Радужное тело и воскресение. Духовное достижение, растворение материального тела и случай Кхенпо Ачо

Это монастырь, к которому официально принадлежал Кхенпо Ачо. Мы с Дугласом Даквортом и Джоном Морганом отправились в гомпу, чтобы попробовать взять интервью у трёх гелугпинских ринпоче из этого монастыря. Этих трёх людей наш тибетско-швейцарский консультант в исследовании, господин Шицеганг, назвал духовными друзьями покойного Кхенпо Ачо.

Монастырь, по форме немного напоминающий двойной амфитеатр, располагался на возвышенности над городом. Это весьма впечатляющее строение, главные здания которого недавно восстановили. Как обычно бывает в таких больших монастырях, основные здания окружают более мелкие дома, в которых проживает большая часть монашеской общины. Некоторые монахи также проживают в комплексе небольших отдельных комнат в основных зданиях.

Мы подошли к монастырю по узким улочкам Кандзе, которые шли в гору по левую сторону от него, не понимая толком, как найти главный вход в этот комплекс строений. Наконец мы вышли к небольшому входу, где нас приветствовал молодой мирянин-кхампа Таши Джамсо, который, к счастью, свободно говорил на лхасском диалекте. Он сразу согласился показать нам монастырь и познакомить с монахами, которые знали покойного Кхенпо. Как мы выяснили позже, Таши происходит из очень уважаемой семьи, живущей в деревне недалеко от Кандзе, где располагается ани-гомпа, то есть община монахинь. Эта община до сих пор глубоко предана Кхенпо, который был их гуру. С помощью Таши нас представили гелонгу Ба Сонгу, который без колебаний дал нам драгоценный агиографический текст (rnam thar) о Кхенпо Ачо, написанный гелонгом Сонамом Пунцогом перед смертью Кхенпо. Помимо прочего в тексте говорится, что, когда Кхенпо учился в Лхасе, его основным учителем был Триджанг Ринпоче, который также обучал Тринадцатого Далай-ламу. Последняя глава жизнеописания, где описана смерть и проявление радужного тела, хранится в общине монахинь на другом берегу реки. Нам сообщили, что автор этого жизнеописания ныне сидит в тюрьме за политическую агитацию – очевидно, за очерк в поддержку независимости Тибета. Гелонг Ба Сонг и другой монах перечислили таких известных очевидцев и близких учеников Кхенпо:

• лама Пуяг (также произносится как «Пийок»), двоюродный брат Кхенпо, присутствовавший в момент его смерти;

• лама Лобсанг Ньендраг, близкий ученик;

• лама Норта (упоминается позже), родственник и близкий ученик Кхенпо;

• два монаха-новичка, у которых мы позднее брали интервью в Индии.

Лама А Кхьюг (произносится Чьюк), мастер ньингма, глава монастыря возле Пейюла, не присутствовал в момент его смерти: с ним ученики советовались о подробностях процедур после смерти. Сейчас ему около семидесяти, и он был близким другом покойного Кхенпо по Дхарме. Когда Кхенпо умер в возрасте восьмидесяти одного года, лама Норта и лама Ньендраг не знали, что делать с телом своего мастера. Лама А Кхьюг велел им оставить тело на семь дней, чтобы появились знаки, что они и сделали. Выражения «семь дней» и «знаки» означают, что могло проявиться радужное тело. В эти семь дней никто не наблюдал тело напрямую. В течение недели люди стали прибывать в скит Кхенпо, чтобы выразить ему почтение. Спустя семь дней тело исчезло. Монахи говорят, что Кхенпо «осуществил намерение своих духовных практик» (dgongs pa rdzogs), а это формальное подтверждение того, что он достиг просветления. Это произошло в 1998 г. в седьмой лунный месяц (август – сентябрь).

