр отделял нас от того, чтобы никогда не узнать о Маттео, но вскоре случится такое, что мы уже никогда не забудем его имя.

7

Дети

Бьорнстад и Хед – старые города, а лес, который их окружает, еще старше. Говорят, мудрость приходит с возрастом, хотя для большинства из нас это не так – старея, мы лишь накапливаем отрицательный и положительный опыт. Результат – скорее цинизм, чем мудрость. В молодости мы еще не знаем обо всех превратностях жизни, и это к лучшему, потому что иначе мы бы не вышли за дверь.

И определенно не выпустили из дома тех, кого любим.

– Ты знаешь… куда ехать? – обеспокоенно спросила Ханна.

Как акушерка она хотела добраться до места как можно скорее, но как человек, который не планировал расставаться с жизнью, она хотела, чтобы Ана не мчалась так, будто угнала машину.

Девочка не ответила. На ней была папина куртка, оранжевая, вся в светоотражателях, слишком большая, с надписью на спине «ДТП с диким животным». Папа надевал ее, когда ехал на поиски зверей, сбитых на дорогах, в машине было полно снаряжения для того, чтобы пробираться по лесу в темноте, полжизни Ана бегала здесь за отцом и собаками. Она всегда знала, что найдет дорогу с закрытыми глазами, и теперь буря решила ее проверить.

– Так ты… знаешь, куда нам надо? – снова спросила Ханна, но и на этот раз Ана не ответила.

Под ногами у акушерки болтались два теннисных мячика. Она подняла один и осторожно улыбнулась:

– А… сколько у вас собак?

Молчание. Ханна прокашлялась:

– Я про то, что в теннис у нас никто не играет, такие мячики в Хеде и Бьорнстаде могут понадобиться только тем, у кого есть собака, кто играет в хоккей на траве или для стирки пуховика…

Ана прищурившись смотрела на дорогу, она прибавила скорость.

– Что за порода? – не сдавалась акушерка.

В конце концов девочка вздохнула:

– Вы из тех, кого на нервной почве пробивает на разговоры?

– Ну да… – призналась акушерка.

– Я тоже, – сказала Ана.

Довольно долго они молчали. Акушерка прикрыла глаза и попыталась думать о чем-нибудь другом. Она старалась изо всех сил, но сердце набирало обороты, и наконец рот перестал ее слушаться:

– Мой муж мечтает о собаках! Он бредит собаками с тех пор, как мы познакомились! Если честно, я к животным отношусь очень прохладно, но, может, когда-нибудь устрою ему на день рождения сюрприз – пусть купит себе пса для охоты! Я уже и с заводчиком поговорила! У хорошей охотничьей собаки должна быть кнопка «вкл/выкл», чтобы на охоте она была настоящим зверем, а дома милым песиком. Правда? Я так смеялась, когда это услышала, – хотелось бы мне, чтобы так же были устроены пожарные и юные хоккеисты…

Ана прибавила газа и, искоса посмотрев на Ханну, пробормотала:

– Для человека, который не любит собак, вы слишком много о них знаете.

– Спасибо! – взвизгнула Ханна, закрыв лицо ладонями при виде упавшего поперек дороги дерева, которое Ана успела объехать в последний момент.

– Ну и куртка у вас, для поездки в Бьорнстад лучше не придумаешь, храбрый поступок. Я-то свою надела, чтобы нас на дороге не сбили, а ваша наоборот – в самый раз для мишени.

– Что? – почти прокричала акушерка, и только потом поняла, что впопыхах надела куртку старшего сына, красную, с эмблемой «Хед-Хоккей» на груди, она схватила первую попавшуюся в прихожей и выскочила за дверь.

Тобиас из нее уже вырос, но Ханне она все равно была велика. Время идет быстро.

– Команда уродов, – пригвоздила Ана, и Ханна мгновенно вспыхнула:

– Выбирай выражения! Там играют мои дети!

– Дети не виноваты, что вы их отправили в команду уродов, – невозмутимо ответила Ана.

Акушерка вытаращилась на нее. Потом неохотно улыбнулась:

– Любишь хоккей?

– Ненавижу. Но еще больше ненавижу Хед.

– Наша лучшая команда в этом сезоне здорово вам наваляла, – сказала акушерка, обрадовавшись возможности хоть о чем-то поговорить и отвлечься.