Не нужно нам других миров

И ещё его что-то крайне раздражало. Это были огни. Мерцающие огни. Огни светофоров, реклам и дискотек. Ему, прожившему долгие годы в глуши, претили все эти символы урбанизации. Он любил тишину и покой.

Он часто спрашивал себя, зачем ему понадобилось переезжать в крупный город. И сам себе отвечал: поближе к издательству. Нет, наверно, он уже не любит свой прошлый захолустный покой. Теперь подавай ему городские покои богато обставленной квартиры. Чтобы каждая полочка, каждая занавеска светилась достатком и заслуженным отдыхом.

Однако Мигель Динас как писатель был ещё очень далёк от осуществления своей мечты. Избранный им путь достижения состояния безмятежности был тернист и неспокоен.

– Не пишется. Может быть, это оттого, что мне душно. Выйду на балкон…

Напротив его дома красовалось довольно оригинальное в архитектурном отношении здание. Его арендовал местный молодёжный клуб. Не было вечера, чтобы там не проходили концерты, спектакли, вечеринки или дискотеки. Естественно, из-за постоянного шума этот район считался не самым престижным в городе. Но многообещающий писатель не хотел этого понимать. Он думал, что заплатил вполне достаточно, чтобы вести подобающий литератору образ жизни.

Особенно Динасу досаждали дискотеки. Подсознательно он просто завидовал молодёжи за её раскованность и перспективность. И, согласно своей логике, рассуждал, что именно дискотеки, точнее, шум доносившейся до него музыки и мерцающие огни, не дают ему возможности сосредоточиться.

Действительно, эти огни действовали на него странным образом. Ему становилось душно. Он начинал нервничать, потеть и подёргивать верхней губой. Потом он отключался на какое-то время. Проходили, возможно, доли секунды или минуты. Но даже в течение этих мгновений он успевал мысленно перенестись в зал к танцующим и отплясать какой-то танец. Особенно ему нравились танцы под медленную музыку, когда он мог обнять свою партнёршу, не получив при этом пощёчины.

Момент прихода в себя, свой сон или галлюцинации он помнил смутно. Хотя сам факт перемещения он помнил и решил этим воспользоваться в будущем. У него даже оставалось странное, но очень приятное ощущение в кончиках пальцев правой руки. Ему казалось, что он чувствует женское упругое тело. Да, горячее, страстное тело. Подушечки пальцев правой руки Динаса начинали пульсировать. Эти страстные толчки передавались и всему его телу. Неизведанные грешные уголки его души раскрывались похотливыми цветами орхидей.

– О, Господи! Что это? Почему я не ощущал этого раньше? Как можно стать писателем, не изведав даже тысячной доли грешных чувств? Прости меня, Господи! Грешен я, ой, как грешен…

– Не надо, ха-ха-ха, ну, не надо! Ах ты, шалун какой! Я не разрешаю! Перестань! Ха-ха-ха! Я же сказала, перестань. Мне щекотно!

Девица стояла в тёмном углу. За дверью гремела музыка. Дискотека была в самом разгаре. Возле девицы стоял довольно тщедушного вида парень. Он всё норовил её обнять. Ещё в зале он заметил её крупную грудь в тесной белой кофточке и короткую чёрную юбку. Девушка поминутно тянула юбку вниз. Куда там, разве можно тянуть широкий пояс. А юбка скорее напоминала пояс, и приподнималась до полного неприличия. Так и стояла бы эта девушка, бесконечно одёргивая юбку-пояс, если бы не этот парень. Уже при первых аккордах заунывной музыки он довольно резво приблизился к ней и пригласил танцевать. Девушка согласилась, и они чинно прошли в центр зала. Туда же продефилировали ещё несколько пар. В воздухе «запахло» романтикой.

