Когда умирает любовь

– Если честно, Лиз, не понимаю, как ты можешь смеяться над этим. Я совершенно серьезно.

Собирая в стопку статьи, Элизабет бросила на сестру проницательный взгляд:

– Ну хорошо, Джес, кто он на этот раз?

Эту песню Джессики она слышала уже столько раз, что не могла сосчитать. Всегда существовал какой-то мальчик, и Джессика клялась, что не может без него жить. Жизнь без него не имела смысла, даже если в это время полдюжины других парней вовсю обивали порог их дома, чтобы встретиться с ней.

– Как можно быть такой глупой? – возмущенно заявила Джессика. – Это не имеет никакого отношения к парням. Я говорю о том, чтобы несколько часов в неделю уделять больным людям.

– Что? – Элизабет уставилась на сестру, как будто та только что заявила, что собирается выставить свою кандидатуру на президентских выборах.

– Лиз, я думаю, мы должны записаться в сестры милосердия в больницу.

– Ты в своем уме, Джес?

– Что в этом такого безумного?

– Ничего. Просто я никогда не подозревала, что тебя так… волнуют больные люди.

– Как ты можешь так говорить? Разве ты не помнишь, как мы последний раз смотрели «Историю любви» по телевизору? Я так плакала, что извела целую упаковку салфеток. И это только за первую серию.

Элизабет вздохнула:

– Думаю, я никогда этого не забуду.

После этого Джессика неделями притворялась, что испытывает головокружение, когда кто-нибудь из нравящихся ей мальчиков подходил к ней. Она надеялась, что он примет это за какую-нибудь редкую неизлечимую болезнь. И прекратилось это лишь тогда, когда она сыграла свою роль перед Томом Маккеем и он заявил:

«Надеюсь, что твоя болезнь не заразна!»

– Ну так как? – спросила Джессика. – Ты согласна?

– Не знаю, – сказала Элизабет. – Я ужасно занята… и потом – газета, ну и все прочее.

– Но ведь для нас это потрясающая возможность спасать жизни! Ты только подумай! Как ты можешь отвергать всех этих несчастных больных?

– Я никогда не слышала, чтобы сестры милосердия спасли кому-нибудь жизнь, – сухо заметила Элизабет. – Насколько я знаю, они только бегают кругами, разнося журналы, и вообще следят за тем, чтобы никто ни в чем не нуждался. Кроме того, ты можешь обойтись и без меня. Если ты так уж жаждешь стать сестрой милосердия, почему бы тебе не записаться одной?

– Ну, пожалуйста, Лиз! Без тебя это будет не то. Мы всегда все делали вместе. К тому же отец больше тебе доверяет водить «фиат», чем мне.

– А-а, ну теперь уже понятнее…

– Значит, ты согласна? Ты запишешься? – возбужденно настаивала Джессика.

– Я этого не говорила. Мне надо немного подумать.

– Ты же сама говорила, что люди должны больше служить другим, – льстила Джессика. – И потом, представь, как нам будет здорово. Может, даже научимся делать какие-то процедуры.

Элизабет сдалась, рассмеявшись:

– Ну ладно, ты победила. Если честно, Джес, ты бы стала лучшим адвокатом, чем папа. Если ты сильно постараешься, то своими разговорами статую оживишь.

Пронзительно завизжав, Джессика бросилась обнимать сестру.

– Ты не пожалеешь, Лиз. Вот увидишь. Вдвоем это будет потрясающе.

Элизабет покачала головой.

– Не понимаю, как тебе удается меня уговаривать, – сказала она, улыбаясь.

Она никогда не могла отказать Джессике отчасти потому, что действительно любила свою сестру. С ней было очень весело, не считая тех редких случаев, когда она устраивала какую-нибудь пакость. А сейчас намерение Джессики было похвально и серьезно, и потому, несомненно, требовало поддержки. Ничего подобного за ней раньше не наблюдалось. Добровольно тратить свое время на полезное дело – это благородно. Значит, на Джессику еще есть какая-то надежда. Джессика поцеловала сестру в щеку:

– Не знаю, Лиз, что бы я без тебя делала! Ты самая лучшая в мире сестра.

Но в тот момент Джессика не думала об Элизабет. Ее мысли были с Джереми Фрэнком. Она представляла себя возле его кровати, сжимающей его руку. И он смотрел на нее с благодарностью и обожанием. В своей мечте она только что спасла ему жизнь. Кто-то дал ему не то лекарство, и он бы умер, если бы она вовремя не позвала врача. Джереми был так благодарен ей, что чуть ли не умолял быть гостьей на его передаче.

– Звучит заманчиво, – сказал мистер Уэйкфилд за обедом, после того как сестры рассказали о своем плане. – Я всегда «за», если это убережет от пагубного влияния улицы. – Он подмигнул, показывая, что только шутит.

– Это будет замечательным жизненным опытом, – вставила миссис Уэйкфилд. – Я так много узнала в тот год, когда была сестрой милосердия… – Она вздохнула. – Как будто это было вчера. С трудом верится, что моим дочерям сейчас столько же лет.

Легко было представить Элис Уэйкфилд подростком. Она выглядела ненамного старше близняшек. У нее были такие же светлые золотистые волосы и зеленовато-голубые глаза. Несмотря на то, что она занималась дизайном помещений, ее гибкая, загорелая фигура говорила о том, что она старается как можно больше времени проводить на свежем воздухе.

– Завтра после школы мы идем в больницу, чтобы записаться, – сказала Джессика. – Когда я позвонила в отдел кадров, мне сказали, что сейчас им действительно не хватает младшего медперсонала, и потому будут рады добровольцам. И чем их будет больше, тем лучше. Вы только подумайте, скольким людям мы будем помогать! – Но по-настоящему помогать Джессика мечтала только одному человеку.

– Это не только общение с больными, – сказала миссис Уэйкфилд. – Есть и тяжелая работа. Не хочу омрачать вашей радости, но вы должны знать, что вас ожидает.

Джессика нахмурилась, но Лиз не растерялась:

– Немного тяжелой работы нас не убьет, мамочка.

Джессика просияла:

– Конечно, чем больше для людей делаешь, тем больше они ценят тебя.

Миссис Уэйкфилд засмеялась:

– Не всегда. Ты-то не заметила, что я убрала твою комнату. А, Джес?

– Да там неделю придется убирать, прежде чем кто-нибудь почувствует разницу, – съязвила Элизабет.

Комната Джессики была больным вопросом, предметом многих шуток в доме Уэйкфилдов. Помимо того, что в комнате постоянно царил беспорядок, Джессика выкрасила ее в отвратительный коричневый цвет, благодаря чему получила прозвище – шоколадка фирмы «Херши». По мнению Элизабет, комната Джессики была чем-то средним между мусорной свалкой и барахолкой.

– Спасибо, мам, – ласково сказала Джессика, не реагируя на замечание сестры. – С этого момента я обещаю, что сама буду поддерживать идеальный порядок.

Когда она станет телевизионной звездой, кто-нибудь, возможно, захочет взять у нее интервью в ее доме, как в шоу Барбары Уолтерс. Поэтому она должна взять за правило поддерживать комнату в приличном виде.

Элизабет тяжко вздохнула. Это было уж слишком. Джессика становилась такой хорошей, что уже и на себя не была похожа. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. И поэтому не могло не показаться Элизабет слегка подозрительным.

– Кстати, пап, – сказала Джессика, – я слышала, что в особняк Годфреев переезжает новая семья. Это правда?