Скит Кхенпо Ачо в деревне Лу Ма Га, Восточный Тибет

Нам сообщили, что скит Кхенпо находится в регионе Ньяронг, к югу от Кандзе, в населённом пункте под названием Ломага (Lo ma ga, то есть kLu ma gompa на кхамском диалекте, что означает «монастырь Госпожи Нагов»). Там есть небольшая хижина, что располагается на склоне горы, где Кхенпо прожил около девяти лет. Я показал Таши, гелонгу Ба Сонгу и помощнику фотографии из статьи о Кхенпо, написанной в Дхарамсале, и они смогли узнать друга по Дхарме по имени Лама Тулку До Ло, который живёт в гомпе ньингма в Ньяронг Да Гье, с которым мы, к сожалению, не смогли поговорить. Он также написал историю о жизни и смерти Кхенпо.

После нашего визита в главный монастырь Кандзе Таши Джамсо отвёз нас в резиденцию Кьертага Ринпоче, женатого ламы традиции гелуг, который живёт в доме в нижней части Кандзе в комплексе одноэтажных зданий, где обитают два других воплощённых ламы этой гомпы со своими семьями и помощниками. Кьертаг Ринпоче чувствовал себя не очень хорошо, но любезно принял нас. Он сказал, что в своём предыдущем воплощении учился в Лхасе вместе с Кхенпо Ачо и они были друзьями по Дхарме, совместно обучаясь у Триджанга Ринпоче. Его собственный наследственный монастырь – Беру Гомпа, в пятнадцати километрах западнее Кандзе. Раньше он был великим центром традиции бонпо. Он посоветовал нам найти Пемо Лхага, ученика Кхенпо, который сейчас находится в Индии, и побеседовать с ним, но впоследствии мы не смогли опросить его.

Затем Кьертаг Ринпоче описал эпизод, произошедший за год до смерти Кхенпо. Примечательно, что ни в одном из жизнеописаний не упоминается этот эпизод, который отражает близкие личные отношения между Кхенпо и старшими монахами Кьертага Ринпоче в его монастыре традиции гелуг.

Временами Кхенпо посещал Ринпоче, чтобы провести гадание (мо). Из-за их связи по Дхарме и из-за имени Ринпоче (sKye brTag, что буквально означает «результат гадания»)

Кхенпо захотел выяснить время своей предстоящей смерти. В 1997 г. он пришёл на сеанс гадания. Ритуал показал, что Кхенпо должен создать тханку с небесами Тушита (dga'Idan yid dga 'chos' dzin), которая будет знаком дальнейших событий. Кхенпо должен был скончаться и попасть на небеса Тушита, проявив радужное тело на земле. Мы спросили, где сейчас эта тханка. Ринпоче не знал, но предположил, что она может быть в Ньяронге. Он не хотел обсуждать дальнейшие подробности проявления радужного тела. Также имеет значение, что тибетская форма названия небес Тушита соответствует названию великого монастыря Ганден, основанного Дже Цонкапой недалеко от Лхасы и являющегося резиденцией главного ламы традиции гелуг. Ринпоче неявно подтверждал принадлежность Кхенпо к гелуг как результатом гадания, так и тем фактом, что в нашей беседе он рассказал именно об этом эпизоде – и ни о каком другом. Также представляет некоторый интерес то, что ни в одном из жизнеописаний не упоминается это гадание, хотя, как сообщают, выполнялись конкретные ритуалы долгой жизни. Возможно, этот эпизод опустили, поскольку такая практика предполагает, что Кхенпо в каком-то смысле был обычным монахом, отягощённым кармическими следами, которые ещё предстояло очистить.

Кьертаг Ринпоче из гомпы Кандзе, отец Фрэнсис Тизо и Таши, тибетский гид

Далее я спросил о том, что почувствовал Ринпоче, когда осознал в ходе гадания, что Кхенпо Ачо вскоре умрёт. Он ответил, что последователи Кхенпо уже проводили пуджи долголетия для него, поэтому он был не сильно удивлён, что тот подходит к завершению своей жизни. После гадания мо ученики продолжили молиться о его долголетии, хотя и знали, что он скоро умрёт. Кхенпо был очень счастлив, что умрёт и попадёт на небеса Тушита, потому что знал, что таким образом приобретёт благую карму и устранит все загрязнения. Важно отметить, что в этой личной беседе двух духовных друзей упоминается «устранение загрязнений». Это противоречит жизнеописательным историям, которые предполагают, что Кхенпо уже устранил все загрязнения задолго до последнего года своей жизни. В ходе гадания мо Кхенпо попросил Ринпоче говорить всё, «что придёт ему в голову». Итак, вместо того чтобы выполнить обычную процедуру