Протанцевав вдвоём несколько танцев подряд, девица сослалась на духоту и предложила выйти из зала. Вот тут и настал черёд юноши. Он наклонил своё разгорячённое лицо к её уху и стал что-то шептать. Она ничего толком не могла расслышать из-за шума доносящейся из зала музыки. Потом парень попытался её обнять и поцеловать. Девушка сделала вид, что рассердилась и хотела его оттолкнуть. Но он оказался довольно сильным и снова прижал её к себе. На этот раз она не сопротивлялась, а вся отдалась поцелую. В то же самое время она почувствовала, как его рука залезла к ней под юбку.

Вот тут она и разворковалась, смущаясь и смеясь от щекочущих низ её упругого живота пальцев.

– Перестань, не надо, ты слышишь, что я тебе говорю? Шалунишка! Тебе не стыдно? Я ещё даже не знаю, как тебя зовут…

Парень снова стал искать её полные губы.

– Питер меня зовут. А тебя?

– Ха-ха-ха, перестань, мне щекотно! Меня зовут Люси…

Они всё ещё стояли в темноте. Потом дверь открылась, шум дискотеки оглушил целующихся, а мигающий свет осветил их любовный уголок.

– Питер! Ну, ты когда-нибудь вытащишь руку из-под моей юбки?

– Люси, ты разве не видишь, что я тебя обнимаю обеими руками? Я не лез тебе под юбку…

– Питер! Что же ты врёшь? Ты мне уже чуть трусы не порвал! Питер!

– А…

Оглушительный крик на секунду перекрыл шум дискотеки. Кричала Люси. Истошно, до срыва голосовых связок. Её крик перешёл в дикий рёв. Он буквально отбросил Питера к противоположной стене. Девушка как-то сразу вся обмякла и упала на пол. Из зала в их угол повалила молодёжь. Никто ничего не понял, но такой крик мог испугать и озадачить кого угодно. Девушку подняли и унесли в зал. А парня стали допрашивать, что он наделал. Почти одновременно послышались звуки сирены патрульной машины и машины скорой помощи.

Питер стоял, не шевелясь. Перед его потемневшими от ужаса голубыми глазами всё еще мелькала выползающая из-под юбки Люси бледной змеёй чья-то рука…

В роскошном ресторане в центре города этим вечером царило необычное оживление. Все столики были заняты. Вышколенные официанты ловко сновали между столиками, разнося на больших подносах заказы. Голова могла с лёгкостью закружиться от гремучей смеси запахов дорогих духов и изысканных блюд.

Дамы поражали своими нарядами и причёсками. Казалось, что в этом зале самые известные кутюрье со всей Европы решили показать свои последние модели. Мужчины были одеты в традиционные токсидо. Они выполняли для своих дам ту же функцию, какую выполняет для вкусных конфет обязательная, но совсем не оригинальная оберточная бумага.

На каждом столе красовался массивный подсвечник с зажжёнными свечами. Все люстры были погашены, и только эти свечи освещали возбуждённые раскрасневшиеся лица гостей. Этим вечером в зале ресторана не было случайных посетителей. Все гости пришли чествовать мэра города в связи с его юбилеем.

Вечер был в самом разгаре. Уже гости прослушали заздравные речи. Уже были выпиты первые бокалы с раритетным испанским Vega Sicilia. Поданы тапас – холодные и горячие закуски. Оркестр что-то тихо наигрывал на небольшой полукруглой сцене. Мелодия была приятной и никому не мешала наслаждаться едой и беседой с соседями по столу. Всё шло по плану.

Принесли следующее блюдо. Им оказался ароматный черепаховый суп в серебряных супницах. Официанты подходили к каждому столику и разливали его по тарелкам.

Супруга мэра хотела сразу попробовать суп. Зачерпнув ложкой немного густой коричневатой жидкости, она быстро поднесла её ко рту и чуть не обожглась. Суп оказался очень горячим. Ей пришлось ждать, пока он остынет. От нечего делать дама стала медленно помешивать его ложкой. Кусочки черепашьего мяса чередовались с нарезанной морковью. В капельках жира игриво мерцали отражения свечей. Тем временем её взгляд скользил по сторонам. За соседним столиком кто-то из гостей, наверно, тоже ждал, пока остынет суп, помешивая его. Лица гостя ей не было видно. Но что-то показалось женщине странным. Приглядевшись, она поняла, что гость помешивает в своей тарелке не ложкой, а… указательным пальцем.

