Маленький лорд Фаунтлерой

«Мне кажется, что он победит!» – подумал мистер Хевишэм. Действительно, необыкновенная быстрота ножек в красных чулочках, мелькавших перед его глазами, страшные усилия Билли Вильямса, следовавшего за ним чуть ли не по пятам, крики мальчуганов – все это почему-то волновало мистера Хевишэма.

– Я хотел бы… я хотел бы надеяться, что он победит! – прошептал он, смущенно покашливая.

В эту самую минуту компания мальчишек разразилась громким криком. Один последний рывок, и будущий граф Доринкорт достиг уличного фонаря и прикоснулся к нему как раз за две секунды до того, как задыхающийся Билли в свою очередь добрался до намеченного пункта.

– Ура! Ура! Цедди Эрролл! – орала толпа.

Мистер Хевишэм высунулся в окно кареты и взглянул назад.

– Браво, браво, лорд Фаунтлерой! – сказал он с усмешкой.

В то время как его экипаж останавливался перед домом миссис Эрролл, оба мальчугана – победитель и побежденный – возвращались, сопровождаемые неумолкаемыми криками товарищей. Цедрик шел рядом с Билли и не умолкая разговаривал с ним. Его личико раскраснелось от возбуждения, растрепавшиеся кудри прилипли к влажному лбу, а руки были засунуты в карманы.

– Видишь ли, я победил только потому, что мои ноги длиннее твоих. Потом, я ведь старше тебя на целых три дня, а это большое преимущество, – говорил он, видимо желая утешить побежденного соперника.

Подобное объяснение до такой степени подняло упавший дух Билли Вильямса, что он сразу повеселел и, позабыв, что он не победитель, а побежденный, принялся даже хвастать своими прежними успехами.

Удивительно, как Цедди Эрролл умел делать приятное людям. Даже в самый разгар своего триумфа он понимал, что побежденный противник не мог чувствовать себя таким счастливым, как он сам, и ему было бы приятно причину своего неуспеха приписывать не себе, а лишь стечению неблагоприятных обстоятельств.

В тот же день мистер Хевишэм имел продолжительный разговор с победителем в беге – разговор, который не раз заставлял его улыбаться и потирать подбородок длинными костлявыми пальцами.

Миссис Эрролл была зачем-то вызвана из комнаты, и старый адвокат и Цедрик остались с глазу на глаз. Сперва мистер Хевишэм решительно не знал, о чем говорить с таким маленьким собеседником. Ему пришло в голову, что, пожалуй, было бы полезно преподать ему несколько нужных советов относительно первой встречи с дедушкой или объяснить ему ту важную перемену, которая ожидает его в недалеком будущем. Он видел, что Цедрик не имел ни малейшего понятия о том, что предстоит ему в Англии и какова ожидающая его обстановка. Он даже еще не знал, что его мама не будет жить в одном доме с ним. Мистер Хевишэм и миссис Эрролл сочли лучшим до поры до времени не говорить ему об этом, дав ему освоиться с мыслью о его новой жизни.

Старый адвокат сидел в кресле у открытого окна, а напротив него в таком же кресле восседал Цедрик и пристально глядел на него. Он удобно откинулся в глубину кресла, прислонив свою кудрявую головку к спинке, скрестил ножки и глубоко засунул обе руки в карманы…

Старый адвокат сидел в кресле у открытого окна, а напротив него в таком же кресле восседал Цедрик и пристально глядел на него. Он удобно откинулся в глубину кресла, прислонив свою кудрявую головку к спинке, скрестил ножки и глубоко засунул обе руки в карманы – точь-в-точь как мистер Гоббс. Он весьма серьезно оглядывал мистера Хевишэма, когда тут находилась его мама, а после ее ухода продолжал все так же пристально смотреть на него.

По уходе миссис Эрролл из комнаты они оба немного помолчали. Цедрик, видимо, изучал мистера Хевишэма, а мистер Хевишэм, в свою очередь, изучал Цедрика. Он никак не мог решить, о чем может говорить старый почтенный человек с таким маленьким мальчиком, который побеждает в беге своих товарищей и носит красные чулочки на маленьких ножках, не достающих до пола, когда он сидит в кресле.

Но тут Цедрик пришел к нему на помощь и первый начал разговор.

– Представьте себе, – сказал он, – я не знаю, что значит слово «граф»!

– Неужели? – спросил мистер Хевишэм.

– Да, не знаю, – ответил Цедрик. – Но мне кажется, если мальчик должен сделаться графом, то ему следует знать, что это значит. Не так ли?

– Конечно, – согласился мистер Хевишэм.

– В таком случае, объясните мне, пожалуйста, что это такое? Кто сделал его графом?

– Король или королева прежде всего. Обыкновенно этот титул дается человеку в награду за геройский подвиг или за какую-нибудь большую услугу государству.

– О! – воскликнул Цедрик. – Похоже на избрание президента.

– Так ли это? Разве ваш президент выбирается в силу таких же заслуг?

– Конечно, – воскликнул Цедди, – как только появится какой-нибудь хороший, знающий и умный человек – сейчас же его избирают в президенты! Потом на улицах начинают появляться процессии с зажженными факелами, и все принимаются говорить длинные речи. Я иногда думал, что могу, пожалуй, стать президентом, но зато никогда в жизни не думал, что превращусь в графа… Впрочем, я не знал, что такое граф, – добавил он поспешно, сообразив, что мистер Хевишэм может обидеться, заподозрив его в нежелании сделаться таковым.

– Да, это далеко не то же самое, – возразил мистер Хевишэм.

– Почему? Разве тогда не бывает процессий с зажженными факелами?

Мистеру Хевишэму показалось, что наступил именно тот момент, когда лучше всего объяснить мальчику его настоящее положение.

– Граф – это очень знатный и важный человек, – начал он.

– Такой же, как и президент? – прервал его Цедди. – Во время выборов бывают процессии чуть ли не в пять миль длиною, пускают в воздух ракеты, а оркестр играет марши – все это я сам видел вместе с мистером Гоббсом.

– Титул графа, – продолжал мистер Хевишэм, чувствуя под собою не очень твердую почву, – принадлежит часто людям, род которых продолжается много веков подряд.

– Как так? – спросил Цедди.

– Очень древнего рода, очень старинного.

– А, – сказал Цедрик, еще глубже засунув руки в карманы, – это вроде старой продавщицы яблок, у нее тоже очень древний род. Она так стара, что едва держится на ногах. Наверно, ей уж сто лет, а она даже и в дождь стоит у парка и продает яблоки. Мне очень жаль ее, и другие мальчики ее тоже жалеют. Как-то случилось, что у Билли Вильямса оказался в кармане целый доллар, и я попросил его покупать у нее каждый день на пять центов яблок, пока хватит денег. Это должно было растянуться на целых двадцать дней, а уже к концу первой недели яблоки ему страшно надоели; но тут подвернулся очень счастливый случай. Какой-то господин подарил мне пятьдесят центов, и я тогда уж сам начал покупать у нее яблоки! Ведь так жаль бедных и старых людей. Она родилась много лет тому назад и говорит, что года эти отзываются на ее старых костях, которые так и ноют в дождливую погоду!

При виде серьезного, наивного личика своего маленького собеседника мистер Хевишэм совершенно растерялся.

– Боюсь, вы не совсем понимаете меня, – сказал он наконец. – Когда я говорю о древнем роде, то не подразумеваю под этим старость. Я хочу сказать, что фамилия таких семейств была известна с древних времен и что имена многих из них в течение многих столетий упоминаются на страницах истории их родины.

– Например, как Джордж Вашингтон, – перебил его Цедди. – Я слышал о нем со дня моего рождения, и сам он был известен еще гораздо раньше этого. Мистер Гоббс говорит, что его никогда не забудут. Это благодаря Декларации независимости и четвертому июля. Известный был человек!

– Первый граф Доринкорт, – продолжал мистер Хевишэм с некоторой торжественностью, – получил этот титул целых четыреста лет тому назад…

– Да, да, – сказал Цедди, – это очень давно. А вы рассказали маме? Ей будет очень интересно. Мы расскажем ей об этом, когда она вернется. Она любит слушать удивительные истории. Ну а что же еще должны делать графы кроме того, чтобы получить титул?

– Многие из них помогали королям управлять Англией, другие же были храбрыми воинами и сражались в былое время.

– Я бы тоже хотел сражаться! – воскликнул Цедрик. – Мой папа был военный и был храбрый – такой же храбрый, как Джордж Вашингтон. Вероятно, по этой причине он стал бы теперь графом, если бы не умер. Я очень рад, что графы храбрые люди. Это большое преимущество – быть храбрым человеком. Знаете, когда-то я боялся темноты, но потом излечился от этого, вспоминая всякий раз о храбрости Вашингтона и солдат революции.

– Помимо того, нередко титул графа имеет и другие преимущества, – медленно произнес мистер Хевишэм, устремив пристальный и любопытный взгляд на мальчика. – Некоторые графы имеют очень много денег.

Ему хотелось узнать, понимает ли его юный друг значение денег.

– Это очень хорошо, – наивно сказал Цедрик, – я бы хотел иметь много-много денег.

– Вот как? А для чего? – спросил мистер Хевишэм.

– Ну, так много можно сделать, имея деньги, – пояснил Цедрик. – Вот хотя бы, например, продавщица яблок; будь я очень богатым, я купил бы ей палатку для ее лотка и жаровню, а сам давал бы ей в дождливые дни по доллару, чтобы она могла оставаться дома. Ну, а потом я подарил бы ей еще шаль, и тогда ее старые кости не болели бы в ненастную погоду. Ее кости не похожи на наши – они причиняют ей боль, когда она движется. Это очень неприятно, когда кости причиняют боль. Если бы я был так богат, чтобы сделать все это, я думаю, ее кости не болели бы.

– Хорошо, – сказал мистер Хевишэм, – а что бы вы еще сделали, если бы были богаты?

– О, я сделал бы еще очень много. Разумеется, я накупил бы Милочке разных разностей: книжечки с иголками, веер, золотые наперстки и кольца, энциклопедический словарь и экипаж, чтобы ей не приходилось ждать омнибусов на улице. И если бы она любила розовые шелковые платья, я бы непременно купил ей такое платье, но она больше любит черный цвет. Я повел бы ее в большой-большой магазин и сказал бы ей, чтобы она получше все разглядела и выбирала себе что хочет. А потом Дик…

– Кто такой Дик? – спросил мистер Хевишэм.

– Дик – чистильщик сапог, – пояснил маленький лорд, увлеченный своими планами. – Он один из лучших чистильщиков сапог. Он стоит на углу улицы в нижнем городе. Я знаю его уже давно. Однажды, когда я был совсем маленький, мы пошли с мамой гулять, и она купила мне большой мячик. Я его подбросил вверх, но он упал на середину улицы, по которой ехало много экипажей и лошадей. Я был так огорчен, что начал плакать, я ведь был совсем маленький. Я был в коротеньких штанишках, с голыми ногами, а Дик чистил сапоги; он кинулся с громким криком на середину улицы и чуть ли не из-под ног лошадей вытащил мой мячик; он вытер его о свою куртку и дал его мне, сказав: «Готово, мальчик». Он очень понравился Милочке и мне тоже, и с тех пор на каждой прогулке мы всегда подходим к нему и разговариваем с ним. Сперва он скажет мне: «Хеллоу», а потом я ему скажу: «Хеллоу», и он начинает рассказывать мне, как идет у него дело. Плохо оно теперь идет.