, он спонтанно сказал, чтобы Кхенпо заказал эту тханку. Я спросил, вернётся ли Кхенпо с небес Тушита в качестве тулку. Были ли какие-то подобные указания? Мне ответили, что сейчас это неясно. Его Святейшество Далай-лама сказал общине, что не стоит искать его воплощение; Кхенпо будет приносить пользу существам так, что в итоге это станет известно.

Община монахинь – учениц Кхенпо Ачо возле Кандзе в Восточном Тибете

Ринпоче сказал нам, что не знает о других проявлениях радужного тела в недавнем прошлом, что отвечает сдержанной позиции его школы в отношении таких феноменов.

В отношении каких-либо загадочных знаков, которые остались после Кхенпо, Ринпоче сказал, что не видел таковых, но ученики Кхенпо сказали ему, что на месте, где лежало тело, стояла полная чашка воды, которая опустела через один-два дня. О таком довольно банальном наблюдении не упоминали никакие другие информаторы. Похоже, так он уклонился от ответа. В тот же день в сопровождении Таши Джамсо наша команда посетила ани-гомпу на другом берегу реки от Кандзе, чтобы встретиться с настоятелем, ламой Пуягом (также произносится «Пуйок», «Пийок»). Он был вдохновлённым «поборником дела» Кхенпо Ачо; этим я хочу сказать, что он, похоже, стремился пробудить в других преданность этому ламе, который был ему очень дорог. Благодаря его доброте мы смогли получить от монахинь последнюю главу жизнеописания Кхенпо, написанную Сонамом Пунцогом. Этот текст, который мы приводили выше, описывает период его смерти и проявления радужного тела.

Также состоялась очень трогательная встреча с монахинями, которые получили много учений и посвящений от покойного Кхенпо. Просматривая текст последней главы в присутствии монахинь и ламы Пуяга, я увидел слова dad-gus, которые означают «вера и преданность». Это выражение призвано выразить намерения автора жизнеописания. Я мягко указал на эти слова и объяснил их важность. Монахини стали проливать искренние слёзы преданности, одна за другой, пока все лица, в том числе членов нашей исследовательской группы, не стали мокрыми от слёз.

После этой беседы на следующий день мы планировали выехать в монастырь ламы А Кхьюга, друга Кхенпо по Дхарме, с ламой Пуягом и тремя монахинями. В тот вечер мы посетили ламу Кангсара Самгьела, мастера школы гелуг, который сказал нам, что тулку До Ло также написал короткое житие (rnam thar) Кхенпо Ачо. Он сказал, что никогда не получал учений от Кхенпо, но лама До Ло и лама Пуяг знали Кхенпо лучше и смогут дать нам больше сведений и подробностей. Он подчеркнул, что Кхенпо был великим исследователем традиции гелуг и провёл всю свою жизнь в затворничестве. Его учителем был Три-джанг Ринпоче. Он сказал нам, что ничего не знает о других проявлениях радужного тела, подтверждая наше впечатление, что ламы гелуг не хотят обсуждать вопросы, не входящие в сферу компетенции своей традиции. Из жизнеописания Кхенпо Ачо явствует, что он с детства получал учения как от мастеров гелуг, так и от мастеров ньингма, и явные противоречия отсутствовали, кроме как в отношении его монашеского посвящения. (Похоже, он впервые получил посвящение как монах ньингма, затем повторно получил посвящение в традиции гелуг.)

18 июля 2000 года.

В гомпе Я Че, деревня Чунг Тай на дороге в Пелъюл (Байю)

Чтобы найти это отдалённое место, нужно миновать маленькую гомпу ньингма – Тромге (Tromgey), связанную с линией передачи Чагдуда Тулку, что основал один центр в Северной Калифорнии, который я хорошо знаю. После гомпы дорога резко поворачивает направо, в сторону Пелъюла. Я отслеживаю дороги по очень подробной карте на китайском, которую купил в Чэнгду. Я пытался запомнить китайские иероглифы, означающие разные города, которые мы проезжали по пути.

Поездка на арендованном внедорожнике оказалась сложной не только из-за плохой дороги, но и из-за постоянных перебранок между водителем-китайцем и ламой Пуягом. Несмотря на то что нас сопровождал известный лама и три монахини, водитель был убеждён, что на нас нападут бандиты-кхампы. Неустанная борьба между чаем (Китай) и чангом (тибетским пивом) постоянно мешала нашему путешествию и исследовательской работе. В итоге нам пришлось сократить число дней на этом этапе работы, потому что ситуация вышла из-под контроля.

В любом случае нам удалось взять интервью у ламы А Кхьюга, брата Кхенпо Ачо по Дхарме, в крупной и очень простой монашеской общине гомпы Я Че, что возле города Чунг Тай, на запад по дороге в Пелъюл, недалеко от границы между Тибетским автономным районом и провинцией Сычуань. Этот лама был родственником ламы Пуяга, который играл роль проводника и помощника нашего переводчика Дугласа Дакворта. Монашеская община, как нам сказали, состоит из тысячи монахов и тысячи монахинь, и все они учились под руководством ламы А Кхьюга. Две общины собрались, словно два огромных стада, по обе стороны от резиденции ламы. Действие происходило в фантастической обстановке высокогорных степных пастбищ, где почти нет деревьев. Нас окружали гряды холмов, а вдали мы могли разглядеть заснеженные шапки гор.

После некоторого хаоса, когда вдохновлённые молодые монахи собрались посмотреть на только прибывших иностранцев, нас допустили в присутствие ламы. Без особых церемоний лама А Кхьюг сообщил, что обладает всеми учениями о радужном теле и сам их реализовал.

Лама А Кхьюг сказал нам, что Кхенпо Ачо, его друг по Дхарме, достиг радужного тела, потому что получил учение от авторитетного, реализованного гуру и практиковал эти учения, пока они не стали неотъемлемой частью его опыта. Чтобы обрести радужное тело, нужно было с усердием получать учения и практики. Он провёл вместе со своим учителем пятьдесят четыре года. Нужно практиковать не менее шестидесяти лет, чтобы возникли результаты. Ученики выстраивали свою практику долгое время. Лама не разрешил нам записать эту беседу на диктофон.

Я не мог не заметить, что лама владеет впечатляющей коллекцией изящных бронзовых статуэток йидамов и более чем двадцатью очень старыми дрилбу (ритуальные ручные колокольчики), которая составляла разительный контраст с очень простой обстановкой. В один из моментов нашей беседы он показал две свои фотографии в темноте, которые, как предполагалось, показывают его способность проявлять тонкое тело света. Я смог довольно детально изучить эти фотографии при угасающем дневном свете, потому что нам пришлось покинуть комнату ламы, чтобы группа посетителей могла предложить хадаки и сделать подношения. На одной фотографии тело ламы находилось в позе для медитации, и его силуэт слабо светился. На другой фотографии, более впечатляющей, чем первая, виднелись три очертания тела в свете, при этом полосы света выходили из каждого контура тела, и одно слегка находило на другое. К сожалению, наступали сумерки, и мне не удалось сфокусировать камеру на фотографиях, чтобы воспроизвести их. Эти фотографии, если они подлинные, были нашим единственным документальным подтверждением сверхъестественного феномена светового излучения от тела.

Позднее в тот вечер мы провели ещё одну встречу с ламой А Кхьюгом, чтобы прояснить, что он хочет сказать о радужном теле. Во время этой беседы он стал вести себя более провокационно, почти как йогин smyon-pa (безумный йогин, эксцентричный учитель мудрости). Он спросил нас: «Готовы ли вы остаться здесь навсегда? Верите ли вы, что перед вами лама, который обрёл радужное тело?». По правде говоря, меня глубоко тронули его слова, которые он повторил несколько раз: «Радужное тело видят не телесными глазами, но глазами сердца (sems)». Он говорил эти слова, выразительно жестикулируя, и продолжил настаивать, что «воззрение», или «взгляд»

, содержится в нашем уме, и его нельзя изучить в книгах. «Только благодаря практике и видению ламы как Будды этот взгляд можно осуществить на собственном опыте. Бесполезно просто говорить; нужно практиковать. Поэтому я советую вам: получайте учения от ламы о правильном взгляде. Затем тренируйтесь. Когда вы поняли этот взгляд, тогда и только тогда вы сможете помогать другим. Только тогда вы действительно сможете приносить пользу людям».

Лама А Кхьюг читает эпос «Гесар» на фестивале возле своей гомпы Я Че в Восточном Тибете, июль 2000 г.

В своей речи лама А Кхьюг часто подчёркивал различие между телесными глазами (mig) и глазами сердца (sems). Он также часто обращался к своим чёткам-мала, которые держал в руке, и говорил: «Можно прочесть много мантр с помощью мала, но смысл имеет внутренняя реализация». Его мысль показалась мне совершенно ясной: недостаточно ни философского обучения, ни обычных форм религиозной практики. Для реализации радужного тела требуется более продвинутая форма духовности, которая должна стать неотъемлемой частью жизни йогина.

Хотя то, что он говорил, имело большое значение для традиции ваджраяны и не только, порой казалось, что он реагирует не на наши реальные вопросы, а на лхасский диалект, который мы использовали, чтобы их задать, словно этот диалект был для него символом пустого философствования, не подкреплённого опытом медитации. Гневная поза ламы несколько смущала ламу Пуяга, весёлого и открытого монаха. Мне удалось уловить большую часть того, что говорил лама А Кхьюг на грубом кхамском диалекте, поскольку его послание было, в сущности, довольно простым и настойчивым. Он часто указывал на своё сердце, когда использовал слово sems, что значит «сердце-ум», и жестикулировал, держа в руках свои чётки-мала из 108 бусин, чтобы подчеркнуть необходимость внутренней реализации.

Он хотел сказать, что мистический опыт – необходимый знак реализации; и это стало очевидно, когда он поделился историей из собственной жизни. Однажды он отправился в гомпу в Кандзе, где встретился с ламой того монастыря. Он взглянул на него и увидел образ Ченрези (Авалокитешвары) у него на лбу – образ, невидимый для большинства людей, но видимый для ламы А Кхьюга. Он осознал, что тот лама – достойный учитель, и почувствовал доверие к нему. Таким образом, казалось, лама А Кхьюг выражает некий экуменический дух: когда признавал, что лама гелуг обладает определённой реализацией, достаточной, чтобы пробудить в нём веру. Он дал нам задание: попросил найти что-то на его лице, чтобы проверить нашу способность понимать его намерения. Я присмотрелся и заметил определённое сходство его внешности и поведения с архиепископом Этторе ди Филиппо, который рукоположил меня в священнический сан. Лама А Кхьюг был доволен этим ответом, который был в согласии с подходом гуру-йоги. В ходе беседы с нами он благословлял других посетителей, стоявших за окном, с помощью небольшого флажка на деревянном шесте, который он держал в руке.

По всей видимости, прекрасное произношение Дугласа Дакворта на лхасском диалекте напомнило ламе тон преподавателя философии гелуг. Он подчеркнул, что рискованно слишком сильно проникаться схоластической философией и, наверное, лхасским подходом в целом. Было бы интересно услышать его беседу с Кхенпо о годах их обучения в начале жизни.

Когда он понял, что я христианский лама, то спросил меня, есть ли феномен радужного тела в христианстве. Я привёл одно из толкований воскресения, но оно, казалось, мало его впечатлило. Он также уклонился от дальнейших вопросов о своём друге, Кхенпо Ачо, и снова стал подчёркивать различие между образами, воспринимаемыми глазами (mig), и образами, доступными только сердцу-уму (sems). Его уклончивость вызвала у меня чувство некоторой неопределённости, которую лишь отчасти развеяли события, что произошли спустя несколько дней после этой беседы. Возможно, он хотел сказать, что радужное тело сводится к феномену ума или равнозначно словесному выражению почитания святого человека? Трудно поверить, что человек, у которого есть две собственные фотографии, на которых он светится, который утверждает, что способен проявить радужное тело, не верит в буквальную реальность этого сверхъестественного феномена

.

19 июля 2000 г.

Гомпа Я Че в день фестиваля

Я надеялся, что мы сможем взять интервью у ламы А Кхьюга этим утром, но он был занят, потому что в монастыре отмечают важный праздник. К северо-западу от деревни, в поле, местные кхампы разбили палаточный лагерь. В честь праздника несколько тысяч человек поставили разноцветные палатки, и в поле толпились лошади, яки и люди в традиционных костюмах. Этим утром должно состояться чтение эпоса «Гесар», сопровождающееся танцами. Говорят, что Гесар родился в этой части Тибета, поэтому попасть сюда в это время было особенно прекрасно. Во второй половине дня проходит чтение жизнеописания Миларепы с танцами, которое нам, к сожалению, придётся пропустить из-за болтовни нашего водителя, «мистера Чая». Лама А Кхьюг, который будет петь эти сказания, сидел на парадной площадке в маленькой будке, украшенной хадаками (шёлковыми шарфами). Все монахи и монахини сидели вокруг парадной площадки в первых зрительских рядах. Тибетцы, собравшиеся в большом количестве со своими лошадьми и яками, создавали такое впечатление, будто со времён Шёлкового пути здесь ничего не изменилось. Словно Марко Поло во время его путешествий в конце XIII в., мы, группа исследователей, – единственные нетибетцы среди присутствующих. В представлении совершенно отсутствуют обычные «туристические» искажения, распространённые во многих регионах Азии. Представление целиком в духе кхамп, в тибетском духе, и его пронизывает чувство благоговения людей, которые приехали сюда, чтобы практиковать Дхарму на фестивале.

В одной части эпоса присутствовали драматичные танцы, и на танцовщиках были сложные царственные костюмы. Боги и богини, герои и царицы шествовали перед толпой, а лама А Кхьюг напевал древние мелодии по временной системе громкой связи. Нас пригласили в актёрские палатки, где молодые монахи наносили сложный макияж и подгоняли всевозможные костюмы. Очаровательного молодого монаха-новичка, не старше четырнадцати лет, переодели в старую каргу – потешного персонажа, который выступает как противовес к торжественности драмы. Его маска имела спутанные седые волосы и огромный крючковатый нос. Пока мы фотографировали актеров, он забавлялся – ни на миг не выходя из роли, как настоящий клоун. Когда я позировал для снимка с парой актёров, то спросил Дугласа Дакворта, который фокусировал камеру: Am I in the picture? (Англ. «Я попадаю в кадр?». – Прим. пер.) Мальчик-клоун, не задумываясь, заговорил: Ma yin, ma yin, обыгрывая слова am I in и интуитивно отвечая на вопрос, ведь ma yin означает «нет». Конечно же, этот мальчик не знал английского языка, но, похоже, такая безделица, как языковой барьер, не мешала ему шутить.

Монахи прекрасно отдыхали на фестивале, но наше присутствие стало отвлекать их внимание; всем хотелось посмотреть в наши камеры и бинокль, словно они видели такие вещи впервые. (Вполне возможно, так оно и было.) Тот факт, что подобные мероприятия ещё проводятся в современном Тибете, указывает на устойчивость тибетской культуры, особенно в отдалённых районах. Это также предупреждает нас о прочных границах внутреннего дискурса в подобном культурном мире. В эту среду редко проникает внешний мир, и обмен информацией, даже при доступности интернета в некоторых крупных городах, таких как Литанг, должно быть, сильно фильтруется.

В течение того дня мы, исследователи, пытались понять реальный смысл гневной риторики «безумного йогина» ламы А Кхьюга. Возможно, он не любит тратить время на людей, которые вряд ли станут его учениками, что касается и Чатрала Ринпоче в Парпинге, что возле Катманду. Поскольку во время исследовательской поездки я не имел официального положения в Церкви, то вполне готов был уйти в затвор под руководством настоящего ламы, но здесь правительство едва ли одобрит иностранца с просроченной визой. Мы должны ночевать только в государственных гостиницах; вообще наше пребывание в монастыре прошлой ночью, хотя с точки зрения логистики оно было единственным возможным решением, строго говоря, незаконно. Почему-то мне кажется, что мы могли бы немного продвинуться вперёд, если бы отправились на встречу с ламой рано утром, возможно, даже перед рассветом.

Нам пришлось вернуться в Кандзе до представления, посвящённого Миларепе, из-за того что в Чунг Тай могло не быть бензина. Скопились тяжёлые дождевые тучи, что усилило наше беспокойство, когда мы ехали обратно по очень плохой дороге. В пути мы остановились у полицейского участка, где дорогу заградили четыре грузовика. На один из них только что напали пять вооружённых бандитов, которые скрылись с деньгами. Как ни странно, вместо того чтобы немедленно покинуть этот регион, водители грузовиков тратили время и выражали свои соболезнования. Нашему внедорожнику наконец удалось протиснуться мимо грузовиков по однополосной трассе; похоже, мы чудом избежали шумихи.

20 июля 2000 г.

В скиту Кхенпо Ачо, деревня Ло Ма Га (гомпа Лу Ма), округ Ньяронг

После очередной тяжёлой поездки по той же дороге из Кандзе в Пелъюл вблизи от полицейского участка / караван-сарая, где мы видели ограбленный грузовик, мы свернули с шоссе на дорогу, покрытую мелким песком, которая, должно быть, ещё несколько лет назад использовалась лесовозами. Я попытался найти эту дорогу на подробных картах западной части Сы-чуани, и, похоже, она совпадала с непроходимой теперь дорогой из Литанга в Кандзе. Проехав несколько километров по дикой местности, внедорожник не смог двигаться дальше, потому что река, которая протекает вдоль дороги, затопила её и поглотила большие отрезки шоссе. Тогда мы с великой радостью продолжили путь без мистера Чая в счастливом обществе ламы Чанга (то есть ламы Пуяга), пообещав снова встретиться с мистером Чаем примерно в шесть вечера на том же месте. После короткой двадцатиминутной прогулки мы – словно по волшебству или благодаря телепатии – встретили двух юных монахов-послушников и двух монахинь, которых мы покинули у этого поворота накануне, на обратном пути из гомпы Я Че. Они настояли, что будут нести наши рюкзаки, и убежали вперёд, чтобы собрать множество ароматных цветов для алтарей скита. Примечательно, что все цветы были либо красными, либо жёлтыми, словно отражали гармонию между красными и жёлтыми традициями тибетского буддизма, которая отличала жизнь Кхенпо! В пути мы видели признаки варварской вырубки лесов, которая нанесла экологический ущерб всему региону. Жилищ видно не было, но мы наткнулись на ламу с женой, которые сушили корни валерианы, разложив их на дороге. Мы сделали краткую остановку, чтобы пообедать в этой идиллической обстановке, куда ещё не вторглись сотовые телефоны и компьютеры. Продолжив путь по дороге, всё сильнее размываемой рекой, мы встретили старика с лошадью, который любезно предложил нам повезти часть багажа. После трёх часов пути мы пересекли реку по относительно новому мосту, за которым оказались совсем близко от скита Кхенпо. Слева стала видна небольшая ступа. Дальше, внизу в долине, теперь виднелась деревня Ло Ма Га (гомпа Лу Ма) с её скромным монастырём. Деревня была очаровательным местом, а долина, к которой мы приближались, – одним из самых прекрасных ландшафтов в этой части света, хотя в этом регионе и вырубили многие леса.

Наша группа исследователей в Восточном Тибете, на тропе к деревне Лу Ма Га