«Какой невоспитанный человек… И невыдержанный! Он, что, не может подождать, пока ему принесут ложку? Интересно, кто это? Он работает в нашем муниципалитете? Кто его пригласил? Надо узнать у мужа, кто этот гость… Стыд какой! Такого человека нельзя приглашать в приличное общество…». С этими мыслями жена мэра стала интенсивно обмахиваться веером. Она прямо закипела от возмущения. Невоспитанный гость всё ещё продолжал помешивать суп пальцем. Супруга уже было повернулась, чтобы спросить мужа об этом странном госте, как вдруг этот человек приподнял свой указательный палец над супом и помахал даме. Казалось, этим жестом он хотел ей дать понять, что не стоит вмешивать в эту историю мэра.

Дама ещё больше возмутилась и стала дёргать мужа за рукав, чтобы привлечь к себе его внимание. Её взгляд всё ещё был прикован к наглому гостю. В следующее мгновение она почувствовала непонятную тяжесть на своём колене. Слегка отодвинув стул, она хотела посмотреть, что же ей стало давить на ногу. На своём колене, плотно обтянутом бордовым атласом вечернего платья, она увидела чью-то бледную кисть, указательный палец которой делал отрицательный жест. Дико вскрикнув, женщина повалилась с массивного стула на пол.

Мэр так и не понял, почему его жена упала в обморок. Гости окружили его столик, помогли поднять её и вызвали скорую помощь. Люди стали подозревать, что обморок случился из-за недоброкачественной пищи. Вечер был испорчен.

Мигель Динас потихоньку приходил в себя после того страшного инцидента с отрубленной рукой. Конечно, до полного выздоровления ещё было далеко. Вряд ли можно совсем такое забыть… И всё-таки время от времени писатель начинал бормотать:

– Рука, где моя рука? Никто не видел мою руку? Куда она подевалась… Почему её не нашли… Она должна быть дома… Сестра, попросите доктора, пусть пойдут ко мне домой и найдут руку… Сестра, я умоляю вас, пусть её найдут и принесут мне… Сестра!

– Не волнуйтесь, вам нельзя волноваться! Найдут вашу руку. Потом медсестра шла в ординаторскую и звала дежурного врача. Тот приходи к Динасу, выслушивал такую же тираду и тоже пытался его успокоить. А в записях о состоянии больного добавлялась ещё одна: навязчивые бредовые идеи в связи с поисками им же отрубленной кисти.

Дни шли за днями. Динаса пока не выписывали, давали успокоительные и наблюдали за его поведением. Рана в культе почти затянулась. Но Динас уже через неделю что-то почувствовал в руке, точнее, в кисти. В отрубленной им кисти… И хотя ему объяснил врач, что боли в отсутствующих конечностях – это так называемые фантомные боли, давно известный факт, Динас всё равно волновался. То, что он чувствовал в отсутствующей кисти, вроде бы и нельзя было назвать болью. Это ощущение даже он как писатель не мог передать словами.

Сначала Динас забывал, что у него нет правой кисти, и порывался ею «брать» ложку, вилку, чашку во время еды. Потом он попросил лист бумаги и ручку пытался «писать» фантомной рукой. Когда он понял, что ему, собственно, нечем писать, то заплакал, как ребёнок.

Он сначала довольно чётко чувствовал положение кисти и пальцев в пространстве. Порой жаловался, что его правая фантомная кисть сжимается в кулак, пальцы сведены, впиваются в ладонь, от чего кисть устает и болит.

Ему ещё повезло, что доктор оказался довольно терпеливым и без устали разъяснял своему знаменитому пациенту про фантомные боли, возникающие в определённых участках мозга. И не только про боли, а и про все другие ощущения: всё идёт от головы. Голову-то не отрежешь, а вот чувствуются боль, или удовольствие, или насыщение, или… благодаря ей и в ней. Человеку же кажется всё иначе.

Но Мигель Динас ощущал в отсутствующей кисти ненависть, месть и злобу. Почти каждую ночь ему снилось, что рука вернулась, сидит у него на груди и мерно постукивает по ней указательным пальцем. Потом она начинает медленно подползать к его горлу. Охватывает горло длинными бледными пальцами и начинает потихоньку его сдавливать. Писатель хочет крикнуть, позвать на помощь, но из горла вырывается лишь громкий хрип. Он хватает кисть левой рукой и пытается оторвать от себя. Однако пальцы сильнее его и сдавливают горло с ещё большей силой.

– Помогите! Рука! Моя рука! Помогите! Я задыхаюсь! Помогите…

Иногда ему всё-таки удавалось громко позвать на помощь.

Медперсоналу надоели его ночные крики. Врачи не понимали, почему не действуют обезболивающие и снотворные. Медсестра обычно подходила к нему и старалась успокоить. Когда одним утром врачи во время обхода увидели у Динаса синяки, жутким ожерельем красовавшиеся на шее, они не на шутку забеспокоились. Его решили всё-таки поместить в психиатрическое отделение. На консилиуме обсуждали диагноз. Подозревали, что это писатель сам себя душит левой рукой.

Почему врачи тянули с выводами? Дело было даже не в медицине, а… в местной прессе. Папарацци, как всегда, охотились за «жареными» фактами. Им нужна была сенсация. Чем же не сенсация для жёлтой прессы, когда известный писатель Мигель Динас сначала зачем-то отрубает себе одну руку, а потом пытается удавиться другой? Прекрасный загадочный сюжет для вечно скучающего праздного обывателя.

Однажды, зайдя в комнату со шкафами для медикаментов, ещё даже не включив свет, один молодой фельдшер заметил, что всегда опечатанный металлический шкаф с наркотическими и психотропными веществами открыт. Оставлять шкафы с лекарствами открытыми было серьёзным нарушением внутрибольничных инструкций. Тем более, шкафы с сильнодействующими препаратами. Фельдшер подошёл и закрыл дверцу.

– Это же надо! Даже ключ не вытащили из дверцы! Надо сообщить заведующему отделением.

Пока он искал нужный препарат в соседнем шкафу, в только что закрытом услышал лёгкое постукивание. Сначала он подумал, что это ему показалось. Недоумевая, фельдшер снова подошёл к первому шкафу. Что-то колотилось в дверцу изнутри! Что именно, он не понял. Не успел парень снова раскрыть шкаф, как получил сильный удар в глаз. От боли он скорчился, закрыв лицо руками. Придя немного в себя, выбежал в коридор.

Той же ночью Мигель Динас закашлялся во сне, будто чем-то поперхнулся. Сплюнув на салфетку, успел заметить при тусклом свете таблетку. Отдышался, попытался уснуть. Не прошло и нескольких минут, как он почувствовал что-то горькое во рту, по-видимому, снова таблетку. Динас попытался её выплюнуть, но, кто-то опять насильно затолкнул ему таблетку глубоко в горло. На этот раз глотательный рефлекс сделал своё дело; Динас её проглотил. Но на этом истязание не кончилось: невидимый «доктор» заставил его выпить и какой-то жидкий препарат.

Примерно через час Динасу стало плохо. Он почувствовал, будто его тело куда-то уплывает. Сердце бешено колотилось, а единственная ладонь стала мокрой и холодной от пота. Писатель позвал сестру. Пока она пришла, ему стало ещё хуже. Всё закружилось перед глазами. А сердце сжалось, как стальными тисками. Сестра позвала врача. Измерили давление, пульс. Динас весь покрылся испариной. Потом его тело стали сотрясать чудовищные судороги. Он хотел кричать, но не мог: отказала речь…