– Да ты в озере утопишься.
– Вот еще.
– Точно говорю.
Разговор был вполне конкретный; оставалось только заручиться согласием миссис Шуновер. Бэзил ждал на полутемной улице, пока Джо не вернулся с ответом.
– Мама разрешила.
– А пообещала, что не будет встревать?
– Чего ей встревать? – наивно удивился Джо. – Я рассказал, как мы сегодня бесились, – она только смеется.
Школа, где учился Бэзил, называлась Академией миссис Кэри; там он убивал нескончаемые, уныло-серые часы. Ему не раз приходило в голову, что научиться чему-нибудь дельному тут невозможно, и его досада нередко выплескивалась дерзостью, но в день домашнего праздника у Джо Шуновера он застыл как истукан за своей партой, чтобы только его не трогали.
– Итак, столица Соединенных Штатов – Вашингтон, – диктовала мисс Коул, – столица Канады – Оттава, а столица Центральной Америки…
– Мехико, – предположил кто-то с места.
– Там нет столицы, – само собой вырвалось у Бэзила.
– Ну почему же, должна быть. – Мисс Коул изучала карту.
– Почему-то нет.
– Замолчи. Бэзил. Пишем: столица Центральной Америки Мехико. Так, остается Южная Америка.
Бэзил вздохнул:
– Какой смысл диктовать то, что неправильно?
Через десять минут, слегка робея, он стоял в директорском кабинете, где против него ополчились все силы несправедливости.
– Твое мнение никого не интересует, – выговаривала миссис Кэри. – Мисс Коул – ваша учительница, а ты ей дерзишь. Придется поставить в известность твоих родителей.
К счастью, отец Бэзила был в отъезде, но мама, получи она донос из школы, точно не отпустила бы его в компанию. С этой безрадостной мыслью он вышел из школьных ворот, но его тут же окликнул Альберт Мур; их матери были близкими подругами, а потому этот мальчишка сейчас представлял нешуточную угрозу.
Альберт стал изгаляться насчет вызова к директрисе и возможных последствий. На это Бэзил указал, что Альберт, в силу того что носит очки, имеет четыре органа зрения. Альберт высказался в плане претензий Бэзила на вселенскую мудрость. Беседу оживляли грубоватые упоминания о перепуганных представителях семейства кошачьих, а также о хронических шизофрениках; вскоре на смену разговорам пришли взмахи рук и подскоки, в результате чего Бэзил по чистой случайности заехал Альберту в нос. Хлынула кровь; Альберт взвыл от ужаса и страданий, решив, что по его желтому галстуку стекают последние жизненные соки.
Бэзил отправился было своей дорогой, но остановился, достал носовой платок, бросил его Альберту, в полном смысле слова распустившему нюни, и заспешил прочь от этой жуткой сцены – проулками, задворками, лишь бы оставить позади свое преступление. Через полчаса он обогнул дом Джо Шуновера, постучался у заднего крыльца и попросил кухарку доложить о его приходе.
– Что такое? – удивился Джо.
– Я еще дома не был. Подрался с Альбертом Муром.
– Ну ты даешь. Он очки снял?
– Нет, а что?
– За избиение очкарика можно в колонию загреметь. Слышь, мы, вообще-то, сейчас обедаем.
Бэзил уныло сидел в переулке на каком-то ящике, пока не прибежал Джо с новостями, достойными близких сумерек.
– Насчет игр на поцелуи – не знаю. Мама говорит, это глупости.
Перед Бэзилом еще маячил призрак исправительной колонии.
– Хоть бы она заболела, – рассеянно пробормотал он.
– Не смей так говорить про мою маму!
– А я что? Я хочу сказать – хоть бы ее сестра заболела, – спохватился Бэзил, – тогда бы твоя мама уехала к ней.
– Да я не против, – задумался Джо, – только чтоб не сильно.
– А в самом деле, нельзя позвонить твоей маме и сказать, что у нее сестра заболела?
– Ее сестра в Тонаванде живет. Если что – прислала бы телеграмму.
– Айда к Толстяку Палмеру – договоримся насчет телеграммы.
Сын квартального дворника, Толстяк Палмер, несколькими годами старше их, был рассыльным на почте; он курил и сквернословил. Доставлять фальшивую телеграмму он наотрез отказался, но за четвертак согласился раздобыть чистый бланк и поручить доставку одной из младших сестренок. Деньги на бочку, авансом.
– Постараюсь достать, – задумчиво сказал Бэзил.
Они поджидали его у многоквартирного дома, до которого было несколько кварталов ходу. Бэзил отсутствовал минут десять, а потом вышел с мученическим видом, раскрыл ладонь, где лежал четвертак, и присел на край тротуара, поджав губы и жестом попросив, чтобы его не трогали.
– Откуда деньги, Бэзил?
– От моей тетки, – с трудом выдавил он и добавил: – За яйцо.
– Да ты что?
– За сырое яйцо.
– Ты яйцами приторговываешь? – стал допытываться Толстяк Палмер. – Послушай, я знаю, где можно доставать…
Бэзил застонал:
– Мне пришлось выпить сырое яйцо. Она помешана на здоровом питании.
– Шальные деньги как с куста, – поразился Толстяк. – Я этих яиц выпил…
– Заткнись! – взмолился Бэзил, но было уже поздно.
Яйцо не пошло впрок – оно было тут же принесено в жертву любви